Нет, вроде никого… Никто не крадется, не ломится сквозь чащу. Да и грома больше не слышно. Но расслабляться все равно нельзя! Та неведомая сила, что вытащила медведя из далеких ледяных пустынь в Черные Королевства, все еще скрывается где-то в джунглях

— Так Рыбоеды, стало быть, не пошли за тобой? — спросил Конана бамульский воин, имя которого киммериец никак не мог запомнить.

Конан нахмурился. У него появилось острое желание вышибить этому парню зубы. Под курчавыми черепушками жителей Черных Королевств скрывалась та же мешанина добродетелей и пороков, какую Конан встречал повсюду. И один из гнуснейших, на его взгляд, пороков — манера задавать по десять раз один и тот же вопрос. Наверное, для того, чтобы лишний раз насладиться звуком собственного голоса.

— Я не пойму, где нахожусь, — в шемитском кабаке или в Доме Мудрых у воинов бамула? — прорычал киммериец. Он сурово поглядел на Кубванде. — Кто-нибудь тут позабыл о том, что я ему говорил? Так я могу напомнить.

Кубванде простер руки в умиротворяющем жесте:

— Я говорил им это столько раз, сколько они спрашивали.

— Ладно, если кто-нибудь еще раз спросит, дай ему по морде, а потом нагнись и проори в ухо. Не то я это сам сделаю, — проговорил Конан. Он ухмыльнулся, желая, чтобы последняя фраза прозвучала не столь угрожающе.

Однако улыбка не помогла. Бамульские воины, все как на подбор могучие бойцы, сохраняли настороженность. Они знали, что ни один из них не способен сотворить и половины того, что сделал Амра. Уже одно это делало его на голову выше любого из присутствующих на сходке, даже если все остальные его речи содержали чистую ложь.

— Рыбоеды не пошли за мной, — продолжал Конан, с удовольствием нарушая воцарившуюся было тишину. — Но ежели кто из вас думает, что мне от этого была хоть какая-нибудь польза или что Рыбоеды послали меня представлять тут их интересы, мой вам совет: подумайте еще раз. Или же используйте свои башки как пивные сосуды, ибо ни на что большее они не годятся.

Конан окинул собравшихся взглядом, глазами приглашая любого желающего принять оскорбление всерьез. Однако бамульские воины все, как один, отводили глаза, а мгновение спустя молчание нарушил басовитый смех Идоссо. Конана обдало пивным перегаром.

— Конечно же, Рыбоеды не пойдут за таким львом, как ты, — проговорил он наконец. — Самое большее, на что у них хватает смелости, — это трахать своих коз. Да и то не всегда — рогов боятся. Невозможно представить себе, чтобы такой лев, как ты, подчинялся приказам таких козлов, как Рыбоеды. Скорее, можно представить меня подчиняющимся этим приказам. Если только кто-нибудь может себе ЭТО представить!

Эта фраза, по всей видимости, послужила сигналом. Бамула весело заржали. Конан оглядел лица собравшихся вокруг, отметив про себя, как они смотрят на Идоссо. Ясное дело, все они безоговорочно подчинялись великому квамо. Столь же очевидно было, что Идоссо и его сторонники ожидают от Конана, что он вольется в их ряды в обмен на предоставленную безопасность на все время пребывания киммерийца в племени.

В этом черномазые ничем не отличались от остальных головорезов Хайбории, с которыми Конану приходилось встречаться и воевать.

На этот раз Конану пришлось подавить в себе желание выплеснуть пиво в рожу Идоссо, а затем добавить к пиву добрый удар широкого клинка. Никто из этих черножопых парней, собравшихся в хижине, не представлял себе насколько близки они к смерти. Особым терпением киммериец никогда не отличался, а сейчас был просто готов лопнуть от злости.

Нет, все-таки был среди собравшихся один, который, похоже, ясно понимал ситуацию. Звали этого человека, как Конан мог припомнить, вроде бы Кубванде. Сейчас Кубванде кивнул.

— Сомневаюсь, чтоб после того, как медведь поработал среди Рыбоедов, там кто-нибудь может ходить, не то что драться. Даже мы, отважные и сильные воины, когда сталкиваемся с раненым львом, предпочитаем иметь рядом десятка два товарищей. Разве что великий Идоссо отваживается один выступать против раненого льва. Но он у нас всего один такой.

Похоже, все собравшиеся единодушно решили, что, согласившись с утверждением Кубванде, они окажут честь Идоссо. Конан увидел, как они закивали головами. К киммерийцу потянулось множество рук с деревянными чашами. Конан не отказался ни от одной из этих чаш, он опорожнил их все. Настоящий мужчина может вылакать изрядное количество местного пойла, а потом как ни в чем не бывало встать за штурвал боевой триремы. Пивко-то здесь слабое, главное — чтобы мужик попался настоящий.

— Еще пива! — крикнул кто-то. Остальные подхватили призыв, а один из чернокожих начал размеренно колотить в барабан.

Травяная занавеска, висевшая у входа, откинулась, и вошли две женщины. Их одежда состояла из тяжелых серег слоновой кости и ожерелий из алых деревянных бусин. Обе женщины были молодыми и хрупкими, еще почти подростки, но одна из них двигалась так, будто ей по меньшей мере минуло семьдесят зим.

Приглядевшись повнимательнее, Конан узнал двух женщин-Рыбоедок, тех самых, которых он позволил Идоссо увести с собой. Та, чьи движения были замедленны, как у старухи, в свою очередь тоже узнала Конана. В ее взгляде сквозило откровенное желание, чтобы гнев всех богов снизошел на киммерийца и чтобы когти и зубы всех демонов растерзали его. Это так разительно отличалось от взгляда, которым она смотрела на него в прошлый раз. Тогда эта женщина смотрела на Конана так, будто эти самые зубы и когти были у него и будто она только и мечтала, чтобы эти зубы и когти вонзились в Идоссо.

— Хо! — вскричал Идоссо. — Свежая Рыбка! Разве я велел тебе так смотреть на нашего дорогого гостя, которому мы дали клятву дружбы?

Конан не припоминал никакой клятвы дружбы, но он решил пока остеречься от того, чтобы бросить Идоссо прямо в лицо оскорбительное замечание о лжи. Судя по виду женщины, ей было о чем вспомнить. Но вряд ли эти воспоминания были приятными. Она встала на колени, а Идоссо уже вскочил на ноги замахиваясь. Могучая ручища сжалась в громадный кулак и уже готова была опуститься. Этот удар мог бы проломить женщине голову или сломать шею.

Удар так и не достиг цели. Терпение киммерийца лопнуло. Конан не мог больше выносить всех этих мелких уколов и царапин по его самолюбию. Да и следы на гладкой умасленной темной коже Свежей Рыбки говорили о многом. Свинья Идоссо нарушил обещание. Ясно, что слова черномазого верзилы ничего не стоили. Кроме того, Конан не видел причин, почему он должен позволять доверившимся ему страдать даже ради того, чтобы этой ценой купить мир с бамула. Сейчас ситуация дошла до стадии разрешения. Либо страдания этих женщин, либо мир с бамула — что-то непременно должно завершиться.

Железная ручища Конана вылетела вперед с быстротой молнии. Мощная пятерня перехватила запястье Идоссо. Киммериец воспользовался тем, что Идоссо уже наносил удар, и ловко встал на ноги, повиснув на поднимающейся руке противника. Оказавшись на ногах, Конан резко рванул Идоссо в сторону, заставив его потерять равновесие. Могучий бамула, вне всякого сомнения, расшиб бы себе нос, упав прямо перед женщинами, если бы киммериец не поддержал его. Конан ухватил его спереди, а Кубванде и остальные — сзади.

— Ты осмелился!.. — начал было кто-то.

Конан оборвал говорившего:

— Эти женщины переходят ко мне. Я позволил им идти с тобой, потому что мне показалось, что эти женщины тогда боялись меня. Ты обещал мне, что будешь обходиться с ними так, как подобает честному мужчине. Теперь мне кажется, ты дал им основания бояться тебя больше, чем меня.

Идоссо заворчал, вырываясь из рук тех, кто удерживал его.

— Любой мужчина сделал бы то же самое. Или твоя кровь такая же бледная, как кожа, Маленький Лев? А может быть, ты ни черта в женщинах не понимаешь?

Конан ослабил хватку и отступил назад. Бабенки, затаив дыхание, смотрели на него. Ужас на их лицах смешивался с теплющейся надеждой.