— Какая широкая ладонь... Какие длинные пальцы... какие гладкие ногти...
Расхваливая руку Фока, Марыся постепенно выпрямлялась, стараясь, чтобы лиф платья оказался у руки капитана. Когда это произошло, она, поглаживая руку Фока, начала медленно водить ею по низу грудей в лифе, отметив вскоре, что уже не ее ладони управляли рукой капитана, а та увлекала их за собой. Понравилось? Не хочется уже под холодную воду?
— Генрих, у тебя рука одновременно рыцаря и художника, воина и творца прекрасного...
Подняв ладонь, якобы поправить волосы, Марыся качнулась, и рука Фока оказалась за лифом платья между ее грудей. Некоторое время лежала там неподвижно, затем принялась двигаться.
Марыся, делая вид, что всецело поглощена приведением в порядок растрепавшихся кудрей, не мешала Фоку. Никуда не деться, придется с этим мириться, покуда капитан с ее помощью не принял другого положения, более подходящего для отхода ко сну.
Марыся перестала возиться с волосами, склонив головку, коснулась своей щекой щеки Фока, легонько куснула его за мочку уха, томно прошептала в ухо:
— Генрих, почему мы на полу? Разве нет лавки? На ней нам будет куда удобней.
— Удобней? На лавке? Конечно. Сейчас я отнесу тебя на нее.
Рука Фока перестала гладить груди Марыси, выскользнула из лифа платья, уткнулась в пол. Предприняв несколько попыток встать на ноги, капитан убедился, что это невозможно.
— Я не могу подняться, — жалобно проскулил он. — Но я хочу с вами на лавку. Хочу...
— Не можешь подняться? Я помогу. Раз, два — встали!
Но сколько Марыся ни возилась с Фоком, ее старания не увенчались успехом. Капитан в лучшем случае самостоятельно мог только стоять на коленях, а тащить на себе такую тушу Марысе было не по силам. Однако выход из положения необходимо было искать, и она его нашла. Опустившись на корточки сбоку головы капитана, нежно заговорила:
— Зачем нам вставать? Кто стоит, тот может упасть, а нам падать ни к чему. Да и лавка нам ни к чему тоже — чем хуже лежать на плаще?
Взяв с лавки плащ, Марыся разостлала его на полу, уложила на него Фока, прилегла рядом с ним. Теперь нужно сделать все, чтобы он перестал вспоминать о казаках с холодной водой, а утихомирился и поскорее уснул.
— Баю-баюшки-баю, — тихонько запела Марыся впервые в жизни колыбельную. — Какая хорошая песенка. Так и хочется посмотреть интересный сон. Правда?
— Она ошиблась — Фоку хотелось совсем иного. Вначале Марыся услышала его тихое сопение, затем капитан перевернулся со спины на бок и придвинулся вплотную к Марысе. Рука Фока принялась гладить ее бедро, сопение стало усиливаться.
— Мы хотим баюшки, мы хотим слушать песенку... — повторяла раз за разом Марыся, чувствуя, как Фок начал на нее заваливаться.
Под тяжестью наползающего чужого тела спина Марыси оказывалась все ближе к полу, еще миг — и она полностью будет лежать под Фоком. Ну уж нет, голубчик: все, что ты мог получить от Марыси, ты уже получил сполна, и на большее не рассчитывай. Хам, как вцепился ей в плечи, будто она собирается сопротивляться. Тоже, нашел глупышку! А то она не знает, что мужчина в подобном состоянии перестает быть человеком и становится диким зверем, усмирить которого можно только лаской. Именно так она и поступит.
Ящерицей выскользнув из-под Фока, Марыся метнулась к столу, доверху наполнила вином кубок, принесла капитану. Вложила ему в руку.
— Устал, милый? Утоли жажду. Я выпила, и стало легче. Пей...
Она отнесла пустой кубок на стол, снова прилегла рядом с Фоком, позволила ему забраться рукой себе под платье. Последний кубок сделал свое дело — ладонь капитана, гладившая бедро Марыси, перестала двигаться, его дыхание стало тихим и ровным. Неужели спит? А вдруг только засыпает? Лучше для верности подождать пару лишних минут, чем разбудить в начале сна. Теперь можно попробовать осторожно снять с себя его ладонь. Удалось! Поскольку Фок не шевелился и дышал по-прежнему ровно и спокойно, настала пора заняться перстнем. Он в ее руках!
Марыся села за стол, поднесла перстень поближе к пламени свечи. Перстень, конечно, внутри полый, и она должна его открыть. У Марыси в свое время перебывало немало подобных перстней и медальонов с секретом, и в деле обращения с ними она имела богатый опыт. В этом перстне, не имеющем ни украшений из камней, ни крепящих их лапок, ни замысловатого орнамента, трудно было надежно скрыть механизм тайничка, и через минуту Марысиным глазам предстал тайничок, наполненный мелким белым порошком и разделенный перегородкой на две равные части. Порошок, без сомнения, яд, а скользящее дно перстня позволяет высыпать из тайничка все содержимое сразу или сделать это в два приема.
Марыся осторожно высыпала весь порошок в недопитую бутылку вина, слила в нее остатки из других и своего кубка. Дождалась, пока порошок бесследно растворился, и на всякий случай хорошенько вино взболтала. Достала иа своей сумочки коробочку с пудрой, насыпала ее в тайничок вместо прежнего порошка. Пудра была немного крупнее и желтее на цвет, но обратит ли на это внимание Фок, даже если станет проверять содержимое тайничка? А если обратит, то скорее всего решит, что это ему кажется.
Возвратив перстень на прежнее место, Марыся оправила платье, задула свечу и, прихватив бутылку с вином, покинула комнату. Под навесом во дворе виднелось пламя небольшого костерка, доносились хруст травы вперемешку с конским ржаньем и человеческими голосами, и Марыся направилась туда. Оба казака были на месте, усевшись возле сковородки с яичницей и бутылки горилки.
— Пан капитан угощает вас заморским вином, — сказала Марыся, протягивая одному из них бутылку. — Выпейте за его здоровье.
— Спасибо пану капитану, обязательно выпьем, — ответил казак, ставя вино рядом со своей бутылью. — Допьем горилку и попробуем напоследок панский напиток.
— Выпейте сейчас, — попросила Марыся. — Пан капитан уверял меня, что вы можете пить вино вместе с горилкой, а я не поверила. Неужто может быть такое?
— Можно ли пить вино с горилкой? — удивился казак. — С горилкой, пани, можно пить все. Ежели хотите удостовериться — будьте ласка. — Он поднес к губам горлышко бутылки, выпил половину содержимого, протянул товарищу. — Симон, твой черед.
— Теперь верю, что казаки могут все, — сказала Марыся, когда бутылка опустела. — Я пошла домой, а вы, хлопцы, не забудьте разбудить вовремя пана капитана...
От выпитого вина слегка шумело в голове, настроение было приподнятое. Ей удалось не только лишить Фока яда, но и обезопасить Скоропадского еще от двух охотников за его жизнью. Яд наверняка замедленного действия, поскольку всякий отравитель стремится иметь время, чтобы незаметно скрыться с места преступления и оказаться от него как можно дальше. Поэтому, если с казаками через какое-то время что-либо случится, вряд ли кому придет в голову связать это с пребыванием Марыси в гостях у Фока.
Марыся подошла к калитке своего домика и остановилась как вкопанная. У толстой березы, растущей сбоку калитки, стоял плохо различимый в тусклом свете луны человек. Стоял молча на одном месте, то ли не видя Марыси, то ли не обращая на нее внимания. Марыся сделала к нему шаг, другой, присмотрелась внимательней.
И едва не вскрикнула от ужаса — у березы стоял бывший батуринский комендант полковник Чечель. Как он может быть здесь, если полгода назад в Глухове палач отрубил ему голову? Кстати, вон и она, в его руках. А полковник взял голову под мышку, достал из-за пояса два пистолета и протянул их Марысе. Точь-в-точь как тогда, в Батурине, при выходе Марыси из подземелий крепости. Вскрикнув, Марыся отшатнулась, и призрак Чечеля пропал.
Виднелась перед Марысей калитка, высилась сбоку нее толстая береза, стояла она, и больше не было никого. Наверное, почудилось. С какой стати ее, польскую княгиню, может навестить призрак казацкого полковника, с которым она встречалась несколько раз в жизни и о котором давно забыла? Какая между ними связь, чтобы дух Чечеля явился перед ней? Явно ей все привиделось. Выпила у Фока, задумалась по дороге и приняла за Чечеля тень от какого-нибудь облачка. Скорее в дом, в постель, и как можно быстрее постараться забыть о неприятном происшествии у калитки.
