Возможно, согласившись пойти вместе с ней на вечеринку, а потом, исчезнув тоже вместе с ней с подчеркнутой поспешностью, он уже сыграл свою роль в спектакле? Но как бы то ни было, воспользоваться ситуацией сейчас, когда она выпила лишнее, было бы нечестно, а Руди по возможности всегда старался поступать честно.

Руди перешел через пустынную улицу и остановился на другой стороне. Где-то близко прогрохотал поезд. Чтобы добраться до квартиры Джона на Флуд-стрит, придется брать такси. Эти такси за сегодняшний день истощили его и без того тощий кошелек. Ничего, он пройдется пешком – не такой уж и дальний путь. Ему не мешает немного остыть и подумать над дальнейшей жизнью. А маленькую Мишель, так неожиданно ворвавшуюся в эту жизнь, разумнее всего усилием воли выбросить из головы.

Он обогнул дом сбоку и, остановившись под каштаном, посмотрел на два окна второго этажа, выходящие в переулок, – судя по всему, это и есть ее окна. Слабый свет торшера под зеленым абажуром, который стоял у нее в изголовье, почти тут же погас – она выключила его, не вставая со своего дивана. Его сердце застучало сильно и гулко, когда он представил маленькую фигурку в голубом коротком халате, свернувшуюся в клубок на широком диване, и душу затопило мучительное и блаженное ощущение. Что это, неужели он влюблен?

Нет, это смешно. Или он забыл, чем кончилась его первая любовь, какую горькую пилюлю она ему поднесла? И разве служба в армии не сделала из него хладнокровного и насмешливого циника, как ему казалось?

Сердце никак не желало успокаиваться. Руди уже собрался решительно двинуться дальше, как вдруг заметил, что он на улице не один.

Ярдах в пятидесяти от него под следующим каштаном стоял какой-то человек и тоже смотрел на окна дома Мишель. Неужели и он высматривает окна своей дамы? Но присмотревшись повнимательнее, Руди решил, что человек не слишком годится на роль романтического влюбленного, хотя бы внешне – прежде всего, он был немолод и одет в длинное долгополое черное пальто и шляпу с широкими полями, что придавало ему комедийно-зловещий вид, а в руках держал трость с фигурной рукояткой. Скорее всего, какой-то чудак, любитель ночных прогулок.

Человек повернул лицо в сторону Руди и остановил на нем долгий неподвижный взгляд. Больше всего это лицо походило на восковую маску, но, возможно, в этом был виноват голубоватый свет фонаря, стилизованного под газовый фонарь девятнадцатого века. Человек продолжал смотреть на Руди так же пристально и бесстрастно, как перед тем смотрел на окна, и по спине Руди вдруг пробежали мурашки. И в его душу закралась тревога, и даже, пожалуй, страх. Это неподвижное лицо было странно бледным и каким-то плоским, лишенным теней, – слишком узкий рот, бесцветные брови… Возможно, при свете дня в нем не было ничего пугающего, но сейчас…

Руди сам не понимал, что на него нашло, но ему захотелось войти в освещенный подъезд, подняться к Мишель и убедиться, что у нее все в порядке. Его охватило чувство, что этот человек способен сделать что-то совсем непредвиденное, непредсказуемое. Ощущение надвигающейся опасности было таким отчетливым, что Руди невольно поднес руку к поясу, где совсем недавно у него висел нож. И тут же усмехнулся – вот он, психоз демобилизованного, о котором предупреждал командир. Надо тщательнее следить за собой.

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом человек повернулся и не торопясь пошел вниз по Элбани-роуд, постукивая тростью.

Руди с облегчением вздохнул. Он некоторое время провожал глазами черную фигуру, пока она не скрылась в отдалении, а потом, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, еще час ходил взад и вперед по Элбани-роуд, не выпуская из вида освещенного подъезда Мишель. И только когда закоченел окончательно, кинул последний взгляд на ее темные окна и быстро зашагал в том же направлении, в каком удалился зловещий незнакомец, чтобы выйти на оживленную в любое время суток Хайборо-стрит, доехать до дома Джона на Флуд-стрит и поспать. А завтра утром отправиться в Рединг на встречу с отцом.

Он думал с усмешкой, что именно пуританское воспитание отца заставило его месяца три ухаживать за Беллой, прежде чем он решился поцеловать ее, а теперь уйти от девушки, которая сама попросила его остаться, и не воспользоваться случаем, посланным самой судьбой!

А Мишель в этот момент тихо отошла от окна и легла в остывшую постель. Встав, чтобы попить воды, она бросила взгляд в окно и увидела в бледно-голубом круге света от фонаря фигуру, которую безошибочно узнала. Руди! Он стоял под ее окнами и смотрел на них. Мишель в смятении отшатнулась, хотя он ни за что не разглядел бы ее сквозь опущенные жалюзи.

Он не ушел! Ее сердце забилось так сильно, что пришлось прижать к нему ладонь, чтобы немного успокоить. Боясь пошевелиться, она стояла и смотрела на Руди, и в груди разливалось тепло, словно туда проник солнечный луч. Она сама не знала, сколько они так стояли, но потом он осмотрелся по сторонам, бросил еще один взгляд на нее, надежно скрытую за жалюзи, и направился прочь. Только тогда Мишель на цыпочках, сама не замечая того, что улыбается, вернулась в постель и очень быстро заснула спокойным глубоким сном.

Когда Мишель проснулась, ее первым ощущением была радость. Она полежала немного, удивляясь себе, – уже давно она не просыпалась с подобным чувством. И тут вспомнила про Руди. Одна мысль, что он есть, что он существует, наполнила ее ликованием.

Она полежала, припоминая подробности вчерашнего дня. Когда он ушел от нее вчера, она была разочарована больше, чем могла представить, но потом увидела, как он ходит взад и вперед по тротуару перед ее домом, и это наполнило сердце пьянящей надеждой и даже уверенностью.

Разве мужчина станет просто так болтаться ночью под окнами женщины, если он равнодушен к ней?

Мишель вскочила с постели, напевая детскую песенку, и побежала в ванную. Через полчаса, отпивая горячий свежезаваренный чай, она бегло печатала на компьютере статью в экологический журнал. Уйдя из колледжа, она в свободное время продолжала собирать материал для дипломной работы и понемногу писала ее, попутно публикуя небольшие заметки. Но сегодня она то и дело отвлекалась от темы. «Он позвонит, он позвонит!» – напевало сердце, словно малиновка весной.

В общем-то в Руди нет ничего такого необыкновенного, знакомы они один день, и, если вдуматься, она о нем ничего толком не знает… Так отчего же ей сейчас так хорошо, так по-весеннему легко на сердце?

В этот момент, и правда, раздался телефонный звонок.

Мишель, словно подброшенная пружиной, сорвалась с места:

– Алло, я слушаю!

Голос в трубке был нисколько не похож на голос Руди, но знала она его очень хорошо.

– Привет, Мишель, не помешал? Ты чем-то занята?

– Привет, Винс. Сижу за компьютером. – Она уже даже не удивилась своему равнодушию.

– Вот решил тебе позвонить… сказать, что заезжал сегодня к Лоре, привез ей кое-чего из продуктов.

– Вот и хорошо сделал, очень рада за тебя. Это все, что ты хотел мне сказать? – Мишель начала немного волноваться – ведь сегодня ей должен позвонить Руди. Что, если он решит тоже позвонить утром, а у нее занято. Он подумает, что она с кем-то с утра треплется по телефону и что ей вовсе не до него. Насколько она успела составить о нем впечатление, он человек ненавязчивый.

Она принялась нетерпеливо постукивать ногой по полу.

– Я в самом деле не могу долго слушать весь ее этот вздор про фей, – говорил Винс, и в его голосе слышались несвойственные ему извиняющиеся нотки. – Это тебе он в новинку, а я им успел насытиться, – продолжал он, и его богатый модуляциями низкий бархатистый голос, который она раньше могла слушать часами, теперь казался монотонным бормотанием.

– Я должна вообще-то доделать одну работу, может быть, поболтаем в другой раз? – предложила она.

– Я… хотел встретиться с тобой. Нам нужно поговорить…

– О чем? – искренне удивилась Мишель. – Мы когда-то уже выяснили все раз и навсегда.