Его императорское величество поднимает брови, в чем присутствующие, похоже, улавливают проявление раздражения. В воздухе повеяло смертными приговорами. Шарло остается невозмутимо спокоен. И поскольку он не имеет ни малейшего представления о моем сценарии, то не терпящим возражения тоном заключает:
— Вы выбрали Лелуша, браво!
Эту сцену мне перескажут позднее. Я не волновался. С самого начала я понимал, что в компании «Фильмы 13» Шарло единственный человек, способный очаровать шаха Ирана. От меня лишь требовалось выяснить, говорит ли его величество по-французски. Получив утвердительный ответ, я без колебаний отправил к нему Шарля Жерара. Похоже, шаха, сперва несколько озадаченного этим персонажем, встреча очень сильно позабавила, чего с ним уже давно не случалось. Правда, никто не осмеливался разговаривать с ним в таком тоне. Вероятно, прославленный Мохаммед Реза Пехлеви был бы шокирован, узнав, что для Шарло Иран сводится лишь к одному: к икре. В течение трех недель, что продолжалась съемка этого фильма (кстати, он был сделан Клодом Пиното, а я был только контролером), Шарло питался исключительно этим царским кушаньем. У него это стало настоящим наваждением, и он без конца твердил Пиното: «Ты не забудешь эпизод про икру?»
Шарло добился иранского контракта точно так же, как и других. В компании «Фильмы 13» он быстро сделался незаменимым человеком. Я поручил ему заниматься всеми заказными фильмами, документальными или рекламными, которые, не принося нам славы, дают возможность подрабатывать. Обладающий редкими деловыми качествами, заключающий слывущие невозможными сделки, он в последнюю минуту обходит самых блестящих конкурентов. В безумных операциях с недвижимостью, которые я вместе с тем предпринимаю (хотя они всегда крутятся вокруг кино), он — мое тайное оружие. Оружие, которое я использую, когда исчерпываю все доводы. А у Шарло есть лишь один довод: «Все уладится!» Мы ему верим, и мы правы. В чем его секрет? Шарло принадлежит к тем редким людям, что способны договориться с любым. Он никому не дает оценок, никому не устраивает экзаменов, в партнере он видит только положительное, не затрудняя себя ничем отрицательным. И потом, он успокаивает. Шарло из тех друзей, с кем можно себе позволить быть естественным, говорить глупости, не боясь, что тебя осудят. Подобное вдохновение мне кажется необходимым. Именно так, я часто в этом убеждался, рождаются лучшие идеи, внезапные озарения. Без подготовки. На съемке Шарло обладает даром одним своим присутствием создавать дружескую и непринужденную атмосферу, с одинаковой легкостью становясь другом рабочего сцены и кинозвезды. Более того, ему присущи актерские таланты, и было бы жаль, если бы их лишились мои фильмы. Я решаю снять Шарло в фильме «Хулиган».
— Это позор, мадемуазель! Это недопустимо! Непростительно! Вы ни на что не способны! Вы позорите профессию! Если бы вы допустили ту же профессиональную ошибку на съемках моего фильма, я вас убил бы!
Парикмахерша заливается слезами. С раскрытым ртом, дрожащими губами, искаженным лицом, она, будучи не в силах произнести ни слова, выдерживает приступ ярости моего стажера. Молодая женщина принесла на съемку плохой парик для Шарля Деннера. Я разозлился, ибо за то время, которое ей понадобится, чтобы съездить домой за подходящим париком, я потеряю по меньшей мере три рабочих часа. Что касается меня, то дело этим и ограничивается. Тут-то мой стажер и подхватывает эстафету. Вскочив со своего складного стула, стоящего в углу студии, он буквально хватает за горло несчастную. Я остолбенел. Даже задаю себе вопрос, остаюсь ли я еще режиссером этого фильма или мой стажер стал новым патроном этой съемки. К счастью, он в конце концов успокоился и, поняв, что слегка зарвался, вернулся на свой складной стул. Теперь я знаю, что легендарные приступы гнева Анри Жоржа Клузо отнюдь не выдумка.
Гениальный создатель фильмов «Ворон», «Дьявольские лики» и «Истина» переживает трудное время. Его последние фильмы стоили дорого, но никакого успеха не имели, что в нашем ремесле равносильно приговору к молчанию. Этим объясняется просьба ко мне разрешить присутствовать — в качестве стажера! — на съемках моего нового фильма. Сначала я подумал, что он шутит. Однако серьезный и стареющий человек шутить не намерен.
— Я много слышал о вашем методе руководства актерами, — говорит он, — и нахожу его очень интересным. С вашего разрешения, я хотел бы изучить его своими глазами.
Польщенный интересом, который проявляет к моей работе режиссер, которым я восхищаюсь, я не могу отказать.
Карьера стажера Анри Жоржа Клузо рискует закончиться не начавшись. Потому что у «Хулигана» есть все шансы остаться не снятым. После триумфа «Мужчины и женщины» и «Жить, чтобы жить» я пережил блаженное состояние режиссера, тот период эйфории, когда все считают ваши идеи превосходными и ни в чем вам не отказывают. Но после скромного успеха фильмов «Жизнь, любовь, смерть» и «Тринадцать дней во Франции», а главное, после провала фильма «Человек, который мне нравится», восторг по отношению ко мне явно остыл. Я снова стал таким же режиссером, как и другие, от которых требуют сценарий — и хороший, — прежде чем ставить его фильмы. «Лелуш — это хорошо, — говорят отныне, — но при условии, если будет хороший сюжет». Но сюжет «Хулигана», когда я его рассказываю, вызывает сильнейшее беспокойство. Прежде всего потому, что фильм строится на коротких «обратных кадрах». Как и жизнь. Женщина вызывает у меня флэшбэки о других женщинах, номер в гостинице — о других гостиничных номерах, встреча — о других встречах. Кино всегда любило эти взгляды в прошлое, но в гомеопатических дозах. Перспектива фильма, который будет полностью состоять из флэшбэков, встречается со стойким недоверием.
Другой повод для беспокойства у моих партнеров заключается в том, что на главную роль — хулигана — я предлагаю Жана Луи Трентиньяна. По моему мнению, Жан Луи превосходно выразит главную мысль фильма, а именно ту мысль, что хулиганы, как правило, не те люди, за которых все их принимают, и что порядочные люди, когда они переходят на сторону хулиганов, бесконечно опаснее профессиональных бандитов, идущих на риск со знанием дела. «Это невозможно! — в один голос восклицают мои партнеры. — С самого начала карьеры Трентиньяна у него образ романтика. Он ни на секунду не будет убедителен!» Самые резкие возражения возникают тогда, когда я излагаю им подробности сценария. Стоит моим партнерам из «Юнайтед Артистс» узнать, что основное содержание «Хулигана» составит похищение ребенка, и вот они уже громко протестуют.
— Вы с ума сошли! Мы не можем себе позволить касаться подобных вещей! Люди вас растерзают! И нас заодно!
Мне становится немного грустно при мысли, что сразу же после выхода «Мужчины и женщины» все, без сомнения, сочли бы эту идею гениальной.
— Хорошо, — говорю я Александру Мнушкину, — я предлагаю тебе следующее: «Юнайтед Артистс» разрешает мне снять «Хулигана» так, как я его задумал, а взамен я согласен на оплату лишь в случае возможного успеха фильма.
— Ты уверен? — не без удивления спрашивает меня Мнушкин.
— Абсолютно. И более того, в случае неудачи я обязуюсь вернуть продюсерам долги за фильм.
— Ты так в себе уверен…
— Нет, я просто верю в фильм.
Я дорого заплатил за мою свободу, но я никогда не жалел об этом. Тем более что, начиная с этого момента, следующие одно за другим благоприятные события подтверждают мою правоту. Жан Луи Трентиньян, который сразу после выхода «Мужчины и женщины» отказался сниматься в фильме «Солнце всходит на Западе», в восторге оттого, что мы снова встретились. После нашей последней совместной работы прошло четыре года, и он вновь хочет сниматься у меня. Исполнить вторую главную роль я предложил Шарлю Деннеру, с кем еще ни разу не работал. Я был вознагражден, ибо с каждым новым днем открываю в нем гораздо более удивительного актера, чем накануне. Так как мне очень хотелось объединить в этом фильме больших актеров с начинающими артистами, я предлагаю Шарлю Жерару составить пару Кристине Коше, моей жене. Кристина никогда не училась ни на каких курсах актерского мастерства, но манера, в какой она ежедневно разыгрывает передо мной комедию, вынуждает меня поверить, что у нее есть определенные актерские задатки. И потом, наша любовная история подходит к концу. И эта роль для меня в некотором роде способ предложить ей профессию вместо прощального подарка. Это самое малое, что я могу сделать по отношению к женщине, подарившей мне первого ребенка — сына Симона.
