Огонь! Этот круг от света костра, эти причудливо затененные лица, смех и разговоры… впрочем, этот звук куда-то исчез из его памяти, словно они находились за стеклом, а он был снаружи и разглядывал их через окно. И одно лицо было больше остальных… И вот он уже с усилием поднимался на ноги, уже тянулся за седлом, чтобы водрузить его на спину Оберона, и воспоминание, от которого его сознание старалось отгородиться, вернулось к нему. Да, это смеющееся лицо принадлежало Малахии, он хохотал в свете костра, по другую сторону того невидимого барьера, и было это только вчера. Малахия не вернулся с поля боя. Кит видел, как он упал, нет, это было не во время первой атаки и не во время второй… Кит точно не знал когда, но Малахия не вернулся…

Кит оседлал Оберона, пальцы его онемели от сырости и холода. Он неловко возился с застежками, но уставший Оберон терпеливо стоял, не двигаясь. Кит довел его в поводу до Руперта, пролагая себе дорогу среди крепко спящих людей, не замечавших даже, когда он ненароком спотыкался об их тела. Лицо Руперта было мрачным, однако принц не выглядел усталым, нет, он был крепким как скала и непобедимым. Кит жадно впился в него глазами, поражаясь его спокойной уверенности и выдержке.

– Мы отправляемся на поле битвы, – сообщил Руперт. – Там скоро, как только рассветет, появятся жадные до падали хищники, и они растерзают все, что движется. А там ведь могут оставаться раненые, нуждающиеся в помощи. Ты поедешь?

Кит кивнул и обвел взглядом группу, окружавшую принца: нет, это был не отряд, просто несколько человек, вероятно, привязанных к Руперту, вроде него самого, влекомые потребностью, более сильной, чем сон.

– Тогда садись в седло, – сказал принц. – У меня есть еще одно дело – я должен отыскать Фолкленда. Он ненавидел эту войну, и все-таки когда потребовалась его жизнь, он отдал ее без колебания. Я должен привезти его тело.

Никто, конечно, не произнес вслух, что лорд Фолкленд ненавидел также и принца. Да, погибнуть за великое дело – прекрасно, но погибнуть за дело, в которое ты сам не веришь, – трагедия.

Всадники неторопливо скакали к месту вчерашнего сражения. Над полем висел туман, он, словно дым, цеплялся тонкими нитями за скорчившиеся повсюду, потемневшие от росы фигуры, молоком собирался в ложбинках… Зрелище было неземное, фантастическое, становящееся более кошмарным из-за красоты этой легкой дымки. Они продвигались вперед медленно, высматривая уцелевших. Их можно было отличить по простому прикосновению: мертвые уже окоченели и были холодными, очень холодными… Малахию Кит отыскал, как ему показалось, спустя значительное время. Он лежал лицом к земле, немного в стороне, как бы сам по себе, прямо там, где упал. Перевернув его, Кит увидел, что вряд ли он долго мучился: выражение лица Малахии было спокойным, таким спокойным, как будто смерть явилась за ним во сне.

Земля, которую выделили Амброзу и Нелл, находилась на северном берегу реки Пэтаксент. Это была превосходная местность с плодородной почвой, красивыми высокими деревьями и стремительными ручьями, а еще им дали четыреста акров болотистой земли вдоль реки Литл-Чоптенк. Только спустя некоторое время они обнаружили, что этот последний участок располагается на восточном побережье Чесапикского залива, то есть на противоположном берегу от их имения. Строго говоря, прошло более года, пока они толком выяснили это, поскольку первым делом им пришлось расчищать основной участок от этих красивых деревьев, потом возводить дом, а потом еще и огораживать его…

Целых девять недель они пересекали Атлантический океан. Моряки говорили им, что это было вполне удачное и быстрое плавание. Однако переселенцам было не до скорости, они думали только об омерзительной погоде, о неистовых водах океана, о морской болезни, о неудобствах и монотонности путешествия. Порой им целые дни приходилось просиживать в темном, отвратительно пахнувшем трюме, питаться лишь сыром, корабельным хлебом из испорченного зерна да соленой рыбой, запивая все это скудным глотком слабенького пива. Их терзали тошнота от качки, а потом еще и вши с клопами и разные болезни – словом, мало кто из них не мечтал бы никогда не слышать и не знать об этом Новом Свете. Нелл и Амброзу удалось сохранить относительную бодрость духа. Амброз забавлялся тем, что организовал из пассажиров хор и устраивал музыкальные представления, ну а Нелл помогали молитвы и надежды на будущее. Еще находясь на борту корабля, Нелл обнаружила, что она беременна, и это позволило ей увереннее смотреть в будущее. Предстоящее материнство влило также новые силы в молитвы, которые она возносила преимущественно под покровом темноты, поскольку большинство пассажиров были пуританами того или иного толка. Ну и как это всегда принято у людей низкого происхождения, они подозрительно относились ко всему, что даже отдаленно походило на папизм. Нелл очень старалась не обнаружить присутствия подарка Мэри-Эстер, запрятанного в самой глубине одного из сундуков.

Во время этого путешествия она куда больше узнала об их кабальных слугах и в целом, была рада, что ей предоставилась такая возможность, пока они еще не заброшены судьбой все вместе в незнакомые земли. Нелл обнаружила, что чета Хэммондов и Джозия Пулмен были глупыми и безразличными ко всему людьми, трудолюбивыми, но не имевшими никакого образования, ни духовных устремлений, ни мыслей о будущем. Они трудились на своей земле точно так же, как это делалось испокон веков, не думая о времени. Они страдали в тяжелую годину, но им никогда не приходило в голову воспользоваться ситуацией, когда дело шло на лад, и накопить хоть что-нибудь на черный день. Их прежний землевладелец умер, а новый, который, ясное дело, был куда моложе и энергичнее, стремился получить побольше дохода от своей собственности и сильно поднял их арендную плату. Хэммондам было не под силу выплачивать дополнительные деньги, и потому молодой хозяин выгнал их, и супруги вынуждены были скитаться по стране, Пока случай не занес их в раскинутые Эдмундом сети. Нелл понимала, какой от них будет толк: Хэммонды станут делать то, что им прикажут, – конечно, при условии, что их задания окажутся достаточно просты, – и делать это они будут хорошо, хотя и медленно. Но любой чрезвычайный случай или даже просто перемена ситуации поставила бы их в тупик, и они стояли бы столбом и тупо таращили глаза, пока кто-нибудь не вызволил бы их из беды или не объяснил бы им, как надлежит справиться с затруднением.

Среди простых работников спокойным и надежным человеком был только Роберт Апдайк. Старше остальных, ему уже стукнуло тридцать восемь лет, он имел вид довольно привлекательный. Да, люди такого склада обычно бывают умелыми и смышлеными работниками. Нелл обладала чем-то вроде удивительного таланта общения с людьми – тот же дар, что был у ее сестры Руфи в отношении животных – она могла многое в них чувствовать, хорошие ли они или плохие, какой из них можно извлечь прок. И Нелл с самого начала поняла, что в Роберте было что-то такое… какой-то изъян, нет-нет, не то чтобы явный порок, но во всяком случае некая слабость. И эта слабость проявилась, когда они провели в плавании несколько дней: он был пьяницей, причем такого типа, что порой мог оставаться трезвенником по нескольку месяцев кряду, а потом вдруг пускался в безумный запой, который на несколько дней делал его ни на что не пригодным и еще несколько дней после запоя он «болел». Этим-то и объяснялось спокойствие Роберта, равно как и тот доселе непонятный факт, что, хотя он и был хорошим работником, его прогоняли с одной фермы за другой.

Уилл Бревер, мужчина огромных размеров, обладал силой гиганта и мозгами недоразвитого карлика. У него было широкое красноватое лицо, постоянно расплывшееся в улыбке; жесткие и сухие белесые волосы, стоявшие торчком на голове, словно щетина на метле. Но никакого вреда он в себе не таил, просто он был как бы недоделан, и ниспослан в этот мир готовым лишь наполовину. Впрочем, как вскоре обнаружила Нелл, Пен Хастер тоже оказался недоделанным: у него отсутствовали напрочь всякие понятия о морали. Он ехал вместе с Уиллом, и было совершенно очевидно, что куда бы ни направили они свои стопы, Пен использовал крепкие мышцы Уилла и его по-детски добродушный нрав, чтобы окружить себя теми или иными удобствами. Он был невысоким, пронырливым, довольно неприятным созданием, с долей этакой звериной ловкости, когда надо было унюхать пищу или отыскать убежище. А еще он обладал коварным, скупым, трусливым, ленивым нравом и совершенно не умел отличать добро от зла.