– Мой папа был великий маг, член Совета чародеев, звали его Таурисар, я в честь него назван.

Маг замолчал, сложил ручки на тощей груди и выжидающе на меня вытаращился. Пришлось оказать ему ответную любезность:

– Я не знаю кто мой папа. Никогда его, засранца такого, не видела. Мама одна меня растила. Знаю только, что звали его Абрам.

– А вы, Дульсинея, стало быть, на папу похожи?

– Откуда я знаю, говорю же, я его не видела никогда. Бросил он маму. Как узнал, что она забеременела, так и бросил. Ну да-да, говорила мне мама, что похожа я на него сильно, глаза вот как у папы… только я не понимаю, Таурисик, каким образом мои ответы могут помочь мне в мой мир вернуться?

Тут этот маг ненормальный как вскочил, что аж кресло опрокинул, и как заорет:

– Ты! Дочь вора, предателя и отступника! И мысли у тебя такие же крамольные! Ишь, чего удумала, в запретный мир отправиться! Вся в папашу своего, этого вора бесстыжего, висельника нечестивого!

– Эй, мужик, я своего папу не люблю по многим причинам, но чего это ты тут его мне в лицо оскорбляешь? – возмутилась я и тоже из кресла вскочила.

– Молчи, стервь нечистая! – запальчиво рявкнул Таурисар, аж слюна во все стороны полетела. Я еле от брызг увернуться успела и сказала ему все, что о нем думаю.

Очень громко сказала. А что делать бедной девушке, когда на нее такой вот злодей злодеевич дурным голосом орет? Только и остается, что заорать в ответ, и тут уж победит тот, у кого голос громче и словарный запас богаче.

Я выиграла по обоим пунктам. И даже тот факт, что в помещение вбежала куча народа, меня не остановил, а только еще больше подстегнул, и Таурисар узнал много нового о себе, своих интимных предпочтениях и о наличии в своей родословной таких существ как… Впрочем, нет, не буду повторять эти некрасивые слова. Я же, если меня не разозлить, не ругаюсь матом… почти.

В какой момент маг стал бледнее, чем положено, я даже не заметила, так увлеклась. Поняла, что что-то неладно, только когда он пошатнулся и начал медленно оседать, явно собираясь положить свою тушку на опрокинутое им же кресло и таким образом закончить скульптурную композицию, говорящую о разрушительных последствиях эмоционального всплеска.

– Дуся, хватит, помолчи, ты его до инфаркта доведешь, – перебила меня Брианна и так нежно по спине огрела, что я захлебнулась очередным ругательством. Даже, умолкла от нежности такой на мгновение, но героически выровняла дыхание и закончила свою обличительную речь:

– И сам ты стервь нечистая, маг недоделанный! Брианна, надеюсь, насчет инфаркта ты пошутила, я не хочу прославиться в вашем мире как убийца мерзких старикашек. И вообще, он первый начал хамить.

Вальдор

Кажется, маг превратился уже в своеобразное украшение моей камеры. Изваяние мужчины, погруженного в глубокие раздумья. Работа неизвестного мастера. Чтоб этому мастеру в гробу пятьсот раз икнулось, если он, конечно, уже там.

Ну, это что ж такое? Стоит мне открыть глаза, и тут же вижу пред собой эту бледную скульптуру, прижавшуюся спиной к стене с выражением неземной скорби на лице.

– Чародей, если мне вдруг естественные надобности справить нужно будет, я это тоже под твоим присмотром должен делать?

– Ты пришел в себя, – констатирует факт чернокнижник.

Преодолевая головокружение, сажусь прямо. Цепи при этом практически привычно уже позвякивают.

– Я не успеваю по тебе соскучиться, маг, – заявляю, пытаясь изобразить на лице добродушную улыбку. – Ты пришел о моем самочувствии справиться? Так я отвечу прямо – в ближайшее время не ожидается.

– Меня позвал слуга. Посчитал, что сильно тебя ударил. Не хочу лишаться удовольствия сделать нечто подобное самому.

– Ну что ты! Я – крепкий. Меня бить еще можно и бить. Только, пожалуйста, не по лицу.

– Бережешь мордашку? – интересуется маг, слабо улыбаясь.

– Ага, хочу в гробу красиво выглядеть. Ты же не собираешься выкинуть мое покалеченное тельце на помойку? На могилку-то я могу рассчитывать?

Некромант серьезно кивает.

– Даже на склепик, – сообщает он, – с цветами и музыкой.

– Это хорошо, – мурлычу я, – музыки и цветов мне здесь особенно не хватает.

Маг щелкает пальцами, и мне на колени падают две ромашки.

– Наслаждайся, – рекомендует чернокнижник, ехидно улыбаясь. Я же растерянно подношу цветы к лицу. Они пахнут зеленью и пылью.

– Спасибо, – говорю, – особенно их количество меня радует. Хотя на похороны особ королевской крови цветов обычно приносят больше.

Маг разводит руки в стороны.

– Смена династии, что же ты хотел?

Поднимаю на него взгляд и долго всматриваюсь в плохо прорисованное в темноте лицо волшебника. Терин выглядит уставшим, вернее даже, каким-то измученным. Ну, корона – это не просто ювелирное украшение.

– Маг, а оно тебе надо? – спрашиваю, не успев даже толком обдумать возможные последствия такого вот вопроса.

– Что? Власть?

– Да.

– Сама по себе – не очень.

Забавное признание.

– А зачем тогда?

Лицо Терина становится каким-то неестественно веселым.

– Ну, считай, что я провожу эксперимент. Пытаюсь доказать, что маги тоже могут править, – заявляет он и, не дожидаясь моей реакции, испаряется.

Впрочем, реакцию бы ему долго ожидать пришлось. Сначала вот мне челюсть на место надо поставить. А то все отвисает, да отвисает. Эксперимент… А я, значит, ненужный побочный эффект? Или, может, катализатор химической реакции? Терин вступил со мной в контакт, и в его голове образовалась опасная смесь. Так, пожалуй, правдоподобнее.

Не очень хочется верить в то, что меня просто израсходуют. Хотя все сводится к тому. Ну и что тогда? Продать жизнь дорого мне явно не удастся, так постараюсь хотя бы получить удовольствие от ее остатков.

Дульсинея

Брианна организовала мне помывку в огромной лохани. Ну, то есть, она эту штуку ванной назвала, а по мне так деревянный тазик – это самая настоящая лохань. Даже если тазик этот выглядит как изящное творение искусного резчика по дереву и прочих деревянных дел мастеров. Все равно лохань! Но, признаться честно, в ней намного комфортнее, чем в чугунном монстре, который стоит в моей хрущебе. А эта… хм… ну ладно, ванна из какого-то гладенького и приятного на ощупь дерева сделана, да и побольше хрущевской будет.

Я лежала по самую шею в горячей ароматной воде и старательно таращила глаза, чтобы не уснуть, расслабившись по полной программе, и ощущала себя чуть ли не царевной какой-нибудь, которую верные слуги купают перед сном. В роли верных слуг выступала Брианна, готовая в любой момент подать мыло или полить мне на голову из кувшина. Впрочем, на голову уже лить было не нужно, волосы я в первую очередь вымыла… ой, их еще расчесывать предстоит, и сушить, а это нелегкое занятие без фена.

– Бри, – ласково так позвала я, – а не расчешешь ли ты мне волосы?

– С удовольствием, – Брианна, кажется, даже обрадовалась моей просьбе. – Они у тебя до того хороши, так и хочется прикоснуться. Длинные, густые и цвет такой… цвет твой родной? Или к магу обращалась?

– В моем мире нет магов, – напомнила я, –  а вот краски для волос есть, любого цвета, какой хочешь. Даже всякие там зеленые и синие. Но я не пользуюсь, это мой родной цвет. Мама у меня красавица была, а я вот в папу пошла, от мамы только волосы и достались. Единственное, можно сказать, мое богатство и красота. Только вот мороки с ними много. А как ваши девушки волосы сушат?

– Кто как. Те, что победнее, у камина над огнем сушат. Богатые при себе волшебников держат, они им ветерок делают.

– О, типа магический фен! – обрадовалась я. – А Туська этот ваш слабонервный может такой ветерок делать?

– Ты что, Дуся! Таурисар маг высшей категории, член Совета чародеев. Он не опустится до таких жалких фокусов. Да и к тому же не нравишься ты ему. Когда его уносили, он все время твоего папу поминал нехорошими словами. Разве мог Таурисар его знать?