– Ты не слышишь меня? – спросила жена.

– Не слышу, – согласился Родин.

– Не начинай все сначала, Алексей, прошу тебя! Иначе ты пожалеешь, что появился на белый свет. Я тебе такое устрою, ты забудешь, как тебя зовут. У тебя ничего не будет, ни меня, ни семьи, ни работы, ты все потеряешь, все, слышишь? – закричала жена, подступая все ближе и ближе.

Кричащий рот, брызжущий слюной, серая пенка, запекшаяся в уголках рта, махровые ресницы, синие тени на веках. Все это безобразие надвигалось на Родина огромной глыбой, угрожая уничтожить. Алексей поморщился. Печаль сменилась тоской. Какая жалость, ведь эта ужасная женщина – его жена, супруга, законная, венчанная, вечная. Когда-то они строили планы. Это было давно. В другой жизни.

– Прекрати истерику, Лена, – сказал Алексей.

Родин прислонился к окну, пытаясь вдохнуть глоток свежего воздуха, но дышать он не мог, не было сил. Казалось, легкие закрылись. Головокружение усилилось, внутри творилось что-то непонятное. Сердце то вздрагивало, то вновь замирало. Алексей ощутил холодок под затылком. Озноб пошел вглубь, он распространился по всему телу, Родин пошатнулся, взмахнул рукой и повалился боком, сдирая штору, опрокидывая вазу с цветами. Сквозь беспамятство он услышал душераздирающий вопль и подумал с раздражением: «Даже смерть ее не остановит, орет, как на базаре». И наступила пустота, черная, гулкая, мрачная. Родина больше не было. Вместо него на полу лежал грузный человек, с выпуклыми венами на лбу и шее, с лицом багрового цвета, неподвижный, бездыханный.

В палате было тихо. Алексей открыл глаза, осмотрелся. Четыре кровати, столько же тумбочек, умывальник, из крана капает вода. Кап-кап-кап. Три капли. Остановка. Кап-кап-кап. Еще три капли. Остановка. Средневековая пытка какая-то. Где-то вдалеке приглушенно звучала забытая мелодия. «Я бы взял твои ладони, к ним губами прикоснулся, несмотря на дождик проливной». Как давно это было. Дождь, ослепительно белое пальто, удивительная девушка. Сияние юного лица, прелестное дыхание, свежесть чувства. Неужели все прошло? Родин глухо застонал.

– Больной, вам пора принимать лекарство, – сказала женщина в белом халате.

– Какое лекарство? – сказал Родин.

– Какое надо – такое и принимайте, – хамовато ответила женщина, положила на тумбочку какие-то таблетки и удалилась, громыхнув дверью. «Появилась незаметно, из воздуха, тихо, как мышка, а ушла, будто снежная лавина обрушилась», – подумал Родин.

– Брат, ты живой? – пронеслось по палате.

Родин посмотрел в угол, на кровати сидел пожилой мужчина с помятой газетой в руках.

– Вроде живой, – отозвался Алексей.

– Тебя тут три дня подряд так колбасило, врачи возили твое бесчувственное тело туда-сюда, не знали, куда его пристроить, в реанимации вроде откачали, а ты снова в бессознанку ушел, так и носились с тобой, все возили на каталке по больнице. Жена твоя тут прибегала, передачу принесла, я все в тумбочку положил, ты посмотри там, чтобы ничего не протухло, а то сестры ругаться будут, – мужчина произнес свою речь и, не дожидаясь ответа, вновь погрузился в газету, зашелестел страницами, что-то невнятно забормотал.

Родин приоткрыл дверцу тумбочки. Апельсины, лимоны, бананы. Витамины. Жена любит растительную пищу, вегетарианка проклятая. Алексея передернуло. Он попытался приподняться, но его замутило. Он прилег, закрыл глаза, затем повторил попытку. Во второй раз стало легче. Родин сел на кровати, немного посидел, привыкая, затем встал, проверяя крепость в ногах. Земля оставалась твердой, прочной, надежной. И Алексей улыбнулся. «Как будто заново родился», – подумал он. И Родин медленно пошел по палате. Его звала к себе мелодия, старая, забытая песня далекой юности. «Я бы взял твои ладони…» Можно отдать, не задумываясь, целую жизнь лишь за то, чтобы вновь взять родные ладони в свои руки, поцеловать, вдохнуть милый запах и забыть о том, что на свете существуют кричащие рты, махровые ресницы и пунцовые губы. Семья, карьера, дом – все стало ненужным, отвратительным. Родин остановился. Нет. Нужно все изменить. Весь мир, себя, жизнь. Сегодня же. Сейчас. Сию минуту. Алексей вернулся к кровати, открыл ящик тумбочки, нашел там паспорт, ключи, деньги, какие-то вещи, побросал все в пакет и тихонько вышел из палаты, мужчина с газетой не заметил, как исчез Алексей. Тихо капала вода. Кап-кап-кап. Три капли. Остановка. Еще три капли. Настоящая пытка, из средневековья. Родин набросил куртку и вышел на улицу. Морозно, деревья в снегу, на дороге много машин. Алексей Родин махнул рукой. Послышался металлический скрип, визг, скрежет, из окна такси высунулась веселая физиономия, румяная, жизнерадостная. Родин несказанно обрадовался, будто после долгой разлуки встретился с родным братом.

– Куда надо, шеф? – спросил таксист.

– Куда-нибудь подальше, – откликнулся Родин, устраиваясь поудобнее на заднем сиденье, – куда угодно, на край света, на вокзал.

Через несколько дней жена Алексея Родина обратилась в территориальное отделение милиции с заявлением о таинственном исчезновении мужа. Оперативник изумленно выслушал сбивчивый рассказ расстроенной женщины. Жена Родина поминутно сбивалась на крик, но оперативник опытным жестом останавливал ее, будто выключал звук в радиоприемнике, и Елена испуганно замолкала, пытливо вглядываясь в испитое лицо старого майора.

– Скажите, пожал-ста, гражданочка, – с ехидцей вопрошал майор, – а вы когда-нибудь скандалили с вашим мужем?

– Да вы что, никогда ничего подобного в нашей семье не было! И никакая я вам не гражданочка, – вскрикивала Елена Родина и тут же вжималась в стул.

Майор грозно хмурился, вздыхал, тяжело сопел, что-то черкал, пытаясь переписать начисто чистосердечные показания верной супруги Алексея Родина. У старого служаки было неважно со зрением. И Елена поняла, наконец, что муж пропал безвозвратно. Его больше нет. И уже не будет. А старый майор не найдет мужа. Никогда. Придется смириться с утратой, последняя надежда умерла. Правоохранительные органы бессильны. Елена поднялась со стула и вышла из кабинета с гордо поднятой головой. Настоящая вдова. Бывалый майор тихо рассмеялся и порвал неоконченное заявление на мелкие кусочки. Он еще долго смотрел на дверь, будто ждал, что Елена Родина вернется. Но она не вернулась.

Москва осталась где-то далеко, в другом измерении. Квартира, родители, друзья, подруги – сейчас вся прошлая жизнь казалась ненастоящей, искусственной, виртуальной. Галина оказалась лицом к лицу с бытовыми трудностями, ей хотелось есть, спать, нужно было помыться, но в эту минуту все обычные процедуры казались невыполнимыми. Ермолина стояла на пустом перроне, с сумкой, с какими-то деньгами, она даже точно не знала, какая сумма находится в кошельке. И еще Галина не знала, в какую сторону повернуть. Перед ней расстилались нетривиальные три дороги. Нет, дорог было много, великое множество и ни одной конкретной.

– Мадам, вас подвезти? – подскочили к Галине бравые молодцы. Рослые, могучие, они оттирали друг друга плечом, их было трое, и каждый норовил заглянуть девушке в лицо, каждому из троих хотелось ей понравиться.

– Нет, спасибо, а где у вас метро? – спросила Ермолина, зябко передергивая плечами.

Молодцы мгновенно утратили интерес к одинокой пассажирке, все трое сразу стали скучными и неразговорчивыми.

– Да там, – махнули они в неопределенную сторону.

И Галина заторопилась. Надо было срочно определиться с жильем. Потом придется искать работу. Она прежде никогда и ничего не искала. Квартиру ей приобрели родители, а на работу устроили знакомые отца. Все было просто и ясно. С этой минуты Ермолиной придется думать самостоятельно, искать жизненную дорогу без поводырей и проводников.

«Сдаю комнату». Вывеска случайно попалась на глаза, вернее, это была не вывеска, а небольшая табличка на груди чрезмерно полной женщины. Крупные буквы расползались в разные стороны, лезли наверх, будто находились в состоянии алкогольного опьянения. Не только буквы на самодельном плакате, но и сама женщина была в сильном подпитии. Галина брезгливо вздернула брови. В семье Ермолиных презрительно относились к пьяницам. Галина стройной походкой прошла мимо «нетрезвого» плаката. Она вошла в здание вокзала. Купила какую-то газету. Реклама, объявления, предложения. Грязноватые страницы пестрили разными обещаниями, сулили выгоду и барыши. Ермолина долго вчитывалась в текст. Она не могла понять смысл напечатанного, буквы прыгали, цифры разъезжались по сторонам. С газетой в руках, продолжая отыскивать взглядом рекламные тексты, Ермолина прошла в зал ожидания. Нужно немного отдохнуть, собраться с силами, чтобы решать задачи по степени важности. Мобильный остался дома. Нет, Галина не забыла телефон, она нарочно оставила его в квартире. В новой жизни старый номер уже не пригодится. Сначала необходимо купить новый телефон. И она заглянула в газету. Реклама хвастливо предлагала последние новинки сотовой связи. Ермолина выдохнула и резко встала. И сразу почувствовала головокружение. Налицо явное переутомление. Но рядом нет любящей и заботливой мамы, теперь никто не спросит о здоровье, не навестит, не принесет вкусностей. И навещать негде, никакого жилья пока нет. Галина ощутила себя изгоем, отверженной. И вдруг она осознала, что навязчивая музыка уже ее не изводит. Проклятая фраза исчезла, она больше не долбит мозги, не выворачивает душу наизнанку. И Ермолина улыбнулась, розовый билет оказался счастливым, она приняла правильное решение, поступила мудро, сбежав из Москвы.