В этот миг снаружи донеслось пение, сначала приглушенное, потом зазвучавшее все громче и громче. Пели хором, слегка фальшивя: «Стяги Царя Небесного гордо реют». И певцов, похоже, было много.

— Процессия в самый разгар чумы! — воскликнул потрясенный Мишель. — Это же лучший способ разнести заразу!

— Это не церковная процессия. Ее устроил то самый тип, что утверждает, будто чуму можно изгнать покаянием. Люди цепляются за малейшую надежду и верят ему. Вразумить их невозможно.

— Вам известно имя этого «святого»?

Человек в черной рясе, до сих пор державшийся в тени, выступил вперед. Мишель знал, что его зовут падре Пьетро Джелидо,[40] он тосканец и исполняет при Мейнье обязанности секретаря. Постоянная бледность и костлявая худоба священника вызывали опасения за состояние его здоровья.

— Имени никто не знает. Его называют «серым человеком» из-за цвета одежды. С ним всегда очень красивая женщина и девочка. На вид он просто страшный. К тому же у него не хватает обоих мизинцев.

И Мишель, и Жан хором вскрикнули. Жан заговорил первым:

— Не хватает мизинцев? Да никакой он не святой, он убийца! — Он задохнулся от волнения, и голос его прервался. — Я находился в Апте, когда там появился этот человек и принес беду! Это он сеет чуму! Он и его спутница!

— Вот и Рабле тоже говорил, что чума, похоже, вспыхивает именно после его появления. — Мишель пристально посмотрел на барона. — Господин д'Оппед, вы должны показать мне этого каналью! Может быть, внезапное возникновение эпидемии, которая косит население Экса, имеет страшное объяснение!

Мейнье нахмурился.

— Вот оно что… Ну, если так, то серый человек и его шлюха обломают себе зубы! Пойдемте со мной!

Они сбежали на первый этаж. Мейнье направился к офицеру, который расставлял стражу у входа.

— Соберите людей, сколько сможете, и идите за нами! Даю вам минуту. Они должны быть вооружены по всей форме.

Через некоторое время магистрат в сопровождении Мишеля, Жана, Пьетро Джелидо и вооруженного эскорта человек в двадцать уже шел по площади навстречу кающимся.

Процессия состояла в основном из всякого сброда, но было среди них и несколько горожан. Они распевали во всю глотку, экстатически раскачивая головами. С ними шли ребятишки, которые, не умея как следует петь, хлопали в такт в ладоши и веселились как могли. Впереди, опираясь на палку в виде креста, шествовал человек в серой рясе, с ним рядом — светловолосая женщина в элегантном платье, никак не подобающем ситуации. Ее броская красота ошеломляла.

Увидев эту пару, Мишель пошатнулся, словно у него закружилась голова.

— Диего Доминго Молинас! — прошептал он, едва обретя дар речи. — А с ним женщина, которая в Марселе привезла мне рукопись! Я так и знал, что тут не обошлось без этого чудовища…

— Вы их знаете? — спросил Мейнье.

— Их знаю я. — Жан был бледен, как брат, но гораздо сильнее разгневан. — Это они устроили кровопролитие в Апте и занесли туда чуму. Скорее всего, они повинны в убийстве человека, давшего им кров.

Часть неба уже заволокло тучами, и они клубились, затемняя горизонт. Мейнье повернулся к командиру стражи:

— Арестуйте человека в сером и женщину, а толпу разгоните.

Офицер кивнул:

— К вашим услугам.

Он отдал быстрый приказ солдатам, те обнажили шпаги и выступили вперед.

Молинас удивился, увидев вооруженных людей. Потом его взгляд встретился со взглядом Мишеля. Рот распахнулся в крике, на лице одно за другим сменились смятение, ужас и злоба. Он не побежал, поскольку ноги его тряслись и подгибались от страха. Герцогиня, обернувшись к толпе, закричала:

— Добрые христиане, защищайтесь! Они хотят причинить зло святому, который спасает вас от чумы! Ими движет Сатана!

Процессия, перестав петь, зашумела и возбужденно заволновалась, однако вид обнаженных шпаг умерил ее воинственный пыл. Видимо, многие из присутствующих знали, что Мейнье д'Оппед слыл человеком жестоким. Толпа глухо гудела, но никто не осмеливался вступиться за «святого» и его спутницу.

Небо тем временем потемнело, как ночью. Поняв, что они попались, герцогиня пустилась было бежать, но один из солдат схватил ее и удержал. Остальные набросились на Молинаса, который не оказал никакого сопротивления. Один из кающихся, крестьянин с волосами до пояса и открытой волосатой грудью, выступил вперед. Лицо его перекосило от гнева.

— Что вам сделал этот святой человек, господин д'Оппед? — крикнул он, обращаясь к Мейнье. — Не смейте его трогать! Он единственный может нас спасти!

За плечами главаря толпа снова угрожающе заревела, но Мейнье не так-то просто было напугать. Он остановил тяжелый взгляд на крестьянине и крикнул как можно громче, чтобы все слышали:

— Ошибаешься, приятель. Человек, за которым вы идете, колдун и убийца. Это он и его шлюха принесли чуму в наш город и заразили весь Прованс. Гляди, не вздумай препятствовать королевскому правосудию, которое я представляю, или я сочту тебя его сообщником.

Крестьянин возразил уже без прежней уверенности:

— А у вас есть доказательства?

— Конечно есть, — ответил Мейнье. — И свидетели есть. — Он указал на Мишеля. — Рядом со мной доктор де Нотрдам. Он избавил от чумы Монпелье и много других городов. Впрочем, понятно, что я не взял бы себе в помощники мужлана вроде тебя. А если ты будешь упорствовать в неповиновении, еще засветло очутишься на виселице.

Испуганный крестьянин растворился в толпе. Герцогиня попробовала вскрикнуть, но солдат стиснул ей горло, и она лишь что-то промычала.

Молинас наконец очнулся и бросился бежать, пытаясь прошмыгнуть между стражниками, но безуспешно. В толпе снова раздались крики, на этот раз в его адрес:

— Отдайте его нам! Проклятый отравитель! Убийца!

Со всех сторон на площадь стекались потоки разъяренных людей.

Откуда-то прибежал парень с полотняной сумкой.

— Смотрите, вот их багаж! — закричал он. — Тут полно пузырьков с кровью и гноем!

Крики гнева слились в сплошной рев. Солдаты, державшие Молинаса, вынуждены были выставить вперед шпаги, чтобы удержать наиболее ретивых, но надолго их сил не хватило бы.

— Надо быстро что-то предпринять, — шепнул Мейнье Жану. Он шагнул вперед и поднял руку, требуя тишины. — Народ Экса, твое желание отомстить священно! — торжественно отчеканил он. — Как председатель парламента города я приказываю сжечь убийцу в серой рясе на площади, чтобы никому больше не пришло бы в голову убивать невинных! В толпе вновь раздались одобрительные крики. Какая-то старуха взвизгнула:

— Тотчас же!

— Тотчас же, — ответил Мейнье.

— И девку тоже! — не унималась старуха, протянув костлявые пальцы.

Мейнье наклонился к Жану.

— Я не могу приговорить женщину без суда.

Жан кивнул, и магистрат поднял руку.

— Я сам буду решать! — уверенно заявил он. — Замолчите и слушайте мое решение!

Тут же наступила тишина. Магистрат подождал несколько мгновений, потом проскандировал:

— Именем его величества короля, ввиду невозможности собрать парламент Экса, я, Жан Мейнье, барон д'Оппед и бальи Кавейона, решил так. Колдун, известный под именем «серый человек», принесший чуму, да будет сожжен живым как некромант. Доказательства его вины неопровержимы. Что касается женщины, которая его сопровождает, то она будет голой высечена до крови на каждом городском перекрестке после того, как увидит казнь своего сообщника. Если выживет, то кончит свои дни в тюрьме. Если умрет, то позорной смертью. А теперь возблагодарим Господа за то, что он позволил нам разоблачить преступников.

Толпа выдохнула славословие и пала на колени в молитве. Мишель, напротив, с высоко поднятой головой пристально глядел на Молинаса. Тот был словно взбесившийся зверь. Он извивался, лягался, силясь высвободиться из рук стражи. Было видно, что он пытается что-то сказать, но из глотки вылетал только хрип, и по подбородку текла слюна.