И хотя многое и прежде разделяло их, Лизениус ясно видел: он еще найдет способ отомстить за смерть жены. Он обязан сделать это: его прекрасная супруга заслуживала и большего. Но сделает он это так, чтобы больше не подвергать Скиру риску. Он не имел права причинить ей какой-либо вред. Сперва нужно оградить от опасностей дочь, а после этого Лизениус начнет свою последнюю битву, не рискуя в ней уже ничем, кроме собственной жизни и рассудка.

А не воспользоваться ли кристаллом Траза?! Возможно, это тоже было опасно. Но это сильно облегчит его задачу: в этом случае статую можно будет оживить одной лишь силой воли, не принося кровавой жертвы.

Лизениус знал, что драгоценность находится в палатке. Мысленно он прикоснулся к ней. Колдун не осмелился силой своей воли перенести сокровище сюда. Нельзя давать пиктам ни малейшего повода заподозрить, что под носом у них нынче ночью творится магия.

Кроме того, эти дикари, скорее всего, и не представляют, для чего нужны кристаллы Траза. Их собственная магия ничего не знает о таких вещах. Чем дольше Лизениус сохраняет тайну кристалла, тем лучше для его начинания.

— Клянусь Пятой Стихией, подвластной воинским богам, имя которой Муд. Клянусь Иштар и Семирамис…

Лизениус слегка пошевелился, облизал сухие губы и глубоко вздохнул. Что-то очень далекое коснулось его сознания. Колдун открылся.

В далекой пещере, что находилась на земле клана Змеи, статуя пошевелилась на своем постаменте.

Даже острый слух киммерийца не предупредил его о том, что статуя начинает оживать. Пикты вопили так, что их вой заглушал все прочие звуки: крики раненых и умирающих, боевые кличи бамула и даже собственные боевые барабаны.

Пока ни один из бамула еще не был убит. Продолжали сражаться даже воины, раненные во время стычки на склоне холма. Нелегко сражаться в сидячем положении. Впрочем, те, кто не мог ходить, все равно вынуждены были драться. Однако стрелять из короткого пиктского лука сидя можно было ничуть не хуже, чем стоя. Пикты пытались ворваться в пещеру, полностью заполонив собой проход, так что попасть в них мог бы и слепой. Куда ни ткни, хоть целясь, хоть наугад, все равно попадешь во врага.

Конан бросился в бой со страшным киммерийским кличем, от которого эхо заметалось меж стен пещеры. На мгновение этот рев заглушил все, даже многоголосый вой пиктов. Взбадривая себя перед боем, Конан выхватил меч и кинжал, отшвырнув прочь лук и колчан со стрелами.

Один пикт прорвался сквозь переднюю линию обороны бамула, удачно избежал копий второй линии и ринулся прямиком на Конана. Киммериец, не раздумывая слишком долго, пнул его между ног. Его противник согнулся пополам, издав хриплый стон. Зажав кинжал в кулаке, Конан нанес ему удар по затылку. Киммериец убивал пиктов с такой же легкостью, с какой мастиф убивает крыс, испытывая при этом столько же сожаления.

Еще два пикта попытались повторить подвиг своего товарища, но нашли смерть на бамульских копьях, и скала под ногами сражающихся стала еще более скользкой от крови.

Конан сражался все более и более ожесточенно. Теперь он бился и вовсе как дьявол. Пикты ринулись вперед, пытаясь смять первую линию обороны, заставить бамула смешаться и направить беспорядочную толпу прямиком на Конана. Сейчас бамула держались исключительно благодаря нечеловеческой силе варвара. Конан стоял, широко расставив ноги. Держа кинжал в левой руке, он колол им, вспарывал животы, пронзал легкие, перерезал глотки. Правой рукой с зажатым в ней мечом он рубил головы, рассекал руки и ноги.

— Держитесь, болваны! — ревел киммериец. — Смотрите внимательнее! Не позволяйте им пробивать бреши! Не расходитесь в стороны! Не позволяйте им наваливаться на вас всем скопом!

Справа к Конану приблизился Бовену, слева Говинду. Оба яростно сражались. Копья плясали в их руках, выискивая малейшие изъяны в защите противников. Бросив взгляд в сторону, киммериец увидел, что Вуона тоже дерется, но положение у нее было не самое удобное — пикты прижали ее к стене. Только что один из них, похоже, был поражен ее копьем в живот. Не успел Конан перевести взгляд, как она уже наносила смертельный удар второму. Умирающий бросил на Вуону взгляд, исполненный священного ужаса.

Наконец пикты начали подаваться под напором шеренги копий. Прежде чем началась вторая атака неприятеля, Конан поспешил перебраться сперва в первую линию бамула, а затем и вовсе встал перед строем своих воинов. Пикты как раз бросились в новую атаку, когда перед ними возникла гигантская фигура киммерийца. Прошло несколько секунд, и сталь меча Конана стала красной от крови врагов. Он рубил, рассекал плоть, бил ногами, подбадривая себя воинственными кличами. Не прошло и нескольких минут, как вокруг киммерийца громоздились лишь трупы. Человек двадцать пиктов полегли в схватке с непобедимым варваром. Некоторые из поверженных стонали, пока Вуона не перерезала им глотки. Были и такие, что поползли к выходу из пещеры. Там они становились хорошей мишенью для лучников.

Весь пол пещеры был завален изрубленными, исколотыми телами, стал мокрым и скользким от крови. По счастью, это пролилась в основном вражеская кровь. Всего лишь несколько бамула получили незначительные ранения, что никак не повлияло на их готовность сражаться дальше. Стрелы больше не летели в пещеру. Но это ничего не значило. Киммериец на своем веку повидал немало битв, чтобы понимать, что такие сражения выигрывают не лучники.

Конану казалось весьма сомнительным, что бамула выйдут из этого боя победителями. Слишком уж неравны силы. Оставалось надеяться лишь на одно. Клан Совы потерял столько воинов, что наверняка обратит свою ярость на Лизениуса и Скиру, дабы отомстить за поражение. Но тешить себя несбыточными иллюзиями — значит становиться еще слабее…

Снова послышался какой-то царапающий звук, теперь ближе. Конан бросил взгляд в туннель, ведущий в глубь пещеры, и увидел, что вдоль стены крадется темная фигура. Деталей киммериец разглядеть не смог: с того места, где он стоял, можно было различить лишь черное пятно на фоне чуть менее черной стены. Всякий раз, когда раздавался этот скрежет, пятно двигалось.

Внезапно все звуки стихли и донесся долгий хриплый вой. Из туннеля показалось что-то более основательное и массивное, чем тень. Неизвестное качнулось к стене и на мгновение прижалось к ней, затем оттолкнулось и сделало еще один скрежещущий шаг.

На сражающихся шла статуя! Ее шатало, как пьяного пирата, но ни один пират не был столь велик ростом. Теперь Конан ясно видел: то, что он принял за чешую, оказалось плотно облегающей, закрывающей все тело кольчугой. Лицо каменного истукана оставалось, как и прежде, бесстрастным и лишенным выражения, а глаза… Такие глаза могли принадлежать разве что статуе: на человеческом лице они производили бы странное впечатление.

Конан опомнился и быстро оценил ситуацию. Относительно статуи он находился в самых задних рядах бамульских воинов. Сила человеческих мышц и стали была бы столь же бесполезна против двигающегося каменного монстра, как и против неподвижного, — там, в глубине пещеры, киммериец уже убедился в этом. Впрочем, хороший толчок мог бы, пожалуй, уронить статую. Сможет ли она после этого подняться самостоятельно?.. Кто знает.

Конан увидел испуганные глаза бамула. Большинство из них теперь было обращено назад, в сторону туннеля, а не на выход из пещеры, за которым были враги. Если бы каким-то чудом лежащие на полу трупы пиктов вдруг ожили, им бы не составило сейчас никакого труда разделаться с Конаном и его отрядом. То же можно было сказать и о живых дикарях, тех, что были снаружи. Они наверняка победят, если бамула сейчас лишатся мужества и предпочтут смерть или рабство встрече с чудовищным созданием Черной магии.

Если бамула побегут, их будет уже не остановить. Конан понимал это и не спешил с упреками: можно ли вообразить что-либо более ужасное, чем смерть от колдовства. Разве что гибель от рук пиктов.