— А что делает Полемей? — окликнул Менедем пирата.

— Он все еще на юге Пелопоннеса, — ответил тот. — На его месте я бы не совался туда, где меня может схватить Антигон. Если Одноглазый Старик поймает теперь своего племянника, держу пари, что он несколько месяцев будет его пытать.

— Вероятно, ты прав, — сказал Менедем. — Кстати, насчет Антигона — что ты знаешь о войне между ним и Птолемеем?

— Ничегошеньки, — пожал плечами пират. — Кого хоть на обол интересует то, что происходит так далеко на востоке?

И тут, похоже, ему наскучило разговаривать, вместо того чтобы грабить, и он прокричал команды своим людям. Гемолия двинулась на юг, ища добычу более легкую, чем «Афродита».

— В какую сторону двинешься? — спросил Соклей Менедема.

— Там, в Коринфе, Полиперкон сцепился одновременно и с Кассандром, и с Полемеем, — сказал Менедем. — Я думаю, что это делает более заманчивой целью мыс Тенар.

Соклей щелкнул языком, но не попытался его отговорить.

— Наконец-то мы оставили Телос позади, — сказал Соклей.

Услышав это замечание, Менедем скорчил ему рожу, потому что название острова Телос, лежащего в Эгейском море, звучало почти так же, как слово «наконец».

Ухмыльнувшись Менедему, Соклей показал на восток.

— А вот впереди и Родос.

— Просто замечательно, — сказал Менедем. — Теперь не надо больше гадать, сколько еще продлится подходящая для плавания погода.

— Ты только и ворчишь на эту тему с тех пор, как мы оставили Сиракузы, — заметил Соклей. — А погода между тем постоянно была как нельзя лучше.

— Верно, но она необязательно останется такой, — ответил Менедем. — И скажи, ты когда-нибудь встречал моряка, который бы не беспокоился о погоде?

Соклей промолчал.

Он смотрел на птиц над головой, летящих на зимовку на юг. Разумеется, то был длинный, изломанный клин журавлей, самых больших из известных Соклею птиц. Аристофан был прав.

«И все-таки он ошибался насчет Сократа», — подумал Соклей.

Скажи он сейчас это вслух, началась бы настоящая перебранка, а ему вовсе не хотелось ругаться — сейчас, когда «Афродита» была так близко от дома. Вместо этого Соклей выбрал безобидную, с его точки зрения, тему для беседы.

— Хорошо вернуться в родные пенаты.

Но его двоюродный брат в ответ только фыркнул.

— Тебе, может, и хорошо, — наконец сказал он. — Но вот увидишь — мой отец все равно будет недоволен и заявит, что сам он управился бы лучше и заработал бы больше денег.

«Наверное, Менедем прав, — подумал Соклей. — Дядя Филодем никогда не бывает доволен».

Вслух же он произнес:

— Ну и ладно. А ты возьми просто улыбнись, кивни отцу в ответ и скажи, мол, тебе виднее.

— Ха! — Менедем возвел глаза к небу. — Во-первых, будь все проклято, это неправда. Во-вторых, если я все-таки с милой улыбкой скажу, что ему виднее, с отцом от потрясения наверняка случится удар. А я не хочу оказаться отцеубийцей — пусть даже случайно, как это произошло с Эдипом и Лаем.

«И ты такой же упрямец, весь в отца, и не уступишь ему ни в чем даже на ячменное зернышко».

Это Соклей тоже счел за благо не говорить вслух. Вместо этого он сказал:

— Препираетесь вы с ним или нет, отец все равно будет рад тебя видеть. Мы невредимыми вернулись домой, потеряли всего одного человека и заработали кучу денег. Чего еще он может желать?

— Еще больше денег, конечно, — ответил Менедем.

— О-ох, — вздохнул Соклей. — Как только мы войдем в порт, наша семья закатит праздник, о котором полис будет вспоминать всю зиму. Твой отец не стал бы праздновать, если бы ему было плевать на тебя, ты и сам это знаешь. Да мои мать и сестра позеленеют от зависти, потому что не смогут прийти на мужское торжество.

— Может быть. — Менедем всеми силами постарался показать, что вовсе в этом не убежден. — Хотел бы я знать, заинтересует ли этот праздник хоть немного вторую жену отца.

— Конечно, заинтересует! — сказал Соклей. — Бавкида молода… По крайней мере, на свадьбе она показалась мне совсем юной, хотя с тех пор я ее, само собой, не видел. Ей наверняка захочется посплетничать обо всем с подружками.

— Может быть, — повторил Менедем.

Он отвернулся от Соклея, явно не желая это больше обсуждать.

Соклей гадал — не сердится ли Менедем на отца за то, что тот снова женился после смерти его матери? Если у дяди Филодема появится сын от новой жены, это порядком осложнит дела наследства.

По мере того как «Афродита» приближалась к Родосу, остров все больше и больше растягивался на горизонте.

— Урожай винограда в этом году неплохой, — заметил Соклей, хотя было еще слишком далеко, чтобы как следует рассмотреть виноградники.

Но то был повод заговорить о чем-то другом: ведь о семье Менедем явно не желал беседовать. Всеми силами пытаясь завязать легкую болтовню (хотя вообще-то талантом поддерживать такого рода разговоры был наделен от природы его двоюродный брат), Соклей продолжал:

— Хотя нынешний урожай, конечно, и не настолько хорош, чтобы мы смогли выручить за вино шестьдесят драхм за амфору, если повезем родосское в Великую Элладу.

— Угу, — ответил Менедем и устроил целое представление, показывая, как он занят управлением акатоса.

«Вот тебе и завязал легкую непринужденную беседу», — печально подумал Соклей.

Рыбацкие лодки, подпрыгивавшие на волнах ярко-голубого Эгейского моря, не устремлялись прочь при виде «Афродиты» — во всяком случае, большинство из них. Рыбаки знали, что немногие пираты осмелятся вторгнуться в хорошо патрулируемые воды рядом с островом Родос.

— Мы можем гордиться нашим флотом, — снова попробовал завязать разговор Соклей.

— Да. Определенно.

И снова Менедем ответил так, будто его тяготило каждое произнесенное слово.

Соклей сдался и молчал все то время, пока галера огибала самый северный мыс Родоса, проходила мимо гавани родосского флота и входила в закрытые воды Великой гавани, из которой отплыла этой весной.

Тогда Соклей сказал:

— Хорошо вернуться домой!

— Что ж, так и есть, — признал Менедем, и Соклей, который начал уже гадать, услышит ли он когда-нибудь от двоюродного брата больше пары слов, почувствовал облегчение.

Однако Менедем был больше настроен общаться с гребцами, сидевшими по десять человек с каждого борта:

— Давайте, ребята, поработайте на совесть! Весь полис будет на вас смотреть, а ведь нет такого родосца, который не знал бы, как управляться с веслом!

Это подбодрило гребцов, и они показали, на что способна хорошо сбитая команда. Когда Менедем направлял «Афродиту» к открытому причалу, гребцы следовали задаваемому Диоклеем ритму с безупречной точностью.

— Греби назад! — закричал келевст, и гребцы проделали это столь же гладко, как и все остальное. Вскоре келевст закричал: — Суши весла!

И они выполнили и эту команду.

Моряки швырнули канаты людям на пристани, и те быстро пришвартовали акатос. Соклей бросил по оболу каждому рабочему и еще одну маленькую серебряную монету — знакомому парню, сказав ему при этом:

— Радуйся, Летодор. Беги в дома Лисистрата и Филодема и дай им знать, что «Афродита» благополучно вернулась домой. Думаю, они вознаградят тебя еще лучше.

— Спасибо, о почтеннейший. Я все сделаю. — Летодор сунул монету в рот и быстрой рысцой припустил прочь.

— Теперь уже недолго, — сказал Соклей Менедему.

— Что верно, то верно. — Его двоюродный брат все еще стоял между рулевыми веслами, как делал в плавании, и барабанил пальцами по рукояти правого весла. — Может, все еще и обойдется, — проговорил он, словно пытаясь убедить самого себя. — В конце концов, мы получили прибыль, и хорошую прибыль. Никто не может этого отрицать.

— Никто и не будет этого отрицать, — сказал Соклей. — Вот увидишь. И ты еще твердишь, что это я чересчур беспокоюсь!

Менедем переминался с ноги на ногу, пока оба они ожидали, когда их отцы придут в гавань. Соклей отдал морякам остаток жалованья и, во избежание недоразумений, записал, сколько кому было выплачено.