Ей надо бы сразу сообразить, как только Брент спросил ее о софтболе, что вся его команда состоит из женщин. Все они энергичные, ловкие, чуть-чуть влюбленные в своего тренера. Даже Лили Олвин, о которой Эмма знала, что она счастлива в замужестве и уже родила не одного ребенка, начинала часто моргать и улыбаться, едва Брент заговаривал с ней.

Эмма вообще-то не возражала помочь команде, пока не приехали после летних отпусков все ее участницы. А потом она сама улетит в Вашингтон. К тому же, когда Брент предложил ей поиграть, она ухватилась за это, как утопающий за соломинку.

Вспоминая об их поцелуе, Эмма чувствовала себя виноватой. Что это на нее нашло? Наверное, какая-то сумасшедшая реакция в организме после болезни.

Такое не должно больше повториться. Когда ее сердце бешено забилось и стали дрожать колени, а его ладони коснулись ее голой спины, ей надо было убежать! Эмма вздрогнула, вновь поймав себя на запретных мыслях.

Хватит думать об этом. Всего несколько дней назад они даже не были знакомы. Да и вообще, что она знает о его чувствах? Слишком быстро он очнулся и взял себя в руки. Он помог ей счистить краску, которую она разлила, и все время что-то говорил о своих пойнтерах. Она обиделась, а надо было благодарить Бога, что он хоть его не лишил здравого смысла.

Весь день Эмма не могла избавиться от этих мыслей, пытаясь убедить себя, что ничего особенного не произошло. Наконец она увидела мяч и мгновенно обо всем забыла. Она всеми силами души желала, чтобы это был не ее мяч, слишком давно она не играла и очень боялась подвести команду.

Мяч оказался ее, и она включилась в игру.

Сколько угодно Эмма могла убеждать себя, что ее отношение к Бренту вызвано физиологией, жарой, болезнью, но это к его голосу она прислушивалась, пытаясь определить, куда упадет мяч, и это его одобрения искала, готовясь к игре.

Упустив мяч, Эмма чуть не застонала от огорчения, но мгновенно взяла себя в руки, догнала его и передала напарнице. Теперь она чувствовала себя легкой и быстрой. Виновато глянув на Брента, она вернулась на свое место в ожидании новой игры.

Больше Эмма не допускала промахов и ни разу не подвела команду. Они победили, и Эмма, вспомнив, что не играла семь лет, осталась довольна собой. Ей не хотелось думать о том, что завтра у нее будет болеть все тело от непривычной нагрузки.

Пока Эмма вместе со всеми бежала с поля, она искала глазами Брента, даже не замечая этого.

– Кажется, кто-то говорил, что не умеет играть? – ехидно спросил он, одобрительно поглядывая на нее и подавая ей банку с водой.

Эмма взяла ледяную банку и прижала к щеке.

– Я даже не представляла, что еще не все забыла.

– С вами все в порядке? – участливо спросил он, видя ее прилипшие ко лбу кудряшки и пылающие щеки.

– Да. Я просто набегалась и переволновалась. – Она улыбнулась ему.

Он еще что-то хотел ей сказать, но она повернулась к нему спиной, решив во что бы то ни стало сохранять дистанцию. Максимум – дружеские отношения. Она немного забылась утром, но больше этого не допустит.

Эмму обступили другие участницы игры, благодарили за помощь и приглашали пойти с ними в единственный ресторан в Уэбстере съесть пиццу и тем самым отметить победу.

Когда они стали рассаживаться по машинам, Эмма с радостью приняла приглашение Лили Олвин, которую помнила с детских лет. Ее семья занимала дом на той же улице, по соседству с домом Мэгги.

Едва они уселись за столик и им принесли воду и пиво, как Лили принялась болтать.

– Я слышала, Брент спрашивал, все ли с тобой в порядке. Может, он считает, что ты не должна была играть через неделю после смерти бабушки? Впрочем, кому, как не ему, знать, что Мэгги от души посмеялась бы над такими предрассудками!

– Да нет, он сам меня пригласил. – Эмма не удержалась и посмотрела в ту сторону, где сидел Брент и непринужденно болтал с окружавшими его дамами. – Просто я приболела пару дней назад и ему пришлось со мной повозиться.

Лили заметила потеплевший взгляд Эммы и улыбнулась еще шире.

– Да? А что с тобой было?

– Малярия.

– Где ж ты ее подхватила?

Эмма стала рассказывать о своей жизни в Африке, а потом о сенегальской деревне, где прожила какое-то время, распределяя продукты, присланные правительством Соединенных Штатов.

– Там очень многие болели малярией. Особенно дети, – сказала она, пожав плечами и махнув беспомощно рукой. – Мне и в голову не приходило, что я тоже могу заболеть. Провалялась две недели. Было ужасно плохо. Отпуск полетел насмарку. И… – В эту минуту Эмма заметила, что за столом воцарилась тишина и все внимательно ее слушают. Она перехватила взгляд Брента и поняла, что он не пропустил ни слова из ее рассказа. Интересно узнать, о чем он думает. – К счастью, в Дакаре тоже можно лечиться, – договорила она.

Одна из женщин обмолвилась о том, как трудно избавиться от тропических болячек, и все повернулись к ней. Эмма взглянула на Брента. Он смотрел на нее с такой нежностью и теплотой, как еще никогда не смотрел. Сердце Эммы сладко заныло.

– Мэгги гордилась тобой, – услышала она голос Лили. – Каждый раз, когда мы с ней встречались, она рассказывала о твоей головокружительной карьере. Наверно, ты очень интересно жила? Особенно в Париже?

– Всякое случалось, – ответила Эмма уклончиво.

Глаза Лили загорелись.

– Не поверю, что ты не встретила там какого-нибудь галантного француза и не закрутила с ним роман.

– Нет, ничего такого не было. – Эмма рассмеялась и покачала головой, развеселив соседок. – Я просто познакомилась там с еще одним сотрудником нашего посольства. Мы с ним… обручились.

Едва Эмма сказала это, как тут же пожалела о своих словах. Это была неправда. Они с Дэниелом, конечно, говорили о браке, но не конкретно, и ей вдруг пришло в голову, что это лучший способ удержать Брента Форреста на расстоянии. Почему бы не использовать Дэниела в качестве буфера между ними, а то уж слишком быстро она подпала под колдовские чары этого красавчика Брента!

– Его зовут Дэниел Кендол.

Брент наверняка все слышал, потому что нахмурился и отвернулся.

Эмма и сама была смущена своим враньем и постаралась перевести разговор на другую тему…

Потом Брент повез ее домой. Его старая машина скрипела и кряхтела больше обычного, но все-таки покорялась своему хозяину. Он промолчал почти всю дорогу.

– Эмма! – тихо проговорил он, наконец остановив машину и выключив мотор.

Она повернулась к нему и заметила, что он внимательно разглядывает ее.

– Что, Брент?

– В тот отпуск, который вы проболели, куда вы собирались ехать?

Эмма поерзала на сиденье и потянулась к ручке дверцы, забыв, что та плохо открывается изнутри.

– Это было год назад. Не все ли теперь равно?

– Для меня нет.

Он накрыл своей горячей ладонью ее руку. Эмма вспыхнула, но руку не убрала.

– Так куда все-таки вы собирались ехать в отпуск, Эмма?

У Эммы вдруг задрожали губы. Почему-то ей стало необыкновенно важно, чтобы он не думал о ней плохо.

– Я собиралась без предупреждения нагрянуть к Мэгги. Она мне писала, что у нее болит спина, и я знала, что она будет сидеть дома. Ведь я не виделась с ней ни разу после того, как она приезжала во Францию. Если человек, которого вы любите, стареет, чувствуешь необходимость побыть с ним подольше. – Она посмотрела на него и поспешно отвернулась. – Копишь воспоминания на будущее, верно?

– Верно.

Он долго молчал, не отнимая руки.

Эмма не знала, надо ли рассказать ему, как Мэгги восторгалась им, а ей почему-то не хотелось встречаться с ним. И вдруг она поняла, что это нежелание возникло из ее чувства вины. Разве она не сознавала, что бросила Мэгги и что именно поэтому ей не хочется видеть человека, который взял на себя заботу о ее любимой бабушке.

– Эмма, я был не прав. Забудьте все, что я говорил вам. Я не имел никакого права осуждать вас.

Она подняла к нему пылающее лицо и встретила его открытый взгляд, но тут же отвернулась, чтобы он не видел, как у нее дрожат губы и она не может произнести ни слова. Эмма еще ни разу не слышала, чтобы он говорил таким виноватым тоном.