Ученые с удовольствием пересказывали эпизод, о котором упоминал Черчилль в мемуарах, тогда еще не изданных на русском языке. Атомщики благодаря своим международным связям о воспоминаниях английского премьера знали. Эпизод касался обстоятельств, при которых Трумэн сообщил Сталину о создании в США нового оружия невиданной разрушительной силы.

Это произошло на Потсдамской конференции. Черчилль наблюдал за беседой Трумэна с генералиссимусом, проходившей при участии только их личных переводчиков. Английский премьер знал, о чем идет речь, и впился глазами в Сталина, чтобы увидеть, какое впечатление произведет на него сенсационное сообщение Трумэна. Вопреки ожиданиям лицо Сталина сохраняло веселое и благодушное выражение.

— Он не задал мне ни одного вопроса! — изумленно произнес Трумэн, когда Черчилль спросил, как воспринял Сталин весть о новой бомбе.

— Наверное, просто не понял, о чем идет речь! — догадался Черчилль.

Американский президент и английский премьер пожалели недалекого советского диктатора, не понявшего значения того, о чем ему было только что сказано.

Однако Сталин все хорошо понял. Вернувшись в Москву, он вызвал Курчатова и потребовал ускорить работы по созданию бомбы. Буквально через несколько дней при ГКО был создан Специальный комитет по атомной бомбе, на который возложили руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана. Многие читатели испытают, наверное, шок, когда узнают, что этот комитет возглавлял не кто иной, как… Берия.

По рассказам ученых, прервавших в годы перестройки традиционное для них молчание, начало плотной работы в области атомного проекта в СССР относится к весне 1942 года, то есть за три года до Потсдама. Тогда Сталин собрал ученых и спросил, могут ли немцы или наши союзники создать атомную бомбу.

В совещании принимали участие люди хотя и именитые, но уважаемого возраста. Молодежь была на фронте. Курчатов и Александров искали пути спасения кораблей от магнитных мин. Флеров служил в авиации. Петржак — в разведке. Академики-старики подумали и вынесли вердикт: атомная бомба в принципе возможна, но говорить о ее создании в ближайшем будущем преждевременно.

Однако нетерпеливая молодежь думала иначе. Г. Флеров, который вместе с К. Петржаком еще до войны открыл самопроизвольное, без облучения нейтронами, деление урана, в декабре 1941 года написал с фронта в ГКО обращение на имя Сталина. Младший техник-лейтенант — такое воинское звание имел ученый — обосновывал необходимость немедленного развертывания работ по созданию атомной бомбы. Письмо списали в архив, поскольку немцы стояли под Москвой и надо было думать о более непосредственных задачах. Однако Флеров весной следующего года снова обратился в ГКО. На этот раз его призыв был услышан. Вскоре его отозвали с фронта и дали возможность заняться делом, которое он пробивал со столь завидной настойчивостью.

По приказу Сталина была создана лаборатория № 2 во главе с Курчатовым. Игорь Васильевич собрал вокруг себя талантливую молодежь. Совершенно секретная лаборатория № 2 в составе Академии наук СССР и стала главным центром подготовки к созданию отечественного атомного оружия.

Атом расщепил КГБ!

В конце восьмидесятых — начале девяностых годов появился целый ряд публикаций, а также высказываний молчавших до тех пор «атомных» разведчиков. По их интерпретации, атом расщепил КГБ!

Оказывается, поводом для сбора атомщиков у Сталина весной 1942 года послужили данные чекистов. Прежде всего отличилась внешняя разведка, научно-техническая служба которой подготовила соответствующее спецсообщение, подписанное Берией и направленное Сталину. В основу спецсообщения легла информация лондонской и нью-йоркской резидентур, содержавшая новые сведения о реальности создания в США и Англии в недалеком будущем атомной бомбы.

Подтверждений было более чем достаточно. Лондонская резидентура, например, докладывала о заседании Уранового комитета и о совещании британского комитета начальников штабов, принявших рекомендации о немедленном начале работ по изготовлению первых бомб.

— К тому времени английские физики определили критическую массу урана-235, а также сферическую форму заряда, разделенного на две половины в целях предотвращения преждевременного взрыва, — рассказывает один из «атомных» разведчиков В. Б. Барковский. — Англичане установили, что скорость соударения должна быть не ниже 2,0–2,5 тысячи метров в секунду, разработали инициатор цепной реакции и определили способ отделения урана-235 от других изотопов методом газовой диффузии. Центр был проинформирован, какие научные учреждения и индустриальные концерны намечено привлечь к выполнению атомной программы. По поручению резидента я составил обзорную телеграмму в Москву по этим материалам, и с этого момента как бы началась моя специализация в области разведывания проблем создания атомного оружия.

Специализация Владимира Борисовича принесла ему орден Трудового Красного Знамени и титул «атомного скаута» — наравне с известными добытчиками информации об атомных секретах США и Англии, А. Яцковым, умершем в 1993 году, и здравствовавшем в 1999 году А. Феклисовым. В постсоветские времена они получили звания Героев России.

Отличилась и фронтовая разведка. От нее поступали сообщения о том, что и немцы ищут способы использования атомной энергии в военных целях. В феврале 1942 года фронтовые разведчики обнаружили в саквояже захваченного ими немецкого офицера тетрадь со странными, непонятными им расчетами. Тетрадь переслали в наркомат обороны, оттуда ее переправили уполномоченному ГКО по науке Кафтанову, провели экспертизу — в Германии явно шли работы над созданием атомного оружия! В тетради оказались расчеты по изготовлению тяжелой воды. А в марте 1942 года в Центр поступило донесение от «Вадима» с точным адресом научных институтов Германии, занимавшихся разработкой сверхсекретного ядерного оружия.

Прославляя заслуги разведки в создании советского ядерного щита, иные ее представители в пылу ведомственного патриотизма, не замечая того, задевали самолюбие ученых. Внимательный читатель легко обнаруживал расхождения в описании одних и тех же эпизодов, принадлежащих перу ученых и разведчиков. Последние, например, говоря о письмах Г. Флерова Сталину, утверждают, что ученый обращался одновременно и к коллегам — в Физико-технический институт, где его предложение было встречено без особого энтузиазма и понимания. Как увесистый камень в свой огород восприняли ученые обнародованные разведкой сведения о том, что она еще осенью 1940 года добилась отправки директивы резидентурам начать поиск атомных центров. И действовали при этом по собственному почину, без запросов из академических кругов, которые, мол, тогда не верили в овладение атомной энергией раньше следующего века.

Мы не приготовишки!

Разведчики умнее академиков? Такая постановка вопроса вконец разобидела уважаемых ученых, заявивших, что они «не приготовишки и не третьеклассники», как вытекает из воспоминаний некоторых бойцов невидимого фронта.

Ученые дали решительный отпор попыткам бросить тень на достижения советской атомной науки. Тень возникла задолго до получения какой-либо информации от разведчиков. Называлась фамилия Д. С. Рождественского, который еще в 1919 году занимался изучением строения атома. С 1921 года центром этих исследований стал Физико-технический институт в Ленинграде во главе с академиком А. Иоффе.

Уязвленные атомщики вспомнили, что в 1933 году в СССР состоялась первая всесоюзная конференция по физике атомного ядра. Оргкомитет возглавлял тридцатилетний И. Курчатов. До 1940 года состоялось пять таких конференций!

Отметая приоритет разведчиков, ученые немало поведали о своих заслугах. Оказывается, до войны в стране была уже своя школа в теории взрывчатых веществ, которую основал Ю. Харитон. Вместе с Я. Зельдовичем он впервые рассчитал цепную реакцию деления урана. В качестве замедлителей нейтронов уже тогда эти выдающиеся ученые предложили использовать тяжелую воду и углерод. В те же годы Г. Флеров и Л. Русинов экспериментальным путем получили важные результаты по определению ключевого параметра цепной реакции — числа вторичных нейтронов, возникающих при делении ядер урана нейтронами.