ВСЕОБЩАЯ БОЛЬ Замолкни, сердце, спрячь свои скрижали со списком бед, и пусть они истлеют на тёмном дне. Кто сам себя жалеет, не должен посвящать в свои печали других, чтоб их дома не стали приютом плача. Жалобы, что зреют в душе самовлюблённой, всюду сеют лишь суетность. Не отделяли своих скорбей от общих люди чести, и ты ищи, хоть это будет трудно, ту боль, в которой ты — со всеми вместе, ту боль, что не унизится до мести, — ведь мелочно всё, что сиюминутно, она же — высшей святости предвестье. ВСЁ ПРОХОДИТ Красна земля, а небо ярко сине; нагое солнце мечет стрелы зноя. Сиеста. В тень укрылось всё живое, и жухнет на глазах листва в долине. В сени большого дуба на вершине, недвижно-черной, возлежит в покое недвижно-чёрный бык — вниз головою в болотце отражён, что дремлет в тине. Как изразец, едва-едва из печи исторгнутый — впечатано виденье в пространство дня, что долог и беспечен. Но этот мир не прочен и не вечен, и вестницей времён коловращенья поёт цикада, приближая вечер. Несколько сонетов из книги Мигеля де Унамуно "От Фуэртевентуры до Парижа" В сборник "От Фуэртевентуры до Парижа" (1925) вошли стихи, написанные Мигелем де Унамуно в изгнании, в том числе на одном из маленьких Канарских островов — Фуэртевентура, куда поэт и бывший ректор университета Саламанки был сослан за публичные выступления против профашистской диктатуры генерала Примо да Риверы. * * * Нагое море, сердце мирозданья! С тобой я как с супругой обнимаюсь, в твой вечный взгляд всецело погружаюсь, и в смерти не желал бы расставанья! В миру я обречён лишь на скитанья, но я частицею твоей являюсь, и в глубине твоей найти пытаюсь ту нить, что свяжет два существованья. Как бредили тобой сухие дали Кастилии, безводные от зноя, и цепи Сьерры о тебе вздыхали! И грезили тобой потомки Ноя, не могучи прочесть твои Скрижали сияющие древней новизною. * * * Как сердце матери, нагой и мускулистой, о море, колыбель шумов неспешных, лишь ты отрада в мыслях безутешных, и наполняешь их лазурью чистой. Ты — Божий щит, блистающий лучисто, гнездо огромное штормов и бурь кромешных, ты — и молчание, и стоны безутешных изгнанников на берегу скалистом. Твоих приливов нежность несказанна, в них — пульс Вселенной и пучина горя, что сердце распознает без обмана. Ты царствуешь с начала мира, море, и песнь твоя, забвеньем осиянна, влечёт нас в недра собственных историй. * * * К чему все буквы, рифмы, словопренья, когда напевы море навевает? Словесный лепет ветер заглушает, хоть ветер не заглушит песнопенья. Цикадой, бессловесной с дня творенья, оно без устали рокочет, воспевая блаженство видеть свет. Душа нагая в той песне обретает утешенье. Ты — кровь, о море, кровь, что стала песней, ты кровь без мышц и костного каркаса, ты — исцеление от всех земных болезней, ты — кровь Спасителя на неотмирной мессе, века в тебе сжимаются до часа, а этот час хоронит все их вместе. * * * Родное море, ты привычным стало для глаз, для стоп, для тела и для слуха. Я жду и жду — а ты рокочешь глухо, утяжеляя груз души усталой. Ты точно так же солнцем воссияло, как я, изведавший душевную разруху, но вдруг взошедший на Голгофу духа — на пик любви, безжалостной как жало. Любви отчизны, проклятой глупцами, любви, что не сомнётся мягкой глиной, но крепче скал, терзаемых волнами, любви, что ищет смерти в ласке львиной, любви, себя сжигающей, как пламя безумной веры, на кострах палимой. * * * Слова, что сохранили речь Кеведо, пропитанные смыслами как соком, высоких дум служившие истоком и образцом изысканной беседы в устах насмешливого привереды и чудака — вас с мудростью глубокой от пут освободил и спас от рока ваш вечный дух. Залог моей победы — смиренно вам служить, живые звуки, любовью отвечавшие надежде — — не вы ль Сервантесу смягчили муки? Не дайте злобе осквернить мне руки, и оставайтесь тем, что были прежде, чтоб утешать меня в изгнанье и разлуке. * * * Свобода — островок, куда стремлюсь я, подобный корабелу-донкихоту. Не сам ли рок явил о нас заботу, направив в островное захолустье? На острове цветёт, не зная грусти, румяная беспечная свобода, и только здесь избегнем мы исхода в утробу тьмы и гибельных предчувствий. Свобода, островок в морской пустыне, куда лежит служения дорога; ты — лишь врата, ведущие к вершине, откуда льётся свет из дома Бога в наш дом, хранящий подступы к святыне, и не доступный искусам порока. |
