Скира была столь увлечена высоким северянином, что на время позабыла о Вуоне. Та сразу почувствовала это. Она вскочила на ноги и побежала к бамула. Воины как раз собирали своих мертвых и раненых и укладывали их на импровизированные носилки из палок и сучьев, когда один из них заметил Вуону. Он закричал и замахал руками. Вуона испустила счастливый крик, который почти сразу превратился в вопль ужаса, когда стрела вонзилась в дерево на расстоянии ладони от ее уха.

Высокий северянин выкрикнул единственную команду, и его чернокожие воины рассыпались, выказывая сноровку, какую можно ожидать от солдат регулярной армии. Однако пиктского лучника они увидеть не смогли. Он прятался за скалами и находился так близко к Скире, что она могла бы коснуться его, будь у нее в руках длинная шпилька.

Вместо этого она коснулась его ножом. Скира не была слишком искусна во владении клинком, но на ее стороне были внезапность, ярость и достаточно силы. Пикт умер. Скира уверилась в том, что он мертв, подержав руку над его ртом и чувствуя, как замирает дыхание врага.

Девушка недвижно лежала возле пикта до тех пор, пока не убедилась, что ее поступок не привлек к ней внимание бамула. Осмотрев тело убитого, она обнаружила на нем татуировку Красного Аспида — символ клана Змеи. Она особо не удивилась, увидев, что оправдались ее подозрения. Клану Змеи вечно не давал покоя мир, заключенный отцом Скиры с кланом Совы, их соперниками. Теперь похоже было, что эта зависть поставила клан Змеи на путь предательства, если даже не на путь открытой войны.

Скира стала крадучись отступать назад, надеясь уйти подальше от этого места, прежде чем воины обнаружат ее. Затем она поняла, что, даже если ее найдут, ничего страшного не случится. Вряд ли они причинят ей вред. Если бы она могла поговорить с северянином, то узнала бы много о нем самом и его воинах. Такой отряд мог быть полезным. С его помощью она могла бы безопасно вернуться домой. А впоследствии эти люди могли бы защищать их с отцом.

Скира умела прятаться достаточно хорошо. Примерно в той же степени, что и владеть ножом. Этого умения оказалось достаточно, чтобы скрыть ее от посторонних глаз. Во всяком случае, бамула не обнаружили труп пикта и были отозваны назад вожаком. Скира была готова разрыдаться, когда заметила, что на склоне больше никого нет.

Девушка не рассчитывала так долго оставаться за пределами пещеры. Кроме того, она отдала свой плащ Вуоне, которая была теперь со своим народом. Поэтому дочь колдуна не видела другого выхода, кроме как последовать за чернокожими воинами. Если они уйдут, то шансов у нее, Скиры, отыскать их снова будет не больше, чем обнаружить их где-нибудь на Луне. Она здесь прежде всего для того, чтобы узнать: зачем появились бамула.

Скира взяла лук и стрелы у убитого пикта и оглядела других мертвецов, пока не нашла одного, на котором был плащ. Плащ был боссонской работы, весь вымазанный в грязи. Он невыносимо смердел. Пикты никогда не мылись, разве что случайно попадали под дождь. Вне всякого сомнения, плащ попал к пикту во время очередного кровавого набега на пограничное поселение.

Однако же Скира, превозмогая отвращение, завернулась в этот плащ. По размеру он достаточно хорошо подходил ей. В жилах девушки текла боссонская кровь, и ростом она была почти вровень пикту-мужчине. Плащ был теплым. И он хорошо скрывал ее. Невнимательный наблюдатель не стал бы задерживаться взглядом на фигуре, закутанной в такое одеяние.

Пищи ей найти не удалось. Здесь не было ничего съедобного, кроме тел мертвых пиктов.

Но даже шутливая мысль о том, чтобм приложиться к мертвечине, заставила Скиру передернуться от отвращения.

В лесу было много съедобных растений, в ручьях водилась рыба. Бамула вряд ли слишком далеко уйдут в первую ночь по незнакомой местности, даже несмотря на то что их вожак — северянин.

Эти надежды сделали путешествие Скиры более легким. Она поднялась и пошла следом за бамула.

Была заключена договоренность о том, что во время перехода один из трех вождей — Конан, Кубванде или Говинду — всегда будет на страже. Киммериец и его сотоварищи несли сучья для факелов. Самый короткий факел достался Говинду.

Нельзя сказать, что много можно было разглядеть в этом темном лесу и определить, кто скрывается под его покровом, друг или враг. Плащ, снятый с мертвого пикта, слегка укрывал от ветра, но даже небольшого порыва было достаточно, чтобы холод пронзал, как стрела. Говинду никогда не было так холодно, даже во время испытания на зрелость, когда его оставили одного в джунглях на время особенно суровых осенних дождей.

Хорошо, что Идоссо мертв. Он никогда не был честным последователем Конана — так решил для себя молодой вождь Говинду. А вот Кубванде может следовать за Амрой, хотя бы из страха умереть от голода. Здесь страшны голод, пикты и кулак Амры.

А что еще более вероятно — Идоссо никогда бы не поверил в советы Амры, который знал, как выжить в этой земле. Жить, сражаться и с победой выбраться отсюда — Амра знал, как это сделать. Конечно, Идоссо не был таким уж глупым. В конце концов, и он постиг бы науку выживания в здешних краях. Но прежде чем он научился (или, быть может, Кубванде его научил), бамула не досчитались бы многих соплеменников. А вот у Конана душа великого вождя. Имея такую душу, можно не беспокоиться о цвете кожи и прочих мелочах. А уж Говинду, сына Бессу, цвет кожи киммерийца и вовсе не волновал.

Звуки шагов были достаточно громкими, чтобы достигнуть ушей даже тех, кто не обладал таким острым слухом, как Говинду. Сызмальства воспитанный как охотник и следопыт и только впоследствии ставший воином, он услышал звук шагов столь же ясно. как услышал бы звук падения булыжника, сорвавшегося с утеса. Уяснив, откуда доносятся шаги, юноша поспешил спрятаться в таком месте, откуда прекрасно просматривалась тропа.

Впечатление складывалось такое, что незнакомец либо торопился умереть, либо видел в бамула друзей. В темноте труднее было сказать, кто скрывается под бесформенным плащом. Говинду сейчас бы отдал годовой запас урожая за луч лунного света. Будь он уверен, что это пикт, его копье пронзило бы живот незнакомца уже несколько минут назад.

Но вот неизвестный остановился и откинул с головы капюшон. Говивду медленно выпустил из легких воздух и сделал жест, отвращающий зло. Белая кожа, белые волосы. Привидение!

Говинду зашипел, и эхо отразило этот звук. Затем он понял, что то было не эхо. Эхо никогда не повторяет слов, которые не были сказаны.

— Бамула? Вуона? Бамула? Вуона?

В голосе привидения звучали вопросительные интонации. Голос. Стало быть, это не привидение, а женщина-северянка. Ищет Вуону? Почему бы и нет? Если мир столь безумен, что допускает такие вещи, как Ворота Зла, то почему бы не бродить здесь северянке в поисках Вуоны?

Говинду встал, но выходить на открытое пространство не решился. Женщине, быть может, и можно доверять, а вот пиктам, которые, вполне вероятно, следовали за ней, совершенно не стоило.

— Охбе бамула, — сказал он. — Охбе бамула. Охбе Вуона. Охбе Вуона. — А затем позвал: — Женщина!

Он использовал обращение, с которым обращаются к жене старшего.

Если она из тех, кто имеет власть, богам это понравится. Если она безумна, то это не имеет никакого значения.

— Бамула, — проговорила женщина. У нее был акцент, похожий на выговор Амры, когда он говорил на своем собственном языке. Незнакомка сделала еще несколько шагов. Говинду увидел нож у нее на поясе, а за спиной лук и колчан. Но руки она держала перед собой, и они были пустыми.

Говинду выступил из кустов, также держа на виду открытые ладони. Затем он показал через плечо на лагерь:

— Бамула! Вуона! Бамула! Вуона! Бамула! Вуона!

Она поняла смысл сказанного. Все еще держа руки перед собой, она принялась взбираться вверх по склону, туда, где располагался вставший на ночлег лагерь. У Говинду едва хватило время подозвать другого воина, чтобы тот занял его место. Он торопился за женщиной, которая почти исчезла в темноте.