Побежала к следующей теплушке, но и там ей не удалось пробить непробиваемую стену человеческих ног, мешков, узлов...
На глазах Анютки слезы бессилия и злости. Она кинулась в атаку на посадку в третью теплушку — там ее просто отшвырнули... Помчалась дальше, заливаясь слезами, но и у четвертой и пятой теплушек ее штурм закончился неудачей...
Анютка с плачем бежит вслед за уходящим составом, хватается за висящих на подножках, на поручнях пассажиров, обрывается, догоняет и снова цепляется, но опять срывается и остается лежать на обочине пути, провожая безнадежным взглядом хвост эшелона...
...На перрон вернулась молчаливая, окаменевшая от горя. Присела в сторонке подумать, что же делать дальше?.. Долго сидела так, пока внимание ее не привлек маленький оборванный мальчик.
Это — Тишка. Он ходил около пути, на котором стоял ушедший поезд, и подбирал что-то... В ручонках его можно заметить кусочек недоеденного огурца, хвостик морковки, картофельную шелуху... Видимо, не один такой эшелон оставлял Тишке свои «дары», которыми он пробавлялся время от времени.
Отойдя в сторонку, мальчик собрался уже было перекусить, как из-за вагона на него налетели двое таких же грязных оборванцев, только немного постарше. Начали отнимать у Тишки его скромную поживу.
Тишка, наученный горьким опытом дележек, упал на землю животом вниз, поджав под себя кулачки, в которых держал свои находки.
Оборвыши перевернули его на спину, но неожиданно разбежались в стороны... Возле Тишки стояла, защищая его, разъяренная Анютка... Опомнившись, оборванцы ринулись на нее.
Неизвестно, чем бы закончилась схватка, если бы не вмешался одноногий солдат, ушедший из имения. Он быстро восстановил справедливость, взяв под свою защиту маленького Тишку и Анютку.
Мальчишки все же успели вырвать у Тишки морковку и огрызок огурца. Мальчику до слез обидно. Он плачет горькими слезами, растирая кулаками грязные потеки. Солдат берет Тишку и Анютку за руки, ведет к скамейке, где сидел до этого. Усадил рядом. Вынул из солдатского мешка по сухарику.
Тишка взял сухарик и недоверчиво смотрит на солдата: шутит он или в самом деле?.. Мальчик все уже испытал в свои пять лет...
— Ешь, чего смотришь?— подбодрил солдат.
Опасливо оглянувшись кругом,— нет ли поблизости подстерегающих, ребенок торопливо начал грызть сухарик. Анютка тоже аппетитно хрустнула. Солдат смотрит на них помрачневшим и вместе с тем теплым взглядом. Может, вспомнил своих, загубленных войной ребятишек, может, задумался над судьбой этих,
— Звать-то тебя как?
— Тишка...
— А тебя?
— Анютка.
— Он што, братик твой?
Анютка глянула на Тишку, на солдата, обдумывая, как лучше ответить.
— Ага,— может, первый раз в жизни соврала девочка, решив, видимо, взять на свою ответственность дальнейшую судьбу беспомощного Тишки.
— А батьки ваши? Почему бесприютничаете?..
— Папа на войне,— спешит ответить девочка,— а мама потерялась... Мы ищем ее...
— Ну что ж,— вздохнул солдат.— Ежель хотите найти мамку, пойдем со мной...
...Вот так они очутились в знакомом уже нам имении, куда чекисты привезли беспризорных детей.
Их встретила почти вся ребятня, высыпавшая во двор. Многие узнали Тишку, не поделившего однажды хлебную корку с обитателями теплушки.
— Ткшка-мышка-скупердяй!
— Тишка-мышка-скупердяй!— начали дразнить маленького Тишку.
Кто-то подбежал к нему и показал язык.
Анютка и на этот раз не сдержалась,— бросилась в контратаку на всю ребячью ватагу, защищая струхнувшего собрата. От неожиданности ребята растерялись, но в ту же минуту опомнились: кого, собственно, испугались! Дружно ринулись на Анютку под свист и улюлюканье. Но между ними и Анюткой встал солдат, подняв в руке дорожную палку...
— А ну, цыц!— рявкнул на весь двор.
Дети опешили, замерли на месте.
— По одному в ряд становись!— скомандовал он.
Дети зашевелились и послушно стали в один ряд.
— Смир-рна!— снова скомандовал солдат.
Дети недоуменно переглянулись,— не совсем поняли команду.
— Смирна, стало быть, замри на месте, не шевелись и гляди на меня, покуль не скажу — вольно...— пояснил солдат.
Все присмирели и уставились на взрослого дядю с раскрытыми ртами и настороженными глазенками. Кажется, им это понравилось...
— Так вот, голопузые!.. Отныне я вами буду командовать...— сообщил солдат.— Хотел уйти отселева, а посля передумал: няма куды податься мне. Стало быть, остаюсь при вас и буду распоряжаться по хозяйству, поскольку вы в нем ничога не смыслите...
— Правильно, служба, давно бы так!— подошла к нему усталая донельзя Лукерья.— Будешь, служба, помогать мне. Упарилась я тут с ними.
— Вот, вот!— обрадовался солдат.
— Звать-то тебя как?— поинтересовалась женщина.
— Степаном зови.
— Подходяще.
— Ну вот,— еще более приободрился Степан.— Стало быть, кончается ваша безбатьковщина. Я с ей,— кивнул головой на Лукерью,— будем вам и за батьку и за матку... Спать всем есть на чем?— сразу приступил к делу.
— He!
— He!
— He!
— Струмент я тут приховал, доски тож есть, зараз смастерим козлы!
— Смастерим!
— Смастерим!— закричали ребята наперебой.
— Смирна-а!..
Дети опять присмирели. Степан критическим взглядом прошелся по грязным босым ножонкам.
— Знаете, што такое лыки?— спросил он.
— Знаем!— ответил кто-то неуверенно.
— А знаете, где они растут?
— В лесу!— послышался еще один несмелый ответ,
— Так вот... Половина строя зараз пойдут в лес по лыки, заодно соберут грибов и орехов, другая останется со мной козлы мастерить!
— Пошли!— крикнул кто-то нетерпеливо.
— Атставить!— приказал Степан.— Не было команды! Слухай напоследок...— Он подошел к Анютке и Тишке, стоявшим в сторонке.— Вот этих штоб и пальцем не тронули, бо и они такие ж бесприютные, как и вы!.. Считайте, они — мои дочка и сын. Так и знайте: ежель што — отлуплю как Сидорову козу и прогоню отседова на все четыре!.. Поняли?
— Поняли!
— Ну вот. А теперь правая половина ко мне! Левая — в лес! Разойдись!..
Такое еще больше понравилось ребятам! Они лавиной помчались через поле в ближайший лес. Лес ожил, наполнился визгом, свистом.
Оставшиеся без крика и шума занялись во дворе более прозаическим делом — стали сколачивать из коротко нарезанных кусков досок козлы для топчанов.
Единственное, что централизовал Степан в своих руках — гвозди, которые выдавал по одному и показывал, куда и как их заколачивать.
...Утро. Дети спят на топчанах, прикрытые чем попало. Ни подушек, ни матрасов еще нет. Да ребятам, видимо, и не привыкать.
В одной комнатушке спят девочки, Среди них — Анютка. Рядом с ней скрючился Тишка. Анютка и ночью не захотела отпустить от себя малыша, чтобы не обидел кто.
...Спальня мальчиков. У полураскрытого окна ворочается мальчуган. Ему холодно. То, чем был прикрыт, сползло ночью и валялось на полу.
Мальчуган и проснулся от холода, поднялся, чтобы прикрыть окно. Глянул во двор, замер: в ворота въезжала военная двуколка. Мальчуган заложил два пальца в рот, свистнул на всю спальню... Детвора подхватилась, как по тревоге.
— Посмотрите, кто приехал!— крикнул он на весь дом.
Все сгрудились у окон, потом метнулись во двор. Лукерья и Степан стояли у двуколки и разговаривали с Кондратюком. А к нему уже мчалась ребятня, очертя голову. Окружили двуколку, кричат, смеются, улыбаются — узнали!
— Как живем-можем, орлы!— перекрыл густой голос Кондратюка детский шум.
В ответ поднялись еще больший шум и галдеж. В них потонули отдельные детские голоса.
— Атставить!..— скомандовал наконец Степан, видя, что иначе не дождаться порядка.
Ребята привыкли уже к его командам и враз смолкли.
— А теперя слухайте, што скажуть!..
Кондратюк обвел глазами детей, улыбнулся.
Ребята в ответ — тоже.
— Так вот, детки...— начал он негромко.— Идет осень, и что нам придется делать?
