— Ты не иначе спятил, — заявил Меншиков, наливая себе рюмку и выпивая ее. — Иван Степанович тяжко хворает, и я еду навестить его. Может, поспею к соборованию.

— Гетман здоров, изменил России и вместе с сердюками полковника Галагана скачет к шведам, если уже не встретился с ними, — уверенно сказал Скоропадский, ставя на стол свою рюмку и глядя в глаза Меншикову.

— Значит, изменил? — угрожающе процедил князь. — Хорошо, об этом у нас еще будет время поговорить в другом месте. Лучше ответь, почему ты не защищаешь обложенный неприятелем Стародуб, а пьешь со мной водку и клевещешь на гетмана?

— Мои казаки отбили три штурма войск генерала Лагеркрона, затем к нам на выручку подошел бригадир фон Клейст, и шведы сняли осаду города. Сейчас вместо меня гарнизоном командует бригадир, поскольку я был срочно вызван гетманом в Борзну. Там я узнал о его измене и поспешил с вестью о ней к вашей светлости.

— Для чего вызывал тебя гетман? Чтобы ты стал вестником его предательства? — насмешливо спросил Меншиков. — Хватит, полковник! Надоело слушать твой бред! — ударил он кулаком по столу. — Знаешь, что грозит тебе за дезертирство и навет на гетмана?

— Знаю, ваше сиятельство, — спокойно ответил Скоропадский. — То, чем завершили свое бренное существование Генеральный судья Кочубей и полковник Искра, желавшие предостеречь Государя об изменнических планах Мазепы. Но, к моему счастью, я не предупреждаю о готовящемся предательстве, а извещаю об уже свершившемся, и их судьба мне не грозит.

Меншиков залпом выпил очередную рюмку водки, отодвинул от себя штоф, пытливо глянул на Скоропадского, Полковник был явно не пьян, слыл на Украине не только храбрым и умелым военачальником, но умным, осторожным и здравомыслящим человеком, отчего его остерегались и недолюбливали многие метившие на гетманское место старшины. Прекрасно отдавая себе отчет за последствия клеветнического доноса на Мазепу, он, однако, настойчиво продолжал твердить о его измене России. Возможно, это утверждение и не столь нелепо, как кажется на первый взгляд?

Тем более что сам Александр Данилович с первых минут марша на Борзну столкнулся с рядом обстоятельств, которым не мог отыскать разумного объяснения. Во-первых, куда-то запропастился находившийся при нем в заложниках племянник Мазепы Войнаровский, не объявившийся до сих пор. Во-вторых, о движении отряда Меншикова к резиденции гетмана должно было вскоре стать известно Мазепе, и тот, согласно негласно заведенному правилу, обязан был выслать навстречу князю сопровождающих из числа своих ближайших старшин и конвой из сердюков. Этого, однако, до сих пор сделано не было. В-третьих, священники, во главе прихожан приветствовавшие и благословлявшие русские колонны, ничего не знали о соборовании гетмана, хотя тот, никогда не отличавшийся скромностью, наверняка пригласил бы для этого кого-нибудь из украинских архиепископов, а то и своего давнего друга, киевского митрополита Кроковского.

Что, если все это не отдельные случайные факты, а слагаемые одной цепочки, первым звеном в которой было бегство от русских Войнаровского, а последним — прибытие Скоропадского, который раскрыл князю глаза на происходящие на Гетманщине события? Меншиков налил из штофа водки в рюмку Скоропадского, протянул ее гостю, наполнил свою.

— Выпьем, полковник. Всегда считал тебя умным старшиной, но уж больно не верится — точнее, не хочется верить! — тому, что сейчас говоришь. Чем докажешь правоту своих слов?

— Ваше сиятельство, велите немедленно послать конную разведывательную партию к Борзне с заданием узнать, там ли гетман, и ежели его не окажется, пускай она отправится по его следам. Назначьте командиром партии толкового офицера, прикажите ему действовать со всей возможной быстротой и ждите вестей. Хотя — поверьте вы мне сейчас на слово! — можно было бы поступить гораздо разумнее.

— Коли взялся советовать, делай это до конца, — махнул рукой Меншиков.

— Сам Мазепа удрал к королю Карлу, а батуринскому коменданту Чечелю велел затвориться в крепости и ждать его возвращения со шведами. Понятно, что Карлу прежде всего нужен не гетман, а казачьи полки и расположенные на Украине запасы провизии и фуража. Стародубские склады я шведам не отдал, от Новгород-Северских неприятеля отогнал полковник Полуботок, поэтому батуринские для короля теперь дороги вдвойне. Почему бы не опередить шведов и к их приходу захватить Батурин, оставив склады за собой или пустив их дымом по ветру? Но для этого нужно срочно изменить маршрут и двинуться на Батурин, где ваши войска уже поджидают мои сотни, отказавшиеся уйти с предателем-гетманом к шведам.

— А если гетман в Борзне? — прищурился Меншиков. — И не водку с королем Карлом пьет, а готовится предстать перед Всевышним? Что тогда? Прикажешь мне быть посмешищем в глазах Государя?

— Ваше сиятельство, если гетман в Борзне, я рискую стать не посмешищем, а лишиться головы. А почему бы не поступить так? Я велю прибывшему со мной куреню казаков разоружиться, отдам свои пистолеты и саблю кому прикажете, и мы становимся вашими пленниками. После этого, не дожидаясь сведений от посланной разведывательной партии, отряд начинает марш уже к Батурину, где вы определите, говорю я правду или нет. Это позволит вам выиграть драгоценное в сложившейся ситуации время и опередить шведов, которым позарез необходимы батуринские склады.

— Ты подал хорошую мысль, полковник. Действительно, почему бы мне по пути к Борзне не навестить столицу Гетманщины и не проверить, надежно ли она защищена? Но отправлюсь я туда не со всем отрядом, а лишь с кавалерией, и если в Батурине все благополучно, мы сможем быстро догнать идущую по прежнему маршруту пехоту. Кстати, ты упомянул о своих сотнях, что поджидают нас вблизи Батурина. Чем они занимаются?

— Выдвинулись к предместьям города и препятствуют связям мятежника Чечеля с остальной Гетманщиной. При подходе вашей кавалерии они соединятся с ней и примут участие либо в штурме крепости, либо станут выполнять другие приказы вашей светлости.

— Чем им придется заняться, решим позже, — сказал князь, разливая остатки водки в штофе по рюмкам. — Пьем по последней и выступаем на Батурин. Саблю и пистолеты оставь покуда при себе — вдруг говоришь правду, и они тебе еще сгодятся. Назначь в голову колонны свой разъезд, который поведет нас к городу не по шляху, а кратчайшим путем. И про гетманскую измену никому ни слова, даже моим штабным офицерам.

— У Чечеля в Батурине до полутора тысяч казаков и свыше семидесяти орудий. Одолеть такую силу с двумя вашими конными полками и тремя моими сотнями будет трудно. Дозвольте мне по пути присоединять к вашим драгунам всех встреченных казаков.

— Рисковый ты казак, полковник, — сказал Меншиков, поднимаясь из-за стола. — Ладно, принимай командование над всеми повстречавшимися нам казаками. За все грехи больше одной головы с тебя не снимешь, а ее ты уже и без того поставил на кон...

Пехотные полки продолжили путь на Борзну, а кавалерия вслед за казачьим разъездом направилась к Батурину. Свернув с наезженного шляха, она теперь двигалась по раскисшим от дождей и растаявшего снега проселочным дорогам, а зачастую по лесным и степным тропам. На одной из опушек разъезд наткнулся на отдыхавших казаков, о чем тут же был извещен Скоропадский.

— Составлю-ка я тебе, полковник, компанию, — заявил Меншиков, когда Скоропадский в сопровождении двух неотлучно находившихся рядом с ним драгунских офицеров с мушкетами поперек седел повернул коня к опушке, откуда несло дымом костров и запахом гречневой каши. Может, узнаем чего новенького о гетмане.

У ближайшего костра их встретил сотник-реестровик, заметивший направившуюся к опушке группу офицеров, отделившихся от длинной колонны проезжавших невдалеке драгун.

— Сотник Лубенского полка Головля, — представился он Скоропадскому, сразу узнав его.

— Как оказался в этой глухомани и что делаешь, сотник?

— Сотня по приказу его ясновельможности пана гетмана находилась близ Батурина, а третьего дня... — сотник подозрительно покосился на остановившегося плечом к плечу со Скоропадским Меншикова, понизил голос. — А третьего дня ко мне прискакал полковник Галаган и именем пана гетмана....