Тихо, спокойно! У меня все хорошо! У меня все хорошо! И никаких неприятностей у меня нет!
А то, что позапрошлой ночью щетки с моего «Москвича» сняли, это вовсе не неприятность. По сравнению с тем, что прошлой ночью сам «Москвич» увели. Так что у меня все хорошо!
Квартиру новую в отличном районе получили. Правда, от центра Москвы далеко, зато к пригородам Ленинграда близко. А дом просто замечательный! Панельный! Крупнощелевой! Два лифта: пассажирский и грузовой. Первый этаж. Прачечная за углом. Замечательная прачечная! Месяц назад сдали семь пододеяльников, вчера получили обратно четырнадцать простыней.
Но я спокоен! Я спокоен! Я совершенно спокоен. И глаза у меня сами закрываются. Кстати, что это они у меня открыты? У меня же все хорошо. Сын на днях курить бросил. Какая сила воли! В десять лет!
Так что я спокоен! Я абсолютно спокоен! И холоден, как лед! Я – лед! Я замерз! Потому что у меня короткое одеяло… Но ничего! Сейчас согреемся по методу аутогенной тренировки. Только представим себя чем-то таким, что греет… Я – деньги! Я – деньги! Я – большая куча денег! Господи, хоть как она выглядит, эта куча? Не-ет, разобьюсь, но на «Жигули» накоплю! Разобьюсь, но накоплю… Накоплю и разобьюсь!!! Фу ты! Весь сон как рукой сняло!
Хорошо этим йогам в их субтропиках! Под бананом сел, полотенцем повязался, лотосом прикинулся – и никаких проблем! А тут? А тут уже будильник звонит. Надо же, как быстро ночь пролетела! Это, наверное, потому, что я ее по методу аутогенной тренировки провел. Вставать пора, а то на автобус опоздаю!
Кстати, вставать после такой бессонной ночи надо только по методу аутогенной тренировки! Вот так… С левой ноги на обе: «И раз! И два!» А теперь про себя быстро-быстро: «Я выспался! Я выспался! Я выспался! У меня все хорошо!!!»
Клип-пауза
* * *
Самые суеверные люди – это зубные врачи, от них только и слышно: «сплюньте, пожалуйста».
* * *
Страшнее террориста-смертника только террорист-бессмертник.
* * *
– Доктор, а правда, что здоровье не купишь ни за какие деньги?
– Да бог с вами. Кто вам сказал такую глупость?
* * *
В музее. Гид:
– Перед вами знаменитая картина Рембрандта «Ночной дозор»!
Турист из России:
– Я не врубаюсь. Такой крутой фильм, а афиша – фуфло!
ЧТО ХОЧУТ, ТО И ДЕЛАЮТ /ПЕРИОД РАСЦВЕТА ЗАСТОЯ/
Что хочут, то и делают!
Новый директор был суров. Так говорили все. В первый же день он вызвал меня к себе и, прямо глядя в глаза, спросил:
– Вы там, в вашем отделе, перевыполнить план на 150 процентов могёте или не могёте?
Я замялся. Дело не в том, что нам было трудно перевыполнить наш план. Мы могли его перевыполнить и на 100, и на 300, и на 800 процентов. Но я не знал, как мне выразить свое согласие словами. Вопрос был задан так, что отвечать на него надо было полно. Но ответить «можем» – означало указать новому шефу на его безграмотность. А ответить «могём» у меня не поворачивался язык.
– Ну что же вы молчите? – строго переспросил шеф. – Могёте или не могёте?
– Да! – ответил я.
– Что – да? – рассердился он. – Я вас конкретно спрашиваю, и вы конкретно отвечайте: метете или не метете?
– Конечно! – ответил я.
– Что значит «конечно»? – чуть не закричал он. – Отвечайте прямо, не виляйте! В последний раз спрашиваю… Моёте или не мегёте?
Я собрался с духом и уверенно ответил:
– Могём!
– Тогда, – успокоился он, – ступайте к себе в отдел и получите согласие масс, мол: «Да, перевыполнить план на 150 процентов мы могём!» Я вернулся в отдел, собрал всех и неуверенно начал:
– Товарищи! Я собрал вас здесь, чтобы выяснить существенно важный вопрос. Как вы считаете… перевыполнить план на 150 процентов… мы с вами мегём или не могём?
В комнате наступила тишина. Я опустил глаза и ждал. Первым, как всегда, нашелся единственный в нашем отделе профессор – Громов.
– Конечно, мегём… – грустно вздохнул он.
А на следующий день в стенгазете предприятия появилась заметка нашего культорга под названием «Мы все могём!».
За неделю на призыв откликнулись и остальные отделы. А через два дня перед главным входом предприятия появился красочный плакат: «Могём перевыполнить план на 250 процентов!»
За полгода в движение включились все предприятия города. И точно такие же плакаты появились на железнодорожном вокзале и в аэропорту. А вскоре и диктор по телевидению объявил, что «к новому движению подключились и остальные города страны, потому что наши трудящиеся все можут!»
Поскольку на телевидении дикторы всегда говорят правильно, ученые-филологи тут же занесли новые формы слова в словарь современного русского языка.
С тех пор новый директор несколько раз вызывал меня к себе. И наш отдел всегда в таких случаях выступал зачинщиком все новых и новых движений. Не раз включались мы и в движения, начатые на других предприятиях.
Однажды жена вернулась домой, тяжело опустилась в кресло и, грустно вздохнув, сказала:
– Устала я, Петь. И больше так и не можу, и не хочу.
– Чего не могёшь и чего не хотишь? – переспросил я.
– Завтра кросс, – ответила она. – Всем отделом бегим!
– Бегите бегмя? – переспросил я.
– В том-то и дело, что бегмя бегим! – посетовала она.
В это время из магазина пришла дочь и сказала:
– Я достала творог. Куда покласть? Тама или туга?
– Поклади здеся! – отвечала жена.
– Поклала, – сказала дочь.
– Как много тебе продавщица творогу положила?! – удивился я.
– Не положила, – как филолог поправила меня жена, – а наложила.
Неожиданно у меня появилось ощущение, что мы все неправильно говорим. Но… Я заглянул в новенький, купленный недавно литературный словарь и обнаружил, что говорим мы, согласно новому словарю, совершенно верно.
«Ну надо же! Что хочут, то и делают!» – подумал я неизвестно про кого, махнул рукой на все и включил телевизор. Мне ответила молодая самодеятельная певица. Она пела известную песню Аллы Пугачевой на новый лад: «Все можут короли!»
Свои люди
Скажите, что с людьми происходит! Ладно мы, официанты… Бывает, конечно, и нагрубим, и не так выразимся… Но с остальными что случилось?
Мне недавно аппендицит вырезать надо было. Привезли меня в операционную, положили на столик. Врач подходит к столику и говорит:
– Этот столик заказан!
Я возмущаюсь:
– Как это заказан?
– Так, – отвечает, – на нем вечером интуристов оперировать будем.
Я еле сдерживаюсь:
– Мне всего лишь аппендицит вырезать…
– С аппендицитом вообще можешь дома сидеть. Мы сегодня по разнарядке только почки и грыжу вырезаем!
Ну, я набрался смелости:
– Хорошо, я вам как за два аппендицита обязан буду!
– Другое дело. Так бы сразу и сказали.
И что вы думаете? Он меня тут же оперировать начал. Правда, без наркоза.
Я возмущаюсь, а он поясняет:
– Что я могу сделать, если медсестра, которая наркоз дает, на сегодня отгул взяла?
– Но мне же больно!
– Ничего, терпи! Я две недели назад в твоей забегаловке тоже без наркоза ел.
– А, так это вы были? Как вы изменились! И не узнать сразу!
– Еще бы, – отвечает, – вторую неделю ничего в рот взять не могу!
– Верно, – говорю, – мы сытно кормим.
И, знаете, только он мне этот злосчастный аппендицит вырезал, как пять часов пробило. Он сразу инструмент в сторону.
– Все, – говорит. – У меня рабочий день кончился.
Я чуть не заплакал:
– А зашивать кто будет?
Он уже халат снял:
– Само зарастет.
– Это ж минутное дело.
– Это для тебя минутное. А я живу за городом. Каждый раз из-за таких, как ты, ночью домой возвращаюсь.
Ну, я опять набрался смелости, говорю:
– Свои люди – сочтемся! Дорогу тоже к аппендициту приплюсуйте!
