Она могла остаться в истории очередной красивой говорильней, а ее резолюции — еще одним вкладом в «теорию научного коммунизма», не возникни МДГ — межрегиональная депутатская группа, зародыш будущей оппозиции Горбачеву, в котором она усмотрела тормоз перемен, и опоры Ельцину, которого МДГ поспешила признать надеждой перестройки. Рискну утверждать, что именно МДГ стала самым главным, самым активным проводником идей XIX партконференции в борьбе… с властью КПСС.
Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы первый толчок созданию МДГ дала наша газета.
Как только в депутатском списке стали появляться новые имена, редколлегия «Известий» решила, что неплохо было бы устроить их политическое знакомство с читательской аудиторией газеты. Поручили это дело руководителю одного из отделов И. А. Карпенко — собери-де что-то вроде «круглого стола». Какие-либо конкретные задачи не ставились, мы рассчитывали, что новые имена — это и новые идеи.
И. А. Карпенко и его заместитель по отделу В. И. Щепоткин сколачивали «стол» долго. Но когда принесли материал о нем, пришлось все написанное забраковать. В беседе участвовали, помню, А. Н. Мурашов, С. Н. Федоров, Ю. Д. Черниченко, был, кажется, С. Б. Станкевич, еще несколько депутатов. Все они проговаривали идеи общего характера и «второй свежести», уже давно отработанные «Известиями». Так что печатать было нечего. Журналисты со мной согласились, сами участники встречи на публикации не настаивали, вопрос был закрыт.
Однако из этой встречи все-таки одна идея возникла. Через 2–3 дня мне позвонил С. Н. Федоров и сказал, что во время беседы в редакции депутаты договорились собираться регулярно, чтобы сверять свои позиции, искать единые подходы к решению проблем будущей работы. Он просил разрешения использовать для таких встреч зал заседаний редколлегии. Я на это не согласился — вторжение в отлаженную работу редакции ежедневной газеты любых посторонних факторов сразу же вносит сбой в ее ритм, если это даже посещение нашего дома на Пушкинской площади кем-либо из знаменитостей. Однако тут же, удерживая Святослава Николаевича на связи, я позвонил по другому телефону Лукьянову, чтобы попросить у него помощи для этой группы депутатов. Он обещал посодействовать и действительно вечером переговорил с Л. Н. Зайковым. В результате депутатам было выделено помещение в здании Дома политического просвещения МГК КПСС на Трубной площади, ныне это Парламентский центр.
Вскоре после этого случая состоялась и настоящее явление МДГ народу. Это произошло на встрече депутатов-москвичей с Горбачевым. «Межрегионалы» все еще не были формально организованы да и отдельной группой себя еще не ощущали, но зубы уже показывали. Беседы отца-настоятеля с послушной братией явно не получилось. Резко поднимались вопросы о положении в стране, о нашей готовности к реформам, о замедлении перестройки, о роли КПСС и так далее. На этой встрече МДГ показала, что она не хуже аппарата умеет применять приемы давления на политического противника, и выпустила «на арену» Т. Х. Гдляна. Он произнес яростную, почти обвинительную речь против «коррумпантов», засевших вокруг Горбачева и не дающих ему, Гдляну, вести объективное расследование «узбекского дела». Горбачев краснел, несколько раз пытался остановить Гдляна, но тот, явно работая на публику, говорил минут сорок. После чего Горбачев обещал принять его для беседы с глазу на глаз, бросив при этом:
— Я очень надеюсь, что вы окажетесь правы и вам не придется пожалеть о сказанном.
На этой же встрече группа депутатов, тоже будущих «межрегионалов», потребовала прямой телевизионной трансляции заседаний съезда, это требование озвучил М. А. Захаров. Тогдашний глава отдела пропаганды ЦК КПСС А. С. Капто, сидевший где-то в задних рядах Мраморного зала Моссовета, прокричал в ответ, что вопрос решен, трансляция будет. Стало понятно, что опыт подобных трансляций с XIX партконференции никто не проанализировал, и политическая феерия съезда придет в каждый дом, постепенно научая людей «выбирать сердцем» вместо того, чтобы думать головой. Значение короткого разговора о прямой трансляции многодневного съезда для судеб страны оценит только история. Право же, от каких вроде бы мелочей зависит будущее не только отдельных людей, но и целых государств!
Там же, в Моссовете, состоялась и вторая встреча депутатов-москвичей. Ее должны были вести Л. Н. Зайков и В. П. Щербаков — председатель ВЦСПС. Но фактически вел ее Г. Х. Попов — МДГ взрослела не по дням, а по часам.
Главным содержанием второй встречи было формирование списка кандидатов в Верховный Совет СССР, новая система власти, была, как известно, двухуровневой: из просто народных депутатов СССР съезд должен был избрать Верховный Совет СССР. Было много споров о том, сколько же кандидатур выдвигать на 27 полагавшихся Москве мест в палате Совета Союза. Мы не заблуждались насчет качества депутатского корпуса и не без основания опасались, что принцип «кандидатов больше, чем мандатов» лишит московскую депутацию наиболее активного представительства в парламенте страны — самых заметных и активных, но не милых сердцу номенклатуры депутатов просто вычеркнут при голосовании. С другой стороны, а как же быть с демократией? А какие же мы демократы, если пойдем на выборы без выбора? Демократия победила. Забегая вперед, скажу, что наши опасения вполне подтвердились. И не только по Совету Союза, но и по Совету Национальностей, где РСФСР выдвинула одну «лишнюю» кандидатуру — вычеркнули Б. Н. Ельцина, «вернул» его в члены Верховного Совета СССР только депутат Казанник.
Пока же собрание решило не включать от Москвы в список для голосования при формировании парламента только тех депутатов, которые откажутся сами.
И тут я заметил нечто странное. У каждого депутата спрашивали, готов ли он оставить свою основную работу, чтобы полностью сосредоточиться на деятельности в законодательном органе страны. И руководящие работники аппарата ЦК КПСС, заведующие отделами ЦК один за другим отвечали: нет! Глядя на них, стали отнекиваться директора крупных предприятий, военные, ученые, писатели. Выходило, что Верховный Совет опять представляется нашему истеблишменту чем-то вроде декорации, около которой не стоит толпиться, ибо настоящие дела будут в другом месте.
Мы с Е. М. Примаковым сидели в средних рядах зала, рядом был генерал армии А. Д. Лизичев — начальник Главного политического управления Советской Армии. Мы с Евгением Максимовичем условились не снимать свои фамилии из списка, хотя работы у нас обоих были просто замечательные. Лизичев, которого мы стали агитировать сделать так же, сослался на необходимость доложиться министру. В итоге московский список по Совету Союза составил 55 фамилий на 27 мест. Как уже отмечалось выше, такой подход привел к тому, что все заметные, яркие фигуры — Г. Х. Попов, Ю. Н. Афанасьев, С. Б. Станкевич и другие — были забаллотированы.
Но все-таки такие встречи и жаркие споры на них были лишь подготовительным этапом к тем демократическим ристалищам, на которых все объявляли себя защитниками одной королевы — демократии, как в 1917 году каждая политическая сила провозглашала себя единственной выразительницей интересов трудового народа. Все бы хорошо, но ведь каждый «защитник демократии» по какой-то странной логике объявлял всех других ее врагами.
К сожалению, по этому же пути пошла и межрегиональная депутатская группа. И немало преуспела в обострении противоречий между складывающимися новыми политическими силами, так как объединяла людей, безусловно, талантливых, образованных, честолюбивых, да еще имела в своем составе такой великий центр притяжения народных взоров, как Андрей Дмитриевич Сахаров. Она выработала целую методологию сокрушительной критики существующего режима и строя, придала этой критике последовательность, решилась выйти с ней на прямые контакты с населением через многотысячные митинги. Отзвуки этих митингов, разговоры о них, легенды волна за волной шли и шли по Москве, а затем и по всей стране, которая именно таким путем узнавала своих новых героев, влюблялась в них, не желая замечать никаких недостатков, самым главным из которых было отсутствие позитивных программ. Разрушительная политика Ельцина есть в конечном счете производное от исповедовавшейся МДГ идеологии отрицания существующего порядка жизни, помноженное на его собственный характер. То есть, опять же: говорим, соглашаемся, что так жить нельзя, но не можем сказать, а как устроить жизнь по-другому.
