— Ладно. — Таманцев бросил свой листок на стол. — Вы тут собирайтесь, а я пойду маяк поставлю. Максимов обещал, что они сразу вылетят, как мы отзовемся. Была у них с Гларчуком такая договоренность.
— А я пойду Симонова будить, — сказал Дронов. — Жаль, не дали вы нам в Поселок въехать победителями на зеленых конях.
— На каких еще конях? — удивился Миркин… Глебов неторопливо собирал в пачку листы дневника.
— А что же вы думаете, — в свою очередь спросил Дронов, — мы в лауне зря время проводили? Мы скакунами обзавелись. Будем улетать — я вам их покажу. Все равно отпускать придется.
Симонов искренне обрадовался встрече.
— Нет, это вы молодцы, — растроганно обнимал он следопытов, — это здорово, что вы нас все-таки нашли. Мы бы, конечно, до Поселка обязательно добрались. Да чего теперь, вертолетом, конечно, быстрее, чем по земле. Хотя и у нас свое средство передвижения имеется. Только своенравная, сволочь, так и норовит свернуть, а то и обратно помчаться!
— Вертолет будет через час, — сообщил появившийся Таманцев. — Они нас запеленговали. Так какого коня вы обещали нам показать?
Дронов поманил его за собой. Рядом с убежищем, где долгие годы прожил отшельник лауна, со стороны, противоположной входу, джунгли подступали совсем близко. Именно оттуда с неожиданным леденящим душу шипением вдруг вынырнула страшная зеленая морда, а вслед за ней мелькнула пятнистая когтистая лапа.
— Ложись! — Таманцев торопливо отскочил назад, жалея, что не взял с собой оружие. Первое правило следопыта — в джунглях с оружием не расстаются. А он это правило нарушил, как последний новичок. Оставалось надеяться, что товарищи успеют вовремя прийти на помощь.
— Успокойся, Андрей, — с легкой насмешкой в голосе сказал Дронов. — Не пугай нашего скакуна!
Скакуна? Заговаривается Дронов, не иначе, не прошли ему даром скитания по зарослям лауна.
— Погоди, — снова сказал Дронов. — Сейчас я его отпущу!
Он бесстрашно скользнул в джунгли. Речь его стала невнятной и слаборазличимой на фоне криков, доносящихся из чащи.
Раздался треск зарослей, заколыхались высокие стволы, слышно было, как гулко топает ящерица, обретя неожиданную свободу.
— Жаль, — огорченно сказал Дронов. — Сколько мы сил и терпения на эту сволочь потратили, мух ей стреляли, от врагов естественных оберегали, дрессировали, чтобы бежала, куда нам надо, а не куда ей хочется…
Он явно расстроенно посмотрел вслед убежавшему монстру. Из-за бугристого, уже просохшего округлого бока пня выбежали Миркин и Глебов.
— Что случилось? — тяжело дыша, спросил Глебов. — Что это было?
— Да ничего особенного. — Таманцев повесил импульсник на плечо. — Это Дмитрий Николаевич своего Конька-Горбунка на волю выпустил.
Глава тринадцатая
Крикунов раскладывая листки привезенного следопытами дневника Думачева. Менял, менял отшельник записи в своем дневнике! Более того, отшельник не все взял с собой, часть дневника он предусмотрительно оставил в пещере. В том числе и те, что он заменил, готовясь к возвращению в общество. Совсем выбрасывать эту часть листков ему было жалко, но взять с собой весь дневник он остерегся. Не знал, какие нравы в обществе, куда он возвращался. А за некоторые вольнодумные мысли вполне его могли опять отправить куда Макар телят не гонял. За подобную философию и неверие в будущую гуманность светлого будущего, от строительства которого он уклонился, дезертировав в джунгли. Теперь найденные В его пещере листы заполняли лакуны дневника, делая всю историю его отшельничества более полной и цельной. Больше всего записей касалось власть имущих, которых Думачев не жаловал и о которых писал с нескрываемым раздражением. А кто бы написал что-нибудь хорошее о той власти, которая едва не поставила мемуариста к стенке, прикрываясь при том словесной шелухой о высоких идеалах? Понять Думачева было легко, вместе с тем отдельные записи представляли несомненный интерес для создания его психологического портрета, а некоторые содержали удивительно точные и интересные наблюдения натуралиста, который получки возможность наблюдать изучаемый мир изнутри.
28 июня сорок четвертого года
Во время путешествия издалека увидел высокие заросли с длинными соцветиями лилового цвета. Это цвел дербенник иволистный, который в народе называют еще плакун-травой. Согласно легендам плакун-трава открывает «приступы к заклятому кладу». Кроме того, она заставляет плакать нечистую силу. Колдуны и знахари собирали эту траву на утренней заре в Иванов день. При Этом полагалось, чтобы у человека, собирающего траву, при себе не было никаких железных вещей. Иванов день прошел, да и не силен я в колдовстве и знахарстве. Для меня трава эта означает лишь одно— произрастает она в болотистых местах, куда ходить опасно.
Удивительно опыление цветка плакун-травы. Пчелы с удовольствием посещают заросли дербенника, поэтому вблизи всегда шумно, как на аэродроме, когда прогревают моторы. Пчела, прилетая за нектаром, измазывается сразу в трех местах, чему способствует строение цветка и всего соцветия. Пыльца эта потом попадает на разные рыльца, но прорастает лишь на пестиках, одинаковых по длине с тычинками.
Растение съедобно, и все можно использовать, в пищу, даже ствол. Из сока его можно сделать прекрасную прочную краску зеленого цвета. Я ею окрашивал свои одежды, чтобы стать незаметнее в лауне, и это всегда давало прекрасный результат.
Дербенник может выделять из себя, лишнюю влагу, которая скапливается у специальных водных щелок и выделяется крупными каплями даже в самый жаркий день. Вот за эту способность его и прозвали плакун-травой. Я подумал, что эта способность дербенника может меня здорово выручить, если я вдруг останусь без запасов воды.
Читать записи Думачева было очень интересно, но еще интереснее оказалось знакомиться с его рассуждениями о будущем, о прошлом, о людях, от которых он оказался оторван.
26 февраля сорок пятого года
Сколько снегу в этом году! Мое убежище полностью занесено снегом, я оказался отрезан белыми ледяными шарами от всего мира. Интересно, вблизи снег напоминает паюсную икру, спрессованную в монолитный кусок. Еще уместнее было бы сравнить эти непрочные быстро тающие шарики с мертвыми жемчужинами.
Запасов еды у меня хватит до весны, а воды у меня — сколько хочешь.
В углу большого зала прорастает грибница — разлагающаяся древесина дает достаточно тепла, а снег, засыпавший мой замок, не дает ветрам й морозу выстудить его залы. Белые круглые комочки величиной с голову ребенка висят на флюоресцирующих мицелиях, и это фантастическое зрелище завораживает меня, я способен часами наблюдать за зарождающейся жизнью.
Последнее время много думаю о религии. В Бога я никогда не верил, мне было все равно, но сейчас от скуки в голову лезут глупые мысли, а ведь кто-то однажды сказал, что сомнения — это та же вера. Дело совсем не в том.
Вселенная расширяется, и надо это как-то себе объяснить.
Представим себе мыльный пузырь. Если галактики нашего бытия находятся в пленке, образующей этот пузырь, то неудивительно, что они разбегаются. И становятся на место все парадоксы нашего физического бытия, которые пока не могут понять физики. Они просто берут не ту модель.
Вселенная расширяется. В центре ее физический вакуум, который увеличивается в размерах и заставляет пузырь расширяться, а галактики — разбегаться. А кончится все взрывом, который положит конец нашему существованию.
Вы спросите, при чем же тут Бог?
Но ведь кто-то должен пускать эти мыльные пузыри.
Возможно, это седобородый старик, который, впав в детство, нашел себе занятие — пускать мыльные пузыри;
Но мне почему-то кажется, что радужными бликами на поверхности мыльного пузыря любуется маленький мальчуган, которому абсолютно наплевать на то, что происходит в слоистой пленке, образующей его игрушку.
Закончив играть, он бросает трубочку с мыльницей и бежит гулять по необозримым просторам своей Вселенной.
Р адужные пузыри медленно кружат по двору, их подхватывает ветер и уносит в небеса, где они обязательно лопнут, прекратив наше существование, лишенное всяческого смысла с точки зрения любого, кто живет в мире Создателя Пузырей.
Короткое время существования нашей Вселенной в этом мире не дает надежды на счастливый конец. То, что с нашей точки зрения является миллиарднолетней историей, всего лишь краткий миг существования красивого, но бесполезного мыльного пузыря.
А теперь представим себе мальчика, который пускает мыльные пузыри в нашем мире. Не является ли он Таким же Создателем новых вселенных? Самое страшное для обитателей сдоя, образующего мыльный пузырь, это то, что их Создатель наделен чувством любви, чувством жалости, он добр и совершенен, как всякий ребенок.
Жаль только, что все это абсолютно не касается нас, обитателей краткого мига между первым выдохом и силами, которые разорвут прекрасный мыльный пузырь навсегда.