Как много сделал один поцелуй, соединивший нас в объятиях ночи. Тогда я еще верила в мир без абсолютного зла. Тогда я верила, что впереди целая жизнь, и у меня еще есть шанс встретить настоящую любовь.

Теперь я знала лучше. Это знание не сделало поцелуй менее сногсшибательным. Возможно, знание сделало даже больше. Если сегодняшняя ночь была последней в моей жизни, я хотела бы провести её именно так. С ним.

Я приоткрыла рот для более глубокого поцелуя. Он имел вкус мяты, прохлады, свежести. Я провела языком по его зубам, и он застонал.

Мои пальцы сумели расстегнуть несколько заклепок его рубашки, нащупывая их в спешке, но остановились, неспособные завершить начатое. Вместо этого я просто сорвала её.

Он дернулся вперед, чуть не сбив меня.

– Lo siento ("извини", испанс., прим.переводчика). Я...

Я поцеловала его снова.

– Никаких разговоров.

Если бы мы стали слишком долго разговаривать, я могла бы утратить свою решимость. Если бы мы слишком долго ждали, её мог бы утратить он.

Схватив за руку, я практически потащила его в спальню. Там я сорвала свою рубашку через голову и отбросила в угол. Мой лифчик проследовал за ней так же быстро. Его темный пристальный взгляд блуждал по моей груди. Возможно, я была невысокой, возможно коренастой, но моя грудь была чертовски хороша. Он пнул дверь, захлопнувшуюся позади нас.

Полусорванная рубашка открывала его торс. Бугристый... эта бронзовая кожа... я хотела обследовать руками её всю... и я это сделала.

Мои пальцы очертили татуировку у него на груди. Очень маленькая, без очков мне понадобилось приблизиться, чтобы разглядеть крошечный крестик в центре круга. Я задумалась над тем, что это означало, а потом над тем, будет ли у меня еще когда-нибудь возможность спросить об этом.

Наклонившись вперед, я пробежала языком сначала по одному из его сосков, затем по другому. Они напряглись, и я смогла обхватить их зубами.

Он схватил мои волосы, и я замерла, готовая бороться за право узнать его вкус. Но вместо того, чтобы отстранить, его ладонь легла мне на голову, поощряя меня.

Я посасывала его сосок, и крошечный бутон пульсировал у меня во рту. Его свободная рука огладила мою спину, талию, а затем расположилась у меня на груди, и большой палец стал дразнить меня схожим образом.

Мои колени дрогнули, и я позволила им подогнуться; соскользнув щекой к низу его живота, мой рот оказался на уровне его брюк. Я часто представляла, как открываю парню застежку-молнию своими зубами.

Но это не сработало так, как я на то надеялась. Зубам было больно, а застежка не поддавалась. Слишком велико было натяжение с другой стороны.

Нетерпение разгоралось, и он, взяв застежку одной рукой, рванул вниз, разом освободив то, что было скрыто.

Я помогла ему, и труднодоступный предмет оказался у меня во рту. Не было времени на смущение, не было времени на изучение нюансов. Я хотела испробовать всё, и у меня для этого была только одна ночь.

Положив ладонь мне на шею, он показал, как это нужно делать. Голова его откинулась назад, а бедра задвигались во все возрастающем темпе. Когда он отпрянул, я попыталась удержать его, но он поднял меня на ноги и поцеловал меня так крепко, что мы стукнулись зубами.

Горячая твердь упиралась мне в живот, влажная после моих губ. Я сделала непроизвольное движение, и порожденное соприкосновение вырвало у нас обоих стон.

Он оторвался от моих губ и прикоснулся своим лбом к моему.

– Где ты изучала этот предмет?

– Я обретаю знания на ходу.

Теплое дыхание его смеха защекотало мне щеку.

– Я люблю женщин с воображением.

Он медленно отклонился назад, положил мне руку на грудь и подтолкнул. Я упала на кровать. Он смотрел на меня со странным выражением, как будто не видел никогда прежде.

– Что? – спросила я.

– Ты так красива.

Я фыркнула.

– Не беспокойся, Чавес. Я знаю себе цену.

– Беспокоиться? – он наклонил голову; его волосы рассыпались по плечам, а сережка поблескивала среди темных прядей.

– Я не красавица. Никогда ею не была. И никогда не буду. И меня это не беспокоит. Или, по крайней мере, больше не беспокоит. Какой в этом смысл?

Осознание этого стало освобождением. Я не переживала об округлившемся животе, широких бедрах, растяжках, напоминавших дорожный атлас на моей заднице. Ничего подобного больше не имело значения. В этом и заключался смысл.

Он. Я. Только один раз вместе.

Он сбросил свои штаны, стянул мои и присоединился ко мне на кровати. Я раскинула руки. Он принял мои объятия и стал ласкать языком округлости моей груди.

– Я знаю, где находится красота, – пробормотал он.

Его смуглые пальцы путешествовали по моей коже, нежно и уверенно пробуждая меня. Он изучал, что мне нравится, по моему отклику. Его умелые губы путешествовали; дьявольский язык находил такие эрогенные зоны, о которых я ничего не слышала, и это помимо тех, о которых знал каждый.

Его щетина переросла жесткую стадию и была почти мягкой. Она и щекотала, и причиняла боль, еще одно ощущение вдобавок ко многим другим. Он доводил меня до исступления снова и снова, и я каждый раз словно срывалась в пропасть.

– Я не могу, – задыхалась я.

– Ты сможешь.

Он сместился выше и оказался надо мной, почти во мне. Я открылась для него, но он остановился.

– А-а-а! – я замолотила по его спине кулаками, и он закатился от нахлынувшего смеха. Звук прокатился до самых кончиков пальцев, заставляя меня дрожать, заставляя тоже хотеть смеяться. Смеяться сейчас было бы и изумительным, и неожиданным – просто удивительно.

– Это может быть немного болезненным, – произнес он.

– Что я сказала тебе по поводу разговоров?

Он улыбнулся еще шире и поцеловал меня так, как я того жаждала. Горячо, влажно, глубоко. Этот мужчина знал, что делает.

Пока я была отвлечена его талантом щекотания моих миндалин, он продвигался вперед, погружаясь в меня.

Это не принесло боли. Я чувствовала себя ... наполненной. Возможно, лишь крошечная частица стесненности...

Я передвинулась и это стало более резким. Небольшая боль, но я забыла о ней, когда, казалось, земля поплыла. Я знаю, что это сложно передать словами, но вы поймете Горячий и энергичный, он заполнил меня. Его тело двигалось в древнем ритме – ритме, отражающемся в пульсации моей крови. Я двигалась навстречу ему, он двигался навстречу мне, и в этот момент не существовало никого, кроме нас.

Его лицо пылало страстью, глубокий пронзительный взгляд был устремлен в мои глаза. Я всегда думала, что сексом лучше заниматься в темноте, но мы оставили свет включенным, наслаждаясь каждым видом, каждым звуком. Я не могла удержаться, чтобы не протянуть руку и не коснуться его щеки.

– Чавес, – прошептала я.

Он замедлился, взглянув на меня с таким пронзительным, испытующим выражением, разжигая огонь в моей груди. Что-то изменилось, но я не могла понять, что.

– Меня зовут Зак.

– Зак, – повторила я.

Со звуком его имени на моих губах, он взорвался внутри меня, сила его разрядки вызвала и мою собственную. Оргазм казался бесконечным – его, мой, наш – и больше не было никого и ничего, именно так, как и должно было быть в мире.

Когда все закончилось, мы лежали, переплетясь телами. Он гладил мое бедро, я играла его волосами. Я не хотела, чтобы он уходил, и желать этого было очень рискованно.

– Мир перевернулся? – спросила я.

– О, да.

Он приподнял голову и поцеловал кончик моего носа. Я снова испытала это сверхъестественное чувство – вспышка в животе, тепло, бурлящий водоворот. Мои глаза горели.

– Что случилось?

Я посмотрела в окно. Все еще ночь, но осталось недолго.

– Ты думаешь, что мы сможем сделать это снова?

Он отстранился, но взял мою руку, сплетя наши пальцы вместе, словно заигрывая.