Я познакомилась с ним в 1984 году. Он был тогда застенчивым, замкнутым, говорил медленно, низким голосом. Что-то в нем мне сразу понравилось. Может быть то, что в отличие от многих других он не пытался со мной немедленно подружиться только потому, что я американка. Поначалу мы были приятелями, и только со временем он стал одним из моих самых верных друзей. Я помню, как в 1985 году я ему сказала, что рано или поздно он обязательно приедет ко мне в гости в Лос-Анджелес и мы поедем в Диснейленд, а потом на берег океана. Но он мне ответил, что я не «врубаюсь» и что я очень наивная. Тогда Виктор зарабатывал на жизнь, работая кочегаром, с вечеринок уезжал до часа ночи, чтобы успеть в метро, денег на такси у него не было. Но вот пришла гласность, его стали показывать по телевизору, а в газетах стали писать о выдающемся рок-певце Викторе Цое. Однажды он рассказал мне, как к нему в кочегарку приезжал человек и стал орать, что ему, дескать, холодно, почему плохо топят… Виктор повернулся к нему лицом, и этот человек вдруг спросил: «Ты же Виктор Цой, известный певец. Что же ты здесь делаешь?» — «Это моя работа», — ответил Виктор. Тот человек сказал, что это просто невероятно.

Я как-то спросила Виктора, почему он продолжает работать в кочегарке и он мне ответил, что ему это нравится. Вероятно, работая, он уверенно себя чувствовал, это делало его проще и ближе к людям. Именно тогда я поняла, почему его песни значили так много для такого большого количества людей. Это были песни, написанные реальным человеком.

Но в глубине души Виктор был ребенком. Ему всегда нравилось шутить, принимать участие во всяких приключениях, но при этом он умел быть серьезным и заботливым. В 1986 году мне отказали в разрешении приехать в Советский Союз на собственную свадьбу с Юрием Каспаряном. Полгода я ждала визы, и это были шесть самых ужасных месяцев моей жизни. Мне тогда казалось, что все кончено, и именно Виктор поддерживал меня все это время. Он писал мне письма со смешными картинками, в которых повторял: «Джо, не грусти, ты обязательно вернешься. Мы все тебя ждем, мы — твои друзья и не забудем тебя. Пожалуйста, не плачь. Будь счастлива». Его письма и телефонные звонки спасли мне жизнь.

Время шло, и группа «Кино» становилась все популярнее. В 1988 году то, что Виктор считал несбыточным, произошло. Он полетел в Америку. Я ждала этого момента так долго, что решила потратить все сэкономленные деньги, чтобы сделать это его путешествие незабываемым. В аэропорт встречать их с Юрой Каспаряном я отправилась во взятом по этому случаю напрокат белом лимузине с баром и телевизором. Две недели мы провели, как дети, наслаждаясь жизнью. Виктору все очень нравилось. Мы скакали на лошадях, катались на снегобилях, ездили на океан, были в Лас-Вегасе. Ходили по магазинам и наконец поехали в Диснейленд, который понравился Виктору больше всего. И когда мы гуляли по сказочной стране, называемой Диснейленд, он все время повторял: «Я опять чувствую себя ребенком…».

В 1989 году он приехал снова, со своей женой Наташей, и в первый же день они отправились в Диснейленд, а на следующий день мы все вместе с Рашидом поехали на фестиваль американского кино на премьеру его фильма «Игла», в котором Виктор исполнил главную роль. После просмотра Виктор сыграл с Юрием короткий концерт. Зал был заполнен до отказа голливудскими знаменитостями, и, хотя они не понимали ни слова, энергия Виктора, страсть его песен их захватила. К сожалению, это был первый и последний концерт Виктора в Америке, но для всех, кто видел его тогда, он будет незабываем. Все, с кем Виктор встречался в Америке, даже мельком, остались к нему неравнодушными.

В 1989 году мы часто летали в Ленинград по делам, Виктор в то время уже окончательно обосновался в Москве вместе с Наташей, и возвращались мы из Ленинграда с мешками, полными писем. Мы садились в конце самолета и читали их. Виктор старался читать все письма, они очень много для него значили, он понимал, что ему выпала особая миссия в жизни.

Он чувствовал ответственность за свою первую жену Марианну, их сына Сашу, а также за Наташу и ее ребенка, не говоря уже о своей аудитории, к которой была обращена его музыка. Он сказал мне тогда, что ему приятно чувство ответственности, оно заставляет активно жить. Он очень любил Наташу, и за те три года, что они провели вместе, они были неразлучны. Мне кажется, что большую часть жизни Виктор чувствовал себя одиноким, но с Наташей он нашел себя. Тогда, в самолете, он сказал мне, что добился всего, чего хотел в жизни, что он счастлив.

24 июня 1990 года состоялся последний концерт группы «Кино» на стадионе в Лужниках в Москве. Я тоже принимала в нем участие, и после своего выступления я сказала Виктору, что устала и поеду домой, но он попросил меня остаться, сказав, что сегодняшнее выступление «Кино» будет особенным. Вспоминая об этом, я ему очень благодарна, так как их выступление было действительно особенным: 62 тысячи человек приветствовали «Кино» и стоя пели вместе с ним. Был устроен специальный салют и зажжен олимпийский факел. Это был волшебный вечер, который нельзя описать словами. После концерта я попрощалась с Виктором, потому что на следующий день я улетала в Штаты. Мы сжали друг другу руки, чтобы скрепить наш договор поехать всем вместе следующей зимой в Диснейленд во Флориде. Он сказал мне, что собирается провести лето под Ригой, и добавил, что если мне нужно будет его срочно найти, то я могу позвонить Наташиной маме в Москву, и она ему все передаст. А если ничего не нужно, то увидимся в сентябре. Он обнял меня, поцеловал и сказал: «До встречи в сентябре». В тот день, 24 июня 1990 года, я видела Виктора в последний раз.

Эти печальные дни тянутся медленно для меня, и все время пытаюсь найти ответ на вопрос — почему? Почему именно он? И единственное, во что мне остается верить, — это что на то было Божья воля, что такова его судьба.

Он оставил нам свои песни, музыку и нашу память о нем. А что касается лично меня, я знаю одно: никто не займет его место в моем сердце. Это место всегда будет принадлежать Виктору Цою.

Когда я пытаюсь сейчас прийти в себя, именно его слова помогают мне превозмочь себя: «Джо, не грусти, пожалуйста, не плачь, будь счастлива».

У меня был друг, его звали Виктор Цой, и мне его будет не хватать…

«Московский комсомолец», август 1990 г.

Мелкой рябью подернуты свинцовые волны киевского озера Тельбин. Негреющее солнце. Противный ветер. Одиноко стоящее ветвистое дерево на песчаном берегу. И только где-то далеко медленно по грязному песку идут трое. Останавливаются в шаге от экрана и смотрят на тебя. Один из них Виктор Цой. Это первый кадр самого первого фильма в жизни рок-группы «Кино» — «Конец каникул», снятого чернобыльским летом 1986 года в полуподполье в Киеве бывшим студентом-пятикурсником режиссерского факультета Института культуры Сергеем Лысенко. Того «Кино», о котором на Украине знали лишь понаслышке; того кино, где в первый день съемок пришло такое количество «пиплз» (людей), что съемочный процесс пришлось отменить из-за многочисленности созерцателей. Той студенческой короткометражки, автора которой строгие преподаватели вуза просто-таки завалили за пропаганду чуждых советской молодежи идей группы «Кино». Той команды, того человека, на чьи похороны в родном Ленинграде всего каких-то четыре года спустя придут, приедут, прилетят — со всех концов Союза! — тысячи парней и девушек с цветами, свечками, его портретами, придут и будут ждать ЕГО тело на Богословском кладбище всю ночь, несмотря на милицию и омоновцев, а в Москве на одной из прилегающих к Арбату улиц возникнет живая, трагическая своим бессилием и любовью стена памяти Виктора Цоя.

Откуда взялся этот молчаливый, отгороженный от мира стеной собственного мировосприятия, мироощущения человек, сумевший до такой степени увлечь целое поколение своей свободой думать и говорить, переживать и сопереживать, видеть и ненавидеть, заразить (в лучшем смысле этого слова) своим подходом к жизни и жизненным ценностям в нашей отдельно взятой стране, — простой смертный человек, возможно, как личность не понятый до конца (или вообще не понятый?) нами, теми, для кого был, наверное, ниспослан свыше: Богом ли, дьяволом ли?