Впрочем, неважно. Марли чувствовала себя такой усталой, такой измученной…

Вцепившись в стоявший рядом стул, она с трудом поднялась на ноги. Что-то случилось с вестибулярным аппаратом: она спотыкалась и качалась как пьяная, когда шла в сторону туалета. Ну, а куда же еще отправляются первым делом после пьянки? Это сравнение себя с пьяницей показалось ей чуть забавным.

Удовлетворив самую насущную потребность, она налила себе стакан воды и жадно припала к нему, немного пролив на себя. Плевать. Она не могла припомнить, когда еще в своей жизни испытывала такую мучительную жажду. И такую дикую усталость. Да, подобного кошмара с ней еще ни разу не случалось. Он был даже сильнее того, который поразил ее шесть лет назад, когда внезапно она замерла, и во взгляде ее появился ужас: она увидела собственное отражение в зеркале. На Марли смотрела женщина с таким же, как у нее, лицом, но на этом лице не было выражения покоя, к которому Марли уже успела привыкнуть. Лицо из прошлого, лицо из той жизни, которая, как она думала — надеялась, — закончилась и уже не вернется.

Она была очень бледна. Кожа на скулах натянулась. Темные круги легли под глазами, которые казались уже не голубыми, а тускло-грязными. Темные волосы, обычно хорошо уложенные, растрепались и лежали на голове бесформенной шапкой. Она выглядела сейчас старше своих двадцати восьми лет. И это выражение, какое бывает у людей, которым слишком много пришлось повидать на своем веку, которые знали слишком много переживаний. Ей вспомнилось кровавое видение, та буря черных звериных чувств, которые нахлынули на нее на дороге и овладели сознанием, а покинув, оставили опустошенной и измученной. Так бывало и в той, прежней, жизни. Но она полагала, что с видениями давно покончено. Оказалось, нет. Она заблуждалась. И доктор Ивел заблуждался. Видения вернулись.

А может быть, это не видение, а воспоминание? Но тогда еще хуже, ибо Марли не желала снова переживать ту давнюю историю… Но, похоже, так оно и есть, иначе откуда взялся нож, капающая с его лезвия кровь, дикие колющие удары?..

— Хватит, — вслух проговорила она, все еще глядя на себя в зеркало. — Хватит!

В голове еще не рассеялся туман, мысли крутились вокруг того, что произошло с ней по дороге из кино, «похмелье» после многочасового оцепенения на полу в прихожей еще не прошло. Так что же все-таки это было: воспоминание или видение реально случившегося события?

Ей пришла в голову мысль связаться с доктором Ивелом, но между ними лежала пропасть величиной в шесть лет, и ей не хотелось перебрасывать через эту пропасть мостик. Когда-то она практически во всем полагалась на доктора Ивела. Он всегда поддерживал, оберегал ее. Но за последние годы Марли привыкла заботиться о себе сама. Она чувствовала себя независимой, и ей это чертовски нравилось. На фоне строжайшей опеки, которой она была окружена в первые двадцать два года своей жизни, самостоятельность и одиночество последних шести лет выглядели особенно привлекательно.

Она решила, что со своими воспоминаниями вполне разберется сама.

В дверь позвонили. Детектив Дейн Холлистер открыл один глаз, скосил его на циферблат часов, приглушенно чертыхнулся и снова закрыл. Суббота! Семь утра! Первый выходной день в этом месяце! А какой-то идиот уперся лбом в кнопку его дверного звонка! Кто бы это ни был, может, он сам уйдет?..

В дверь опять позвонили и вдобавок пару раз постучали. Дейн ругнулся снова, откинул скомканное одеяло и голый слез с кровати» Он поднял брошенные вчера вечером на пол мятые брюки, рывком натянул их на себя и застегнул «молнию», не трогая на поясе пуговицу. Чисто по привычке, которая въелась в него настолько, что он уже не думал об этом, Дейн захватил с тумбочки «беретгу» калибра 9 мм. Без оружия он никому не открывал дверь. И даже к почтовому ящику ходил с пистолетом. Его последняя подружка, которая задержалась у него ненадолго, так как не смогла привыкнуть к скользящему служебному графику полицейского, ядовито замечала, что до него не встречала ни одного мужика, который бы даже в душ ходил вооруженным.

Да, с юмором у нее было плоховато, поэтому Дейн воздерживался от острот насчет того «мужского вооружения», которое он брал с собой в душ. Он не жалел о том, что им пришлось расстаться. Вот только трахаться теперь не с кем.

Отодвинув занавеску, он глянул в окно на свое маленькое крыльцо, матюгнулся в третий раз и, щелкнув замком, открыл дверь. На пороге стоял его друг и напарник Алехандро Трэммел. Бросив изучающий взгляд на помятые хлопчатобумажные слаксы Дейна, Трэммел приподнял свои впечатляющие черные брови и проговорил:

— Ничего себе пижамка.

— А тебе известно, твою мать, сколько сейчас времени?! — рявкнул Дейн.

Трэммел сверился со своими изящными наручными часами «Piaget».

— Семь ноль две. А что? — С этими словами он вошел в дом. Дейн от души хлопнул дверью.

Трэммел остановился и, словно спохватившись, спросил:

— Ты что, не один?

Дейн провел рукой по волосам, потом потер щеки, шурша отросшей щетиной по мозолистым ладоням.

— Один как перст.

Он зевнул и окинул своего напарника внимательным взглядом. Трэммел выглядел как всегда ухоженно, и лишь темные мешки под глазами портили картину.

Дейн снова зевнул и спросил, показывая на них:

— Что, поздно лег или рано встал?

— И того и другого понемножку. Поганая ночь, заснуть не мог. Вот решил заглянуть к тебе на кофеек и завтрак.

— Это очень великодушно с твоей стороны, — буркнул Дейн, впрочем уже ковыляя к кухне.

Он по себе знал, что такое поганая ночь, поэтому понимал желание Трэммела пообщаться. Кстати, напарник никогда не отказывал в этом самому Дейну.

— Я поставлю кофе, но дальше ты там сам разбирайся, а я пойду в душ и бриться.

— Нет уж, — возразил Трэммел. — Я хочу, чтобы кофе можно было пить, поэтому поставлю его сам.

Дейн не стал спорить. Он и сам был не особенно высокого мнения о вкусовых качествах своего кофе, но для него на первом месте был не вкус, а бодрящий со сна кофеин. Так что ему было в принципе все равно.

Оставив Трэммела хозяйничать на кухне, он, сонно волоча ноги, вернулся в спальню, стянул с себя брюки, швырнул их туда же, откуда поднял, то есть на пол, и направился в ванную. Встал под душ, оперевшись одной рукой о кафельную стенку, и включил воду. Спустя десять минут он поверил в возможность того, что окончательно проснется. Это было желательно сделать до бритья, но, порезавшись, он понял, что не успел. В очередной раз крепко выругавшись, Дейн замазал кровь новой порцией пены. У него была разработана целая теория, согласно которой одного небольшого пореза во время утреннего бритья было вполне достаточно для того, чтобы весь день после этого полетел коту под хвост. К сожалению, редко когда ему удавалось избежать неосторожного движения. Что-что, а аккуратно бриться он так и не научился. Как-то Трэммел лениво посоветовал ему перейти на электробритву, но Дейну это не понравилось: не хватало ему еще и этой зависимости! И он продолжал лить кровь на алтарь своего упрямства.

По крайней мере, с одеванием проблем не было. Дейн просто натягивал на себя первое, что попадалось под руку. Порой забывал о галстуке, но, зная за собой эту слабость, всегда на всякий случай держал запасной в машине. Галстук — неприятная штука, потому что постоянно задевает за рубашку и пиджак, лезет в брюки, но тут-уж ничего не поделаешь. Галстук есть галстук. И дело не в моде, а в стиле. Шефу хотелось, чтобы детективы носили галстуки, вот Дейн и надевал его каждый день. Правда, порой его узел приводил того же Трэммела в неописуемый ужас, но Трэммел — известный щеголь, его даже за глаза называли «рамой для сушки белья».

Если бы какой-нибудь другой полицейский стал одеваться так, как Трэммел, или ездить на такой машине, какая была у Трэммела, весь департамент внутренних дел слетелся бы на него, как мухи на дерьмо. Да, по отношению к департаменту внутренних дел больше всего подходит именно такое сравнение. Но самого Трэммела терпели, потому что его богатство никак не было связано со служебным положением. Он унаследовал кругленькую сумму от своей мамаши-кубинки и бумаги нескольких преуспевающих контор от отца, бизнесмена из Новой Англии, которого поразила любовь, когда он наслаждался отпуском в Майами, и который, женившись, остался жить во Флориде. Дом Трэммела — только спокойно! — стоил, наверно, не меньше миллиона. И Алехандро не желал менять свой образ жизни только потому, что стал работать полицейским. Дейн считал своего напарника загадочным малым и не мог понять, почему Трэммел живет на широкую ногу: просто из любви к роскоши или нарочно, чтобы утереть нос разным козлам из департамента? Дейн подозревал, что вернее второе. И ему это было по душе.