— Ты слышал о женщине, которая соревновалась в стрельбе из лука с самим Богадур Султаном?

— Да, у нас рассказывали эту историю. Она победила его, а потом убила…

— По повелению хана эта женщина схвачена. И я хочу, чтобы ты охранял ее.

— О всемогущий, это огромная честь для меня!

Азов-Шах подробно рассказал Азизу, что он должен делать, как себя вести с узницей, показал избу и рассказал, где будет располагаться наружная охрана.

— Даже если каким-то чудом ей удастся проскользнуть мимо тебя, она не сделает по двору и двух шагов, как будет схвачена, — сказал Азов-Шах. — Но это не значит, что ты можешь расслабиться. Ты должен не позволять ей выходить из ее горницы, но сам можешь войти к ней, если она позовет. Будь строг, но вежлив и выполняй все ее разумные просьбы.

Чтобы немного облегчить жизнь Азиза, он велел вытащить его из ямы, где тот сидел, взял в свой шатер, накормил и напоил, а на следующий день привезли пленницу.

На пороге Азов-Шах лично принял ее из рук Тахира, сразу заметив, что она больна.

— Что с ней? — спросил он.

— По-моему, у нее жар, — ответил Тахир.

Азов-Шах поднял нагайкой за подбородок опущенную голову Настеньки.

— Тебя зовут Анна Медведева? — спросил он.

Настенька глянула ему в глаза, сжала губы, подняла высоко голову и ответила:

— Да!

— Значит, это ты убила Богадура?

— Да! — с вызовом ответила Настенька, чувствуя невероятный озноб, жар и прилив какого-то неслыханного мужества, какого у нее до сих пор никогда не было.

— Богадур был моим братом, — сказал Азов-Шах. — Мой отец хочет на тебя посмотреть. Поэтому ты здесь.

Я думаю, он скоро придет. Охраняй пленницу как следует, Азиз. Я скоро вернусь, и будем готовиться к визиту хана.

Настеньку отвели в горницу и оставили там.

Огромный татарин свирепой внешности охранял ее, сидя в соседней комнатушке.

Настеньку охватил смертельный ужас.

Одна мысль о встрече с самим Ахматом, с тем самым страшным, ужасным ханом, которого, как говорят, даже сам великий князь побаивается, парализовала все ее мысли.

Ей хотелось броситься на колени, закричать, что она вовсе не Анница, а Настя, что она никогда не держала лука в руках, что она ни в чем не виновата, и просить, умолять, чтобы ее отпустили к маменьке и маленьким деткам…

И тут же жгучий стыд охватил ее огнем, более горячим, чем жар болезни.

Она вспомнила, как однажды в темнице замка Горваль происходило что-то похожее…

— Убей меня, отец! — прошептала Настенька.

— Сейчас, — едва слышно вымолвил Картымазов и, продолжая гладить ее волосы, осторожно опустил правую руку. Настенька почувствовала, как острая игла прикоснулась к ее телу…

Но здесь не было отца, не было Сафата, который выточил тот острый клинок, не было никого, только этот жуткий огромный татарин с длинной саблей на боку…

И вдруг в воспаленном мозгу Настеньки яркой молнией сверкнула дерзкая и безумная мысль.

Она упала на колени, расстегнула ворот платья и, сжав в руке крестик вместе с Богородицей, подаренной Генрихом, горячо зашептала:

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Господь наш всемогущий, Господи Иисусе, матерь Пресвятая Мария Богородица, спасите и помилуйте мою грешную душу, нет у меня другого выхода, чтобы спасти свою честь, а потому простите мне этот мой страшный грех и все другие, какие были, дайте жизнь добрую и счастливую деткам моим родным и мужу любимому Филиппу, батюшке, матушке и братцу, а также дорогой подруге Аннице, да минует ее чаша моя, да будет она счастлива всегда до конца дней своих, а мне дайте силы и мужество выполнить все, как я задумала, аминь!

Настенька неимоверным усилием воли собрала все свои слабые силы и все огромное мужество, поднялась с колен, выпрямилась и преобразилась до неузнаваемости.

Теперь это была гордая, смелая женщина с горящими глазами, твердым и неумолимым взглядом.

— Поди сюда! — приказала она тоном, не допускающим возражения, и Азиз вошел в горницу.

— Ты знаешь, кто я? — спросила она, глядя ему прямо в глаза взглядом, от которого у Азиза пробежали мурашки по коже.

— Да, — ответил он.

— А ты знаешь, почему ни Богадуру и никому другому не удалось убить меня?

— Нет, — настороженно ответил Азиз.

Настенька сбросила с плеч черную шубу и сорвала с шеи медальон Генриха.

— Потому что я — единственный человек на свете, у которого есть это. Благодаря этому меня не берет ни стрела, ни сабля, ни топор. Если ты выпустишь меня из дома, я отдам тебе это. Ты станешь неуязвимым для любого оружия!

Азиз ухмыльнулся и резким неожиданным движением вырвал медальон из рук Настеньки.

— Зачем мне выпускать тебя? Я и так могу его взять! Вот он уже мой.

Настенька презрительно улыбнулась.

— Глупец! Ты не знаешь, что надо делать, чтобы он подействовал, и никогда ни от кого не узнаешь.

— Ты сама мне скажешь.

— Скажу. Но при одном условии — ты поклянешься Аллахом, что выпустишь меня из дома.

Азиз вспомнил, как Азов-Шах говорил ему, что даже если узница и выскользнет из дома, ее сразу схватит охрана. Он мог поклясться Аллахом и с чистой совестью выпустить ее наружу, но он не верил ни одному ее слову.

— Я тебе не верю, — сказал он. — Ты думаешь, что я дурак?

— Дай! — потребовала Настенька.

Азиз протянул ей медальон.

— Смотри! — Настенька нажала невидимую кнопку, и показалось маленькое горлышко.

По горнице поплыл странный, слегка дурманящий запах.

— Достаточно смазать малейшей каплей этого эликсира тело, и оно станет твердым, как камень, — любое оружие будет бессильно. Ты будешь единственным неуязвимым человеком на всей земле — это поможет тебе стать великим и богатым!

Азиз скептически ухмыльнулся.

— Не верю.

— Поклянись Аллахом, что ты выпустишь меня отсюда, и я докажу тебе это.

— Ну что ж, если докажешь — выпущу, — прищурился Азиз. — Клянусь Аллахом!

— Слово сказано! — воскликнула Настенька и быстрым, лихорадочным движением обнажила свою высокую тонкую шею.

Она опрокинула флакончик на руку, провела ладонью по шее, подняла голову и, улыбаясь твердо и спокойно, глядя прямо в глаза Азизу, сказала:

— А теперь, если тебе не жалко сломать свою саблю, попробуй срубить мне голову!

Странно одурманенный резким запахом эликсира, Азиз вынул саблю и с огромной силой нанес удар.

В первую секунду ему показалось, что он рассек призрак — сабля не ощутила никакого сопротивления, а голова Настеньки осталась на месте, как и была.

И только через долю секунды, когда на шее появилась тонкая красная ниточка, которая мгновенно превратилась в широкую полосу, полоска тут же взорвалась фонтаном крови, а голова и тело, отделившись, упали в разные стороны, Азиз понял все, что произошло.

Он упал на колени и, воздев руки вверх, закричал громким и страшным голосом.

…Когда хан Ахмат с Сафатом приближались к избе на опушке леса, навстречу им вышел Азов-Шах, и по странной бледности его лица Ахмат сразу понял, что случилось.

Сын несколько секунд шептал отцу что-то на ухо. Ахмат вздохнул, посмотрел в сторону, и лицо его стало скорбным.

— Аллах гневается. Не будет мне больше удачи.

Потом повернулся к Сафату и сказал:

— Пойдем. Мы все-таки посмотрим на нее.

На полу горницы лежало накрытое тряпкой окровавленное тело, а на столе на большом блюде стояла в лужице алой крови голова Настеньки.

Ее совершенно белое, будто изваянное из мрамора лицо выражало полное и безмятежное спокойствие, какого не появлялось на нем при жизни.

Сразу узнав Настеньку, Сафат пережил второе потрясение.

Но он и здесь ничем себя не выдал, только поклялся в душе, что достойно отомстит за ее смерть.

Хан Ахмат сел на скамью и долго вглядывался в белое лицо.

— Теперь ее глаза закрыты, и я ничего в них не увижу, — вздохнул он и встал. — Привели? — спросил он у сына.

— Там, — кивнул Азов-Шах в сторону прихожей.