— Знаешь, кто ты такая? Маленькая эгоистка. Правда, неагрессивная, что само по себе неплохо, — он выпустил ее руку. — Все, твои ноготки в полном порядке, можешь снимать биозащиту.

Она не ответила, замерев все в той же напряженной позе, и во взгляде ее застыла печаль. Он резко поднялся на ноги.

— Я верну тебе этот листок, — сказал он спокойно и уверенно. — И сделаю это до конца Игры. — С этими словами он направился прочь от палатки, и уже в двух шагах Таллэ не смогла различить его фигуру — так надежно скрывал его лориэнский плащ…

В невысоких горах к северу от побережья Белфаласа, на одной из вершин, видимая отовсюду, высится горделивая башня из голубоватого камня, прозванная Амон-Лоин. Говорят, что возведена она была еще нуменорцами, в дни восьмого короля Тар-Анариона, который так любил свою королеву, синеглазую Лаинэс, что дал ее имя этой башне — одному из красивейших нуменорских сооружений в дельте Андуина. В давние времена свет маяка Лоини был виден далеко с моря, и корабли Нуменора, спешащие к южным гаваням, шли на его свет. С тех пор минула не одна тысяча лет, но ни время, ни злоба Саурона ничего не смогли сделать с этой величавой башней. Но Нуменор пал, и уже не спешили с юго-запада корабли на свет маяка Лоини. Теперь Амон-Лоин превратился в пограничный сигнальный пост на границе между Этиром и Дол-Амротом, такой, как Эрелас, Нардол и Эленах на севере. И всякий раз, когда с востока на Дол-Амрот шли полчища Харада или орды орков, на вершине Амон-Лоина вспыхивал костер — и свет его, как в прежние времена, был виден из любой дали. И ни разу не удавалось врагу застать врасплох воинов Дол-Амрота, грозной крепости, цветущего города на Золотистом Взморье…

Иорет увидела эту башню издали, в час, когда солнце кровавого цвета медленно катилось за горизонт и вершины гор окутал туман, пахнущий дымом от далеких костров. Это был вечер четвертого дня с того сырого утра, когда харадримы играли на нее в кости. Четыре дня Иорет скиталась по приморским равнинам Этира и Лебеннина. Но все ее попытки прорваться к северу, в Минас-Тирит, были обречены на неудачу. Повсюду были харадримы, да и орков хватало. Отбиваясь и отступая, Иорет продвигалась в основном на запад. Если бы не ее конь, ее могло бы уже не быть в живых, но он не раз ее выручал. На нем она переплывала Джилрейн, когда пешие орки остались на берегу и стреляли ей вслед, на нем не раз и не два уходила от погони. Иорет прозвала его Харадримом — из-за прежних хозяев и из-за того, что он был гнедой с черной гривой. Но сегодня, к вечеру 19 марта, и конь, и всадница были измотаны до последнего предела. За эти четыре дня Иорет ни минуты не спала, а ела лишь дважды.

Прежде Иорет никогда не видела Амон-Лоина, но сразу узнала его — и в Гондоре, и в других местах ей доводилось слышать рассказы о Голубой башне, нуменорском маяке юга. Надежда вновь затеплилась в ней, и она направила Харадрима к башне. Она вынырнула из тумана почти у самых стен, и тут ее окликнул звонкий, но суровый голос:

— Стой, кто идет! Стрелять буду!

Иорет вскинула голову и увидела на вершине башни, как ей показалось, юношу-подростка в одежде серовато-синего цвета и со взведенным арбалетом в руках.

— Гондор и Нуменор! — крикнула она в качестве приветствия.

— Я Иорет, странствующий менестрель, удираю от харадримов. Я прошу у вас защиты и приюта.

— Поклянись, что ты не послана врагами! — ответили с башни.

— Именем Элберет Гилтониэль клянусь, что никогда не служила и не буду служить Врагу, — четко произнесла Иорет. — Я одна, но через час или пятнадцать минут здесь будет большая харадская банда.

Фигура стража исчезла из видимости Иорет. Казалось, он с кем-то совещался. Наконец, до девушки донесся его голос:

— Объезжай башню справа и жди у стены с тремя рунами. Сейчас мы откроем вход.

Иорет выполнила приказ. Один из камней в стене башни был намного светлее остальных, и на нем глубоко и четко была высечена Руна Света, а под ней — еще две, означавшие, как догадалась Иорет, «Нуменор» и «Лаинэс». Она соскочила с коня, и почти тут же толстая каменная плита медленно повернулась, открывая проход, в который можно было не только пройти, но и провести коня. За дверью Иорет с немалым изумлением увидела совсем юную, не старше двадцати лет, девушку с тяжелыми светлыми косами, уложенными вокруг головы. Но еще удивительнее было то, что на девушке была одежда воина, а в руке она держала обнаженный меч.

— Заходите, ты и твой конь, — произнесла она с жестким ристанийским акцентом. — У нас здесь, конечно, не крепость, но на первом этаже довольно просторно, и для коня найдется место. Иорет не заставила просить себя дважды. Девушка привязала Харадрима к вделанному в стену железному кольцу, затем, ласково потрепав его по густой гриве, бросила ему на ужин какой-то соломы, и по всему этому Иорет признала в ней ристанийку еще вернее, чем по акценту.

Полутемное, с низким потолком, это помещение было просторным и почти пустым. В дальнем правом углу начиналась узкая винтовая лестница на второй этаж. Рядом с этим местом из стены сочилась тонкая струйка воды, падая в наполненную до половины каменную чашу. У одного из краев чаши начинался выдолбленный в камне желобок, по которому лишняя вода стекала куда-то под стену.

— Родник Каменные Слезы, — сказала девушка, проследив направление взгляда Иорет. — Он никогда не пересыхает. Говорят, в прежние времена он помогал этой башне выдержать самую жестокую осаду.

Девушка с усилием налегла на какой-то рычаг в стене, и каменная плита за спиной Иорет медленно встала на место. В помещении сразу стало темно, так как слабый вечерний свет проникал в него лишь через две щели-бойницы под самым потолком.

— Ну вот, твоего коня устроили, теперь можно и тобой заняться, — проговорила девушка, беря за руку Иорет. — Пошли наверх. Ты не сердись на нас, сама понимаешь, сейчас такое время, что любой человек, идущий с востока, вызывает подозрения.

— Я не сержусь, — ответила Иорет, поднимаясь вслед за девушкой по узкой каменной лестнице. — Мое имя Иорет, а как зовут тебя?

— Хель, — назвалась девушка. — Я родом из Ристании.

— А как же ты оказалась здесь?

— О, это долгая история…

Хель и Иорет поднялись в другое помещение, чуть меньше и намного уютнее нижнего. Здесь, со свечой в руке, их встретил страж башни, и вблизи Иорет с удивлением разглядела, что это был не подросток, а тоже девушка, чуть постарше Хель, но тоже одетая в боевую одежду.

— Ланор из Дол-Амрота, моя родственница, — представила ее Хель. — Ты, наверное, голодна, Иорет? Садись на одела, я сейчас принесу еду.

Иорет направилась в угол, где из пяти или шести одеял была устроена довольно удобная постель. Ланор сняла плащ, расстегнула пояс с мечом, разулась и блаженно вытянулась на этой постели. Иорет последовала ее примеру, устроившись рядом. Вернулась Хель и протянула Иорет хрустящую лепешку, на которой лежал большой кусок сыра, и кувшинчик с водой. Та буквально выхватила пищу из ее рук и со всей жадностью изголодавшегося человека набросилась на нее.

— А почему вы здесь? — спросила Иорет, когда ее голод немного утих. — И почему я до сих пор не видела никого из воинов?

— В Амон-Лоине нет воинов, — тихо сказала Ланор.

— Но должен же быть на маяке какой-то гарнизон! И что делаете здесь вы?

— Держим оборону и поддерживаем огонь, — совершенно серьезно ответила Хель. — Сегодня на рассвете последний воин южного маяка Дол-Амрота пал, пронзенный харадской стрелой. Кроме нас троих и еще одной девушки, которая сейчас дежурит наверху, в башне Амон-Лоина никого нет.

— Слушай, Иорет, — медленно и печально заговорила Ланор. Пять дней назад одна из нас получила известие, что человек, так и не успевший стать ее мужем, умирает и хочет проститься с ней.