Последние сутки пролетели в каком-то кошмаре: сначала она пыталась заставить себя уснуть, чтобы хоть как-то выветрить винные пары. Потом, когда поняла, что это невозможно, выпила пять чашек крепкого кофе и до утра мерила шагами комнату. Как только проснулся Мик, она подошла к нему и с непреклонностью в голосе сказала, что хочет ехать в Эдмонтон, и ее надо отвезти до трассы. Мик, хоть и сильно не хотел отрываться от теплой компании, довез ее до самого города и высадил около дома, где они жили последний год. Но поступил он так вовсе не из благородства, которое хотел продемонстрировать, а совсем по другой причине. Если бы она уехала на попутной машине, значит, на середине пути (Мик был просто уверен в этом) передумала бы и опять сбежала к Ричу. Но Марго, скажи он ей об этом вслух, очень удивилась бы, у нее и в мыслях не было возвращаться к Ричарду.

Даже не разобрав сумки (а зачем, если те же вещи можно взять с собой к маме?), она заказала билет на вечерний рейс и около восьми была уже в Штатах. Вокруг висели те же гирлянды, огни, венки, в общем – вся Рождественско-Новогодняя мишура, как и там, у Рича. Господи, почему «у Рича»? Что, вся Канада теперь связывается в ее мыслях только с одним человеком? Почему, например, не «как у нас»? Или не «как у нас с папой»? Она вздохнула. Насчет папы, наверное, причина понятна. Иначе она поехала бы к нему, а не сюда. Нет, нет. Никакого Ричарда. Надо гнать от себя эти мысли.

…Под елкой, наряженной еще с Рождества, лежало множество свеженьких серебристых коробочек с огромными бантами, которые она увидела сразу, как только вошла в холл. Наверное, к Новому году приготовились, подумала Марго и улыбнулась тетушкам. Те выбежали ей навстречу и тут же гроздьями повисли на дорогой племяннице, которую не видели уже около пяти лет. По-прежнему одинаковые, как елочные шары! Их общее родовое дерево имело много сложных и запутанных ответвлений, поэтому сама она лишь смутно помнила, кто кому и кем приходился. Но четыре пожилые женщины, словно выпрыгнувшие из одной упаковки симпатичных розовощеких кукол, всегда звались тетушками, хотя одна из них точно приходилась Марго двоюродной бабушкой. Они одинаково говорили, одинаково перекатывались на своих коротеньких толстых ножках и с годами одинаково старели…

Позади этой веселой восторженной толпы, ожидая очереди на целование, скромно стояли мама и София, с ласковым укором улыбаясь Марго. Они были рады видеть ее снова дома и тут же заявили, что оставляют до весны, и это не обсуждается. Марго только загадочно улыбалась в ответ.

Здесь было все как раньше. И в то же время совсем по-другому. Для Марго, привыкшей расценивать этот дом как госпиталь, где лечатся любые сердечные раны, сегодня все было в новинку: другие стены, другая мебель, перепланированные комнаты, где теперь безраздельно царила София вместе со своим новым ухажером с веселым именем Билли. Марго даже хохотнула, когда услышала, как зовут молодого человека: видимо, сестра была обречена встречаться исключительно с Биллами.

Да, здесь все было не так, как при папе, но главное – исчез прежний Дух. В чем он воплощался, Марго и сама не знала, но точно чувствовала, что за время ее отсутствия из окружающей обстановки было вырезано скальпелем нечто важное, какая-то существенная часть живого организма, без чего этот организм стал неполноценным.

За два последних года она привыкла скитаться по квартирам, гостиничным номерам, домам друзей… В принципе, ей не нужен был дом, она могла обходиться самым минимальным в этой жизни, но иногда хотелось куда-то возвращаться.

– Ах, мы сейчас будем обедать!

– Посмотрите, как она осунулась!

– Ах, я такая голодная!

– Глэдис, но Марго в сто раз хуже! Она прилетела на самолете!

– Ах, стулья, стулья! Мы не поставили стулья к столу!

– Мы забыли подарить ей подарки!

– Но она же хочет кушать!

– Ах, нет, садитесь!.. Начнем сразу с горячего!

– Марго, милая, но почему у тебя такой вид? Ты больна?

Марго улыбалась, сидя на софе в углу комнаты. Это был привычный с детства гомон ее непобедимых тетушек. Она и не знала, что так соскучилась по ним, а ведь когда-то их суета сильно раздражала, и ей приходилось воевать с ними! Трое из тетушек жили в Бисмарке, а одна – где-то неподалеку, и на все праздники «непобедимая гвардия» неизменно собиралась у кого-нибудь дома.

Совершенно непонятно, как при таком тесном общении маме и отцу удалось скрыть от них причины своего развода. Но ни одна из тетушек так и не узнала о той некрасивой истории, приключившейся с их семьей два года назад по милости ее сестрички Софии.

Наконец все уселись обедать, если можно было вечернюю девятичасовую трапезу назвать «обедом», но тетушки любили выражаться по-европейски. Билли – единственный мужчина, оказавшийся сегодня за столом, – сидел почти напротив Марго и без стеснения разглядывал ее. А пока все покатывались со смеху над каким-то анекдотом, послал ей незаметный, откровенный и даже несколько пошлый воздушный поцелуй. Марго добавила к своим выводам о вкусах сестры еще одно наблюдение: София любит мерзавцев.

В какой-то момент, в самой середине расспросов о Канаде и огромных черных медведях, живущих в тамошних лесах, о городе Эдмонтоне и местном французском языке, Марго отключилась от всего происходящего. Ей стало не слышно, что говорят тетушки, перестали веселить шутки Билла и его косые взгляды на Софию, а потом – откровенные на нее… Она вспомнила скупой рассказ Рича о его детстве. Интересно, а как он обычно отмечал Рождество? Наверное, к ним тоже приходили родственники, наверное, у них за столом тоже собиралась большая дружная семья… пока не ушел отец. У него была одна мама. И у нее сейчас – только мама. Больше в доме не осталось ничего своего. «Надо же! – вспомнила она веселый голос Рича, – они умудрились связать нам одинаковые свитера! Я обязательно надену свой, как только приеду в мотель!».

И тут Марго поперхнулась вином и уставилась на свой живот. Она до сих пор сидит в своем белом свитере! Пройдя этот бесконечный круг переездов из мотеля к Джонни, а потом еще к настоящему Джонни, пережив пять дней без одежды и личных вещей, износив и выкинув две спортивные майки, Марго сегодня утром наконец забрала у Мика свою сумку. Там было много вещей: и брюки, и блузки, и даже вечернее платье, и куча косметики! Но она ничего, ровным счетом ничего не вытащила оттуда с тех пор, как ушла от Рича. Ибо наряжаться стало просто бессмысленно. Она вспомнила, как в первый вечер, едва расположившись в мотеле «У старого шамана», торопилась спуститься в бар и вертелась у зеркала в своем номере. Именно тогда и был надет этот белый свитер. Она примеряла несколько вариантов одежды, но остановилась почему-то именно на нем, хотя было жарко. Почему? Наверное, подсознательно ей уже тогда хотелось флиртовать с Ричем. И опять же – почему? Она вспомнила, как разочаровалась, увидев их с Миком вдвоем за столиком. И разочаровалась не потому, что ждала большего количества посетителей, а оттого, что, по какому-то подсознательному сценарию, Мик уже являлся лишним в их троице. Вот так. Рич был прав, когда сказал, что она в первый же вечер ревновала его к той… как же ее…

– Марго-о! Ты уснула с открытыми глазами?

– Причем с широко открытыми!

– Ах, сестренка, что ты пристаешь к ней? На ней лица нет…

– Марго, ты увидела призрак за спиной Билли?

– А? Что? – Она даже не сразу заметила, что ее зовут по имени.

– Марго!!! Ты облила свитер красным вином!

– Ой, мама, прости. Это – мой любимый свитер… – И она, словно кошка, потерлась о воротник, где еще стоял запах одеколона, которым душился Рич. – Я встретила человека, у которого – точно такой же! И ему тоже связала мама! Представляешь? – И она вспомнила, что так и не посмотрела свитер Рича.

– Очень может быть, дорогая, это стандартный узор, я в свое время могла такое…

– Марго, отнеси его в ванную, я сама его постираю сегодня же, а то потом пятно будет трудно вывести.