Вытащил ее оттуда Анардол — ее прошлогодний дол-амротский муж, и он же доставил ее в Пригорье, в зеленую палатку. Некоторое время Таллэ неподвижно лежала на спине, тупо глядя в потолок, и по щекам ее текли жгучие слезы — не от боли, а от сознания собственного бессилия, от обиды на Агента и себя.

Анардол боялся оставить ее одну в таком состоянии. А может быть, Таллэ просто слегка нравилась ему — кто знает? И он сидел рядом с нею и читал ей стихи своего любимого поэта Гумилева, которого так любят цитировать в фантастических повестях. Таллэ слушала, все так же неподвижно глядя в никуда, но Анардол физически ощущал, как она успокаивается. Ей и в самом деле было очень приятно.

На середине одного из стихотворений Анардол внезапно прервался и вслушался. Дыхание Таллэ было ровным и спокойным, как у спящей. Да и неудивительно — перед Пеленнорской битвой она не спала две ночи подряд.

— Таллэ! — шепотом окликнул ее Анардол. — Ты спишь?

Она не ответила и вообще никак не отреагировала. Тогда Анардол поднялся и, стараясь не шуметь, выбрался из палатки. Прошло около часа с того момента, ка воин Дол-Амрота покинул поле боя, и он торопился, боясь, что сражение кончится без него.

Но Таллэ не спала, просто она полностью ушла в себя. Стихи Гумилева, неизвестно почему, пробудили в ней острую память о том, что было год назад, и она даже обрадовалась уходу Анардола — теперь можно было без помех, во всех деталях и подробностях вспомнить тот эпизод ХИ-2122…

…Они лежали в ряд под разлапистой елью — Хелл, казанский хоббит Энди, которого Розамунд Шелл подозревала в том, что он скрытый Горлум, и наконец, с самого краю — Таллэ. Длинный деревянный меч, один на троих, лежал у них поперек горла. Умертвие бродило по поляне, светя во все стороны фонариком, и напевало "Леса Галадриэли", из чего Таллэ сделало вывод, что при жизни оно было эльфом.

— Сколько нам еще до победного конца? — хриплым шепотом осведомилась Хелл.

— У меня батарейка в часах еще утром сдохла, — зло ответила Таллэ. Пусть умертвие само считает.

— Вообще-то у нас еще двадцать пять минут в запасе, — услужливо подсказал Энди. Но это только вызвало новый взрыв ярости со стороны девчонок.

— Молчи лучше, завтрак дракона! Хоббит элксионской разведки! Кто уверял нас, что в полночь у умертвий смена караула?! Теперь лежи и не мяукай!

— Так получилось! — оправдывался Энди. — Кто ж знал!

— Если ты потащил нас сюда за этими сокровищами, то ты и должен был знать!

— В конце концов, я же лежу тут вместе с вами…

— Плевать я на это хотела! — ответила Таллэ тоном оскорбленной принцессы. — Тебе-то как раз туда и дорога!

Умертвие отошло на противоположный край поляны и захрустело не то вафлями, не то сухими хлебцами. Таллэ стиснула зубы.

И вдруг послышался шепот:

— Видишь? Уже кто-то лежит!

— Вижу. Трое. И кажется, девушки. Надо бы освободить, по идее…

— Подожди ты! Не видишь, что ли, оно же сюда повернуло!

— Да ладно тебе! Успею!

Из-за кустов вышли двое, одетые в темное, в длинных темно-серых плащах. Один из них резко нагнулся к лежащим, схватил меч умертвия и отшвырнул прочь. Деревянное оружие, ударившись о ствол ели, с треском сломалось. Умертвие тут же обернулось на звук, но прежде, чем свет его фонарика снова упал на девчонок и Энди, дунаданец (они уже успели разглядеть на груди молодого воина сверкающий меч в черном щите) схватил за руку лежащую с краю Таллэ, и быстро впихнул в кусты, закрывая от света. Второй дунаданец с коротким воплем "Не мешай, Гил!" метнулся за ель.

Свет фонарика ложился далеко. Умертвие неторопливо, как и подобает призраку, направилось к распростертым на земле Хелл и Энди. И тут в напряженной тишине раздался звук спущенной тетивы и вслед за этим — звон разбитого стекла. Фонарик погас, а умертвие разразилось такими проклятиями, от которых, наверное, даже привычные ко всему Манвэ и Варда покраснели и заткнули уши.

Хелл и Энди тут же вскочили и со всех ног бросились к сокровищнице под столбами — они, в отличие от легко поддающейся эмоциям Таллэ, не забыли, зачем сюда пришли. А она все стояла в кустах в каком-то оцепенении, продолжая держать за руку своего спасителя.

Он высвободил руку и слегка коснулся бледно-зеленого стеклокамешка, кое-как вделанного в серебристый фонообруч на голове Таллэ.

— Элендилмир, — произнес он с улыбкой. — Кто ты, прекрасная дева?

— Таллэ из Итильского клана Гондора, — ответила она, и голос ее странно задрожал.

— А я Гилморн из Серого Отряда, — представился дунаданец.

— Гилморн, — повторила Таллэ. — Красивое имя… По-гранасиански это значит "Сияние Мрака"…

Из-за ели вышел второй дунаданец с очень довольным видом.

— Классный выстрел! — от души восхитилась Таллэ. — Просто Бэрд Лучник.

— Никогда не выходите из дому без стрелы с самонаводящейся гайкой, заметил польщенный стрелок.

— Знаешь, Алкар, если бы твоя гайка самонавелась в глаз тому типу, сильно сомневаюсь, что валары бы правильно это поняли, — сказал Гилморн, но в голосе его не было осуждения.

— Ну, друг, это, — Алкар указал на свой значок с мечом, — тоже не задаром дают.

В этот момент подошли Хелл и Энди. Каждый держал в руках по большой банке.

— Не выкупить нам Сенту, — мрачно произнесла Хелл. — У этих гадов одни консервы в сокровищнице.

— Зато какие консервы! — осторожно возразил Энди. — Манго в сиропе.

— Да хоть бальзам всей жизни в птичьем молоке! — взорвалась Таллэ. Сказано же тебе, не берет этот рогоносец банок!

— Тогда давайте съедим их прямо здесь, — предложил Алкар. — Зачем добру зря пропадать?

И сидя под старой елкой, под стоны ограбленного и лишенного фонарика умертвия, они вскрыли обе банки ножом Гилморна и принялись за еду — два дунаданца, две гондорки и казанский "хоббит, то есть Горлум"…

Так Таллэ долго лежала, глядя в потолок и перебирая свои воспоминания, и сама не заметила, как уснула — усталость и стихающая боль усыпили ее тихо и ласково, и сны ее были полны света.

А за двадцать минут до полуночи, когда Пригорье почти затихло на ночь, когда лунный свет, запутавшись в волнах тумана, стал почти осязаемым, полог снова поднялся, и в большую зеленую палатку заглянул Эндвэлл.

— Таллэ! — негромко позвал он.

Но ничто не было в силах нарушить сон девушки. Она безмятежно раскинулась на спальниках, ее темные волосы веером рассыпались вокруг головы. Левая рука заведена за голову, правая откинута далеко в сторону, а по губам скользит чуть заметная улыбка — или это всего лишь игра лунного света?

И тогда осторожно-осторожно, боясь разбудить, Эндвэлл приподнял голову Таллэ и надел ей на шею золотую цепочку. На фоне черного бархата ее одежды листок сверкнул подобно звезде. Эндвэлл положил правую руку Таллэ на грудь, прикрывая листок, но все равно слабый зеленоватый свет пробивался сквозь неплотно сжатые пальцы девушки.

— Добрых тебе снов, маленькая гондорка, — еле слышно произнес Эндвэлл и вышел из палатки.

— …Таллэ, проснись! Тебя Арагорн ищет!

Таллэ сразу резко вскинулась, еще ничего не зная, пальцы непроизвольно стиснули листок. Полог палатки так и остался поднятым, и из-под него широкой рекой лилась ночная свежесть. Было около четырех часов утра, светало буквально на глазах.

— Спишь, и даже не знаешь, что мы все-таки выиграли Пеленнорскую битву!

Только теперь Таллэ проснулась окончательно. Нет, этот голос не продолжение сна, не наваждение на грани рассвета — перед входом в ее палатку и в самом деле стоял Гилморн!..

…Этой глухой и безрадостной ночью Талнэ, наконец, рассказала Иорет свою историю.

Наверху к этому моменту осталась одна Хель. Ланор спала, зарывшись лицом в одеяла. Сестры лежали рядом, сблизив головы, и Иорет вслушивалась в еле слышный шепот Талнэ.

— После того, как ты ушла, у нас все пошло наперекосяк. Не знаю уж, Денэтор тут постарался или просто такие времена наступили, но к нам с матерью начали относиться не как к семье Эрверна Итильского, а как к простым беженцам из Долины Запретов.