Похоже, Адам и раньше считал, что можно оценить лояльность работника без рекомендательных писем.

– Наверное, вы мне понравились, раз я посчитал нужным нанять для вас учителя.

– Похоже, что так, но кроме того, вы, должно быть, оценили, что даже будучи полуголодным и с телосложением профессионального боксера, одет я был достаточно прилично, – усмехнулся Уорф. – Я не гоняюсь за модой, потому служить у вас камердинером для меня чистое наслаждение.

Он пристрастно осмотрел одежду, в которой Адам прибыл в Лондон.

– То, во что вы сейчас одеты, неплохо, но не дотягивает до ваших обычных стандартов.

Адам повернулся, чтобы посмотреть Уорфу в глаза.

– Какие у нас были отношения? Почему я не взял вас с собой в Шотландию?

Лицо Уорфа напряглось.

– Моя мать умирала, и вы разрешили мне остаться в Лондоне. Она умерла незадолго до того, как до нас дошли новости о несчастном случае.

– Примите мои соболезнования, – тихо произнес Адам. – Я был бы последним негодяем, заставив вас уехать в такой момент.

– Большинство лордов и не подумали бы поступиться собственными удобствами, – прямо сказал Уорф. – Я благодарен вам, что вы не настояли на моем сопровождении. Однако, если бы я находился с вами на "Энтерпрайзе", то, возможно, вы бы не пострадали так сильно.

– А, возможно, вы погибли бы, как и другие. Нет смысла говорить о том, что могло бы быть. – Адам посмотрел на покрытое рубцами лицо камердинера. – Мне почему-то кажется, у нас были менее формальные отношения, чем обычно бывают между джентльменом и его камердинером.

– Я всегда помнил свое место, сэр, – отозвался Уорф, тщательно подбирая слова. – Надеюсь, что и в дальнейшем никогда не выйду за пределы разумного. Вы самый лучший хозяин в Лондоне, я говорю это вовсе не потому, что работаю на вас. Мы оба отличаемся от остальных. Возможно, именно это повлияло на наши отношения.

– Полагаю, мое отличие состоит в индийских корнях. – Адам исследовал стойку с вешалками, на которых висели прекрасно сшитые сюртуки богатых сочных цветов темной радуги. – В чем заключается ваше отличие? В отсутствии навыков работы камердинером?

Уорф густо покраснел.

– И это тоже, но... Я... я должен признаться прежде, чем вам расскажет кто-то другой, обвинив меня и Рэга в наличии... противоестественной связи.

Противоестественная связь? По-видимому, имеется в виду сексуальная. Где-то в глубинах памяти Адама всплыло понимание того, что подобная связь является преступлением, карающимся смертной казнью. Не удивительно, что Уорф выглядит таким встревоженным при упоминании этой темы.

– Вы?

– Да, сэр, – лишенный эмоций голос камердинера снизился до шепота. – Мы уедем, если вам это не нравится.

Наличие "противоестественной связи" вполне могло объяснить, почему Уорф и его товарищ подверглись нападению банды взбешенных мужчин. Адам задался вопросом, что двое мужчин могут делать вместе, оставшись наедине, но сейчас было не подходящее время для расспросов.

– Я знал об этом раньше?

Камердинер кивнул.

– Полагаю, это меня не волновало?

Уорф покачал головой.

– Тогда не понимаю, почему вдруг должно беспокоить сейчас. – Он вернулся к одежде. – Вы подберете мне подходящий костюм к завтраку? Я просто ошеломлен предлагаемым выбором. – Он мельком оглядел себя. – Эту одежду я позаимствовал. Ее нужно вычистить и починить, чтобы можно было вернуть.

– Да, ваша светлость, – голос Уорфа подрагивал от облегчения.

Адам вышел из гардеробной и попробовал открыть другую дверь. Она оказалась запертой. Нахмурившись, он спросил:

– Почему я не могу ее открыть?

– Эта комната... ваш личный кабинет, поэтому он закрыт.

– Вы знаете, где ключ?

Камердинер кивнул.

– Иногда я там убираю, поскольку вы не позволяете служанкам входить туда. – Он подошел к изящному, но замысловатому столу со множеством ящичков, и выдвинул один из них, ключ был прикреплен снизу. – Здесь вы храните ключ.

Адам тщательно исследовал секретное отделение.

– Очевидно, я довольно серьезно относился к посещению посторонними этой комнаты.

– Очень серьезно, – Уорф передал ему ключ. – Я приготовлю одежду для завтрака, пока вы осмотрите ее.

Оставшись один и весьма довольный этим обстоятельством, Адам отпер дверь. Его мучил вопрос, что именно в своем прошлом он посчитал нужным так тщательно скрывать? Войдя в комнату, он оказался в индуистском святилище. Воздух был наполнен ароматом ладана; свет, льющийся из высоких окон, освещал алтарь, поддерживаемый изящными статуями божеств, вырезанными умелой рукой и столь же изысканно разрисованными. Ткани насыщенных цветов спускались с потолка и драпировали стены, придавая комнате вид экзотического шатра. Медные масляные лампы словно явились из его снов.

Напротив двери располагалось божество с головой слона – Ганеша[58]. Адам вдруг легко вспомнил имена божеств и то, как они должны выглядеть. Ганеша очень популярен в качестве бога мудрости и богатства; он является покровителем искусств, наук и просвещения, убирает препятствия с дороги тех, кто стремится к успеху. На его алтаре лежал букетик цветов, настолько сухих, что уже невозможно было определить, из чего именно он состоял.

Адам взял цветы, высушенные лепестки плавно спланировали на пол. Если Уорф заходит сюда только для уборки, похоже, этот букет Адам оставил сам перед отъездом в Шотландию. О чем он тогда молился? Об успешном испытании яхты или о чем-то еще?

Это место умиротворяло, как сад для медитаций, даже еще сильнее. Он повернулся направо и узнал Лакшми[59], супругу Вишну[60], богиню любви, красоты и процветания, похожую на Афродиту или Венеру. Лакшми была квинтэссенцией женственности, чей праздник проходил во время Дивали[61], праздника огней. Мария ничем не походила на эту темноволосую богиню. И все же она обладала той же самой истинно женской сущностью.

Кроме того, здесь находился алтарь Шивы-Разрушителя[62], танцующего божества уничтожения и возрождения, а также алтарь Вишну – одного из верховных божеств. Божества из его снов. Ощущение того, что он, наконец, вернулся домой, усилилось по сравнению с тем, что он испытал, как только переступил порог Эштон-Хауса. Адам прошелся по кругу, толстый ковер приглушал его шаги.

Эта комната символизировала загадочную индийскую часть его натуры. Когда его насильно забрали у матери и привезли в Англию, где его должны были обучить всему, что требовалось от наследника, Адам инстинктивно понял: чтобы остаться в здравом уме, ему необходимо казаться истинным англичанином. Если он не мог отбелить свою темную кожу, то говорить, как лорд, соответствующе одеваться и выполнять обычные для носителя герцогского титула обязанности ему было по силам. Собственно говоря, именно отсюда появилась вся та одежда, что висела в смежной комнате.

Интересно, видел ли кто-нибудь еще, кроме Уорфа, эту комнату? Нет. Адам знал, что даже его друзья, бросившие все свои дела и помчавшиеся в Шотландию на поиски его тела, не подозревали о ее существовании. Эту часть себя он не доверял никому, кроме камердинера, имевшего свои причины держать язык за зубами.

Борясь с мыслями, не вносившими ясность в сознание, Адам водил кончиками пальцев по бронзовому колесу огня, в который был заключен танцующий Шива. Существовала глубокая и тесная связь между его амнезией и тем способом, с помощью которого он скрыл большую часть своего истинного я от всего остального мира. Но даже осознание этого не могло подсказать ему, как вернуть себе собственное цельное я.

Он вспомнил, как в Хартли ходил с Марией в церковь, и как слуги чувствовали себя там естественно и умиротворенно, совсем как он в этой комнате. Адам вышел из святилища и запер дверь. Уорф был в гардеробной, начищая его темно-синий сюртук, в чистке совершенно не нуждающийся.