Подставка оказалась выше Рапсодии, а в клетке мог бы поместиться маленький ребенок. Она почернела от грязи и сажи — результат пожара. Рапсодия с восторгом разглядывала необыкновенную клетку. Такой прекрасной вещи она в землях болгов не видела еще нигде. Она протянула руку, прикоснулась к дверце и отшатнулась, не в силах противостоять видению, которое вдруг захватило все ее существо. Время словно прекратило свой бег, и Рапсодия увидела беседку такой, какой она была много веков назад, — прекрасные белоснежные колонны на фоне темного сада.

Перед Рапсодией стоял мужчина, высокий, могучий, с густой седой бородой и темными нависшими бровями. Его лицо перекосилось от ярости. В глазах пылал огонь.

Он поднял руку и с силой ударил ее по лицу. Она почувствовала боль, огнем запылала щека, колонны беседки завертелись, начали клониться.

В следующий миг видение растаяло, и Рапсодия обнаружила, что ее голову поддерживает Акмед, а она лежит на полу и смотрит в потолок.

Она тихонько застонала. Акмед помог ей подняться, подвел к одной из скамеек и осторожно усадил. Мир вокруг Рапсодии продолжал отчаянно вертеться в безумной пляске, и она далеко не сразу нашла в себе силы объяснить Акмеду, что произошло.

— Теперь я знаю, почему это место пронизано такой злобой.

— Что ты видела? Рапсодия потерла виски:

— Гвиллиама. Глазами Энвин — в тот момент, когда он ударил ее. Помнишь, Ллаурон рассказывал про это?

— Помню, конечно.

— Ну, он несколько смягчил краски. Гвиллиам ее ОЧЕНЬ СИЛЬНО ударил, он причинил ей страшную боль. У меня до сих пор в ушах звенит.

— Неудивительно, что она решила его уничтожить.

— Знаешь, он поступил ужасно, но я все равно считаю, что ее реакция была чересчур резкой. Да, я бы тоже пришла в ярость, но сомневаюсь, что пожертвовала бы огромной армией, чтобы растоптать его. Лично я, скорее всего, отравила бы его пищу — и все.

— Ну, судя по тому, что мне известно, Первый и Третий намерьенские флоты только и ждали повода, чтобы вцепиться друг другу в глотки. Представители Третьей волны считали, что принесли самую серьезную жертву, задержались дольше всех и охраняли Остров, чтобы дать остальным возможность благополучно бежать оттуда. Им несладко пришлось, когда они здесь высадились. Они вынуждены были сражаться за право поселиться в этих краях — в то время как Первый флот не встретил никакого сопротивления и спокойненько жил себе в лесах. Разумеется, все, что я читал, изложено с точки зрения Гвиллиама. Я думаю, что небольшая стычка Гвиллиама и Энвин послужила искрой, от которой разгорелся большой пожар.

Рапсодия поднялась на ноги и огляделась по сторонам:

— Значит, получается, что война началась именно здесь. Вот на этом острове, в мраморной беседке. Неудивительно, что кажется, будто тут разгуливают призраки.

Акмед так и прыснул:

— Ты что, тоже боишься привидений?

— Нет, конечно! — обиженно заявила Рапсодия. — Уж если на то пошло, это они меня боятся.

— Я их понимаю, — язвительно проговорил король фирболгов. — Ты ведь у нас такая страшная.

Рапсодия улыбнулась и снова достала флейту. Усевшись на скамейку, закрыла глаза и начала вслушиваться в завывания ветра, стонущего над водой.

Она впитывала звуки и вибрации пещеры в поисках диссонирующих нот и сразу же их услышала. Тогда она поднесла флейту к губам и заиграла нежную мелодию, которая наполнила воздух, отразилась от стен беседки и окутала пещеру мягким, бархатным покрывалом.

— Я поняла! — радостно вскричала Певица и вскочила на ноги. — Мы не могли найти это место потому, что оно скрыто множеством слоев естественных вибраций. Чаша каньона прячется среди высоких скал, вокруг ревет ветер, а озеро под землей и песнь водопада сплетают туманную пелену, которая делает пещеру невидимой. А беседка усиливает этот эффект благодаря месту, где построена, и материалам, из которых сделана. Она — словно платформа. Здесь можно произнести речь, которая будет услышана на много миль вокруг. Ненависть, пронизывающая остров, проникает наружу и пугает фирболгов. Вот почему от земли исходит такое отвратительное ощущение.

Акмед кивнул, но ничего не сказал. Вода всегда была его врагом, в особенности в те моменты, когда он пытался отыскать биение сердца своей жертвы. Спрятаться от него они могли только возле воды.

— Ну, если ты решила все свои загадки, пора возвращаться.

— Подожди. Я хочу кое-что еще попробовать. Рапсодия проигнорировала сердитый взгляд, которым наградил ее король, и снова начала играть на флейте. Она сосредоточилась на нотах печального плача, стараясь связать их с более яркой, радостной мелодией. И почувствовала небольшое изменение в окутавшем ее воздухе.

— Отдай мне это место. Пожалуйста. — Не отвечая на удивленный взгляд Акмеда, она горячо продолжала: — Я восстановлю дом. Его нужно только хорошенько вымыть и привести в порядок деревянные постройки. Я верну здоровье и радость песне острова, прогоню память о Гвиллиаме и Энвин, о злобе, которая их переполняла. Давай здесь будет мой… ну, моя…

— Герцогство? — Что?

— Твое герцогство. Грунтор все время называет тебя герцогиней. Пришла пора закрепить за тобой титул. Прими мои поздравления. Ты стала фирболгской аристократкой.

Не обращая внимания на его язвительный тон, Рапсодия сказала:

— Вот и отлично. Я смогу выступать в роли твоей посланницы. Ведь теперь есть титул, который даст мне на это право. — Она рассмеялась, когда Акмед поморщился. — Замечательно! У меня еще никогда не было места, которое принадлежало бы только мне.

— Как только мы отсюда уберемся, ты получишь его с соблюдением всех необходимых формальностей.

— Договорились. — Они пожали друг другу руки, и Рапсодия радостно припустила к лодке.

— Ну и как ты намерена назвать свои владения? — поинтересовался Акмед, устраиваясь на веслах.

Рапсодия была сильно возбуждена, и они плыли назад гораздо быстрее, чем сюда.

— Не могу решить, — ответила она с сияющими глазами. — Давай возьмем название из нашего прежнего мира. Что-нибудь могущественное, королевское, чтобы имя отдало этому месту свою силу. Мне кажется, так будет правильно. А ты как думаешь?

Акмед демонстративно вздохнул:

— Как пожелаешь. Это же твое герцогство! Кстати, тебе придется платить мне налоги на все, что ты будешь производить.

Рапсодия прекрасно понимала, что он шутит, но ответила ему совершенно серьезно:

— Справедливо. Однако я думаю, тебе придется согласиться на обмен. Я не собираюсь ничего продавать. Свое лучше отдавать тому, кого любишь.

От удивления брови Акмеда полезли вверх.

— Мне казалось, ты решила дать обет безбрачия.

— Да ну тебя! — взорвалась она. — Я имела в виду травы, специи, может быть, цветы. Знаешь, иногда ты ведешь себя как настоящая свинья.

— Я пошутил.

— Знаю я твои шуточки.

Она проводила глазами исчезающий из вида водопад. Как только его пение стихло, у Рапсодии тут же испортилось настроение.

Акмед окинул ее пристальным взглядом:

— Прости!

Она помахала рукой, словно отгоняя прочь его слова.

— Рапсодия, ну что с тобой?

Она смотрела в сторону, не в силах оторвать взгляд от исчезающего в дымке острова.

— Не знаю. Зависть, наверное. Нет, не совсем так… Не могу подобрать подходящее слово.

— Ты завидуешь? — Акмед непонимающе нахмурился. — Почему?

Наконец ее зеленые глаза, в которых больше не прыгали веселые искорки, ответили на его взгляд.

— Нет, я не завидую. Я ЗАБЛУДИЛАСЬ. У тебя нет сожалений, которые не давали бы тебе спать по ночам. Ты не оставил в старом мире того, о чем мог бы горевать. Здесь ты обрел смысл существования, нашел место, которое в тебе нуждается; здесь живут люди, которым ты нужен. У тебя есть возможность совершить нечто важное и значительное, войти в историю. У тебя новая жизнь.

Акмед поморщился — такие разговоры давались ему с трудом.

— Ты — часть этой жизни, — напомнил он Рапсодии, осторожно подбирая слова. — И можешь внести свой вклад в достижение нашей общей цели. Ты тоже получила новые возможности.