— В чем дело? — спросил Молинас, быстро захлопнув книгу.

Джулия подбежала к нему.

— Кажется, в Апте зафиксированы первые случаи заражения чумой. Жители сбегаются сюда, к вашему жилищу, и требуют вас. Они нуждаются в вашем благословении.

— А я нуждаюсь хоть в каком-то отдыхе.

Хозяин дома развел руками.

— Если вы не спуститесь к ним, боюсь, они поднимутся сюда сами. Они как одержимые. Я начинаю думать, что решение дать вам кров было ошибкой.

— Надо было думать раньше. — Молинас поймал взгляд герцогини и сразу понял его значение. Он поднялся с постели. — Ладно, сейчас иду. А вы, мадам, оставайтесь здесь, и вы, Джулия, тоже. Я вернусь так быстро, как только смогу.

Спускаясь по лестнице, Молинас поправил серую рясу, которую он носил с тех пор, как согласился на эту бредовую человеко — убийственную миссию. Он не был уверен в том, что находится на правильном пути, а также в том, что риск, которому он подвергался, приблизит крах его недруга. Но он любил Катерину настолько сильно, насколько позволяло его иссушенное сердце, и не видел другого способа продолжить охоту на Нотрдама и загадочного Ульриха.

Площадь, на которую выходил дом, бурлила от собравшейся толпы. Кто-то молился, кто-то плакал, кто-то выкрикивал проклятия. В основном это были женщины, одетые в скромную льняную одежду. Большинство мужчин также принадлежали к небогатой части населения, горожан «среднего» класса насчитывалось не более десятка, знати — человека два, а рыцарей — ни одного. Такую же толпу Молинас видел вокруг костров, на которых сжигали ведьм в Испании и на Сицилии.

Взгляд Молинаса привлек к себе человек, стоявший на дальнем конце площади, скрестив руки. Он был одет с большим изяществом, с плеч спадал короткий плащ из красного бархата. Широкое румяное лицо заставило Молинаса вздрогнуть. Он хорошо его запомнил… Нет, этот человек был гораздо моложе и вместо квадратной шапочки носил широкополую шляпу с перьями. Испанец отогнал видение и сделал несколько шагов вперед.

Его появление было встречено нестройными завываниями.

— Спасите нас! Благословите! Изгоните чуму!

Сквозь толпу пробились четверо крепких молодых людей. Они несли на простыне безжизненное тело молоденькой девушки, почти девочки, укрытое до подбородка белым полотном. Бледность лица и пятна гноя на полотне не оставляли сомнений в том, что было причиной ее кончины.

Молинас инстинктивно отпрянул от тела, источавшего ужасающее зловоние. Один из парней, с залитым слезами лицом, указал головой на труп.

— Спасите ее, прошу вас! Вы же можете! Это моя невеста!

Побледнев от ужаса, испанец взглянул на него.

— Но она мертва! Разве вы не заметили?

— Да, но вы же святой, вы можете вернуть ее к жизни! Спасите ее, умоляю!

Толпа протянула руки.

— Спасите! Спасите, во имя Господа! — взывали все без исключения, даже самые строптивые. Плач превратился в рев: — Воскресите ее! Спасите всех нас!

Молинас на миг растерялся. Он ничего не мог сделать для этих одержимых, но и отказывать им было опасно, он это чувствовал. На счастье, какая-то часть его сознания, может, освещенная Святым Духом, нашла выход из ситуации. Он скрестил руки и лицо его потемнело от гнева.

— Вы богохульствуете! — закричал он, притворяясь, что задыхается от негодования. — Разве вы не знаете, что только Христос мог воскрешать мертвых? Если вы допускаете, что это может и смертный человек, каким бы святым он ни был, вы язычники и еретики! И вы еще жалуетесь, что Господь покарал вас чумой! Вы богохульствуете открыто, как банда гугенотов!

Толпа завороженно затихла. Заплаканный юноша замолчал и склонил голову. Молинас понял, что в его распоряжении лишь несколько мгновений. Потом оцепенение уступит место враждебности. И он заорал:

— Позор! Позор! Позор! Трижды позор! Эта бедняжка погибла по причине вашего безбожия. И вы хотите оживить ее? Никогда не слышал ничего более отвратительного! Этот город заражен не чумой, а грехом!

Наступило долгое, тяжкое молчание. Теперь все плакали уже беззвучно. Многих била дрожь, словно они поняли разницу между обыденным страхом и настоящим ужасом. Толпа смиренно ждала хоть какого-нибудь слова прощения, которое освободило бы ее от невыносимой тоски.

Молинас не заметил, как Катерина Чибо, вопреки его совету, оказалась с ним рядом. Герцогиня шепнула ему на ухо:

— Браво! А теперь велите этим канальям целовать саван умершей.

Идея была гениальная, но дьявольская. Молинас содрогнулся от ужаса. Он в смятении посмотрел на подругу, и все колебания тут же утонули в глубине ее глаз. Нахмурившись, он оглядел толпу и протянул руки к телу.

— Если здесь и есть святая, то это невинная девушка, которая покоится тут среди вас! — взревел он. — Что же вы медлите прикоснуться к ней, поцеловать ее язвы, ее губы? Вы что, не разумеете, что она умерла во имя вашего спасения? Только так вы избежите гнева Господня!

Наступила минута замешательства, а потом вся площадь пришла в движение, заклубилась шумными людскими потоками. Четверых парней так стиснули со всех сторон, что они выронили свою ношу. Первым край савана оторвал бородатый длинноволосый крестьянин. Он поцеловал кусочек материи и поднял его высоко над головой.

— Прости нас! — кричал он. — Помилуй и заступись!

Еще один крестьянин наклонился над трупом и запечатлел поцелуй на землистом лбу. Какой-то молоденький нищий попытался протиснуться на его место, но у него ничего не вышло. Тогда он вырвал у покойницы клок волос. Между тем несколько женщин уже снимали пелена, стремясь приложиться губами к ногам умершей.

Через несколько мгновений перед изумленным взором Молинаса предстал полнейший хаос. Покойницу вытряхнули из савана. На голом теле, под мышками и на спине ясно обозначались еще сочащиеся гноем бубоны. Тело крутили во все стороны. Оно то появлялось над головами толпы, то снова исчезало, выныривая в отвратительном и гротескном виде: все волосы были вырваны из головы, и их окровавленные клочья тут же становились предметами истерического поклонения.

Обмерший Молинас застыл от ужаса. Катерина встряхнула его за руку.

— Пойдемте! — возбужденно прошипела она. — Лучше нам как можно скорее убраться из этого города!

Они отпихнули хозяина дома, который глядел на площадь, разинув рот, и бегом поднялись в свои комнаты. Ни о чем не подозревающая Джулия сидела у окна в комнате Молинаса и читала. Герцогиня выхватила книгу у нее из рук.

— Собирай свои вещи, девочка моя, и поторопись. Мы должны как можно скорее уехать.

Девушка повиновалась, а герцогиня принялась шарить под скамьей.

— Что вы ищете? — спросил отупевший от ужаса Молинас.

— Склянки. Куда вы их дели?

— Они здесь.

Испанец открыл ящик письменного стола, и склянки звякнули внутри. В них находилась пенистая жидкость кровавого цвета.

— Ну и тайник! — саркастически усмехнулась герцогиня. — Суньте их куда-нибудь и быстро пакуйте багаж. Скорее! Не знаю, понимаете вы или нет, но здесь мы в смертельной опасности.

Вскоре Молинас, герцогиня и Джулия уже бежали по коридору к черному ходу, ведущему из дома через кухню. Дорогу им преградил неведомо откуда взявшийся хозяин дома.

— Куда это вы собрались? — спросил он с угрозой. Его обычно такое добродушное лицо исказилось гневом. — Теперь я понял, каким был дураком. Вы не боретесь с чумой, это чума появляется там, где появляетесь вы! Но как только город услокоится, я вас разоблачу! Я уже предупредил владетеля Экса, который заседает в парламенте, что…

Герцогиня взглянула на Молинаса.

— Диего, чего вы ждете?

Испанец прекрасно понял, чего хотела от него герцогиня, но понял также, что на это не способен.

— Я не…

Катерина не стала ждать, когда он закончит фразу, выпустила из рук саквояж и, схватив обеими руками один из висевших на стене кинжалов, по самую рукоятку вонзила его в горло хозяина, ловко увернувшись от брызнувшего из раны фонтана крови. Хозяин безуспешно попытался закрыть рану руками, а потом рухнул на пол. Джулия сдавленно вскрикнула, и этот крик послужил бедняге единственной эпитафией.