Никогда не было ясно вполне, какое именно воспоминание или иллюзия могут остаться здесь. Когда этот мир впервые был обнаружен, вскоре стало ясно, что существовали образы, которые здесь возникали мгновенно и тут же таяли, были те, которые оставались на некоторое непродолжительное время, будто питаясь, тем, что о них иногда вспоминали, а были и такие, которые однажды появившись, оставались здесь навсегда. Поэтому здесь существовали места, которые Эо, да и Ио, лучше бы обошли стороной, чем встретиться с тем, что там жило.

Ио, отбросив беззвучно шипящую тушу паразита, поморщился. "Надоели… Однако, Эо похоже их хорошо раззадорил…" Пиявки стали заметно агрессивнее. Но связываться с Ио они не решались. Этот древний землянин слишком чувствителен был к обидам, а его гневные раскаты грома здесь в мире иллюзий грохотали и сверкали потом еще несколько дней. А им эти фейерверки ни к чему. Поэтому, затаив глухую ненависть в темнеющих глазницах, цирцеиане осторожно щупали его, отыскивая место на его теле, которое отдаст им своего хозяина с потрохами, и рассказывали, рассказывали…

Сейчас он стоял, широко расставив ноги, на холодном пустынном пляже. Автомат-уборщик тихо жужжал в вечерних сумерках, методично перебирая поднимаемый мусор и гальку, и отбрасывая галечник обратно. Не было никого.

Старомодный Ио вынужден был, наконец, признать, что придется переодеться и сесть в машину. Перед ним высилась громада современного города, и попасть в него по старинке не получится.

Сюда Ио зашел в надежде найти амулет. Для него это было важно.

…Совершенно случайно, отклонившись от курса поиска немного севернее, он, наконец, услышал долгожданное. Очередной цирцеианин, посиневший от бессильной злобы, процедил в ответ на вопрос об амулете и Эе:

— Вещица… славная… Ваша…

— Почему знаешь? — брезгливо отстранился Ио от беззубого малюсенького рта, потянувшегося к нему.

— Сон… про… вас… Пугается… Сильно…

— Где?

— Иди… В город… Там… Найдешь… наших…Тебе… Скажут.

Свалившись, тело-дым протекло сквозь землю иллюзорного мира и, оставшись виднеться небольшим серым бугром, вздрогнуло, прицепившись где-то в мире людей.

Ио, услышав глухие звуки музыки, рванул на этот звук в надежде заглушить в себе растущую, но непозволительную сейчас ненависть…

И вот теперь, переодевшись в черную, из лакированной тонкой кожи куртку-френч, серый свитер и черные бархатные джинсы, но все-таки оставив свои длинные волосы распущенными, он, постояв некоторое время, глядя на снующие взад-вперед машины, исчез…

Появился он через некоторое время уже в персональной черной линзе. Без раздумий вмешавшись в непрерывный поток таких же машин, Ио шарахнул рукой по светящейся панели управления.

Машинка нервно вздрогнула, выдала весь набор предупреждающих сигналов, разразилась жуткой музыкальной феерией, оглушившей его, и, въехав в соседнюю линзу, принялась медленно падать вниз, постепенно набирая скорость совсем в обратную сторону.

Но это был бы не Ио, если бы он опустил руки и сидел, ожидая, пока долетит до земли и шваркнется. Строптиво поджав губы, с развевающимися волосами, с безумными воплями орущей Sound System, он уже бережней коснулся сенсорной панели и вынудил машину приостановить падение. Ломая красивые ажурные контуры обочины объездной магистрали, он вырулил вновь в середину потока, и стал медленно подниматься вверх, наконец, задумавшись, куда собственно ему податься в этом человеческом муравейнике.

"Придется опять трясти цирцеиан", подумал Ио.

Свернув в один из ярусов, он въехал брюхом машины на мощеный тротуар и остановился. Обалдев от музыки, нашел кнопку и выключил музыку.

И ушел. Ушел в психополе. Пара-тройка паразитов и он на месте, размышлял Ио, стоя на тротуаре с непрорисованной плиткой. Они виднелись везде. Как и в любом другом городе, их здесь было очень много.

"Неужели людишки не чувствуют, что им паразиты расшатывают нервы…", думал он, нахохлившись от холодного ветра. "Столько лет, и ни одному в голову не пришло, отчего их нервная система начинает визжать, отчего на пустом месте из ничего рождается зло… Хотя…", он дернул клубок дыма к себе, "… сами они и порождают его, цирцеиане только усиливают эффект, лишь бы их торкнуло"

Решив, что искать проще будет сразу в иллюзорном мире, Ио отыскал машину, забытую своим хозяином навсегда, побоявшись неточно воспроизвести сложный механизм этой штуковины.

Высовываясь время от времени в окно, он хватал какого-нибудь паразита и через минуту уже двигался дальше. Волосы его развевались на ветру, цепкие пальцы не знали промаха, и если бы ненавидящие его цирцеиане умели двигаться быстрее, их бы уже не было видно, но они могли лишь бессильно шипеть и извиваться, следя впалыми глазницами за своим врагом. Так он добрался до четвертого уровня уже ночного города.

Ио устал. Он был злой и замерзший, потому что окно в машине было открыто, и холодный осенний ветер с мелким дождем сек лицо. И потому что этот уровень безумного города, поднявшегося высоко от земли, был очередным безликим уровнем. Безликим Ио называл отсутствие домов на улице отраженного мира. Их просто не было. Перед Ио была дорога, мельтешил трамвайчик, фонари, тротуары и… множество вещей, — столов, кроватей, какие-то картины, одежда, и экраны… Много экранов, поющих, говорящих, с новостями, с телефонной связью… Люди здесь ничего не вспоминали, не мечтали, они приходили уставшие, смотрели телевизор, ели, спали, уходили на работу… Они не стали хуже или равнодушнее, они… не любили этот город, они не радовались начинающемуся дню, не напевали себе под нос, когда шли на работу, не выбегали на балкон, чтобы подставить лицо крупным каплям дождя… Они проживали безрадостные, унылые дни, и не было вокруг них ничего, за что цепляется человек, вспоминая свою жизнь.

Черная линза тихо неслась по замерзшей пустынной улице. Ио с напряжением всматривался в предметы, уныло отпечатанные в ночной мгле. Ему, привыкшему относиться ко всему происходящему с большой долей равнодушия, потому что уже давно ничто его не связывало с этим миром, становилось страшно. Его отрешенность от мира людей сейчас как пелена спала с глаз, и он ошарашено смотрел на этот могильник человеческих чувств и эмоций. Он забыл, что холод еще недавно раздражал его. Сейчас он просто искал хоть что-нибудь, что согрело бы его душу. И нашел…

Возле дороги, над мощеным тротуаром, на котором видны были все плиточки до единой, в воздухе, примерно на уровне второго этажа, видны были… Три окна… Стены… Двухкомнатная квартира. Лестница в подъезде вела на второй этаж. Дверь была закрыта. И почуяв запах горячих пирогов, услышав женский смех и страшно приятный звук хорошо знакомого уже ему музыкального инструмента, называемого гитарой, Ио растроганно сморкнулся. Здесь жили Люди.

Средиземное море давно уже слилось с Черным и Красным морями, избавившись от всех мелких своих островов, лишь большой остров Аравия радовал своих жителей своим наличием. Однако в центральной части острова по-прежнему была пустыня…

Эо устало вглядывался вдаль, отмечая про себя, что фантом все больше уклоняется на восток. Горячее дыхание пустыни вскоре дало о себе знать, и Эо порадовался, что это расстояние оказалось далеким от реального. Что могло привести Эю сюда? Или его ведут за амулетом? Или вообще ведут в западню? Этот вариант Ио тоже не исключал. Цирцеиане и древние люди всегда были готовы в любую минуту вцепиться друг другу в глотку. Это случалось несколько раз, но никогда ни к чему не приводило, кроме очередного молчаливого перемирия. "Самое страшное случится тогда…", говаривал иногда Ио, "… когда люди полностью покорятся цирцеианам, когда они захотят переловить нас по одиночке, как случалось уже не раз, и выселят…, не зная, что на этот раз мы на их стороне…"

Когда машина раскалилась как сковорода на углях, а кондиционер в машине почему-то решил стать вентилятором, нагнетающим обжигающий воздух извне, Эо, наконец, заметил, что фантом остановился… Его одинокий силуэт маячил впереди, на высоком гребне песчаного бархана.