В 1994 году Чарльз Мюррей и Ричард Хернштейн зажгли мировой пожар искрой своей книги «Гауссова кривая».^[27] Эта книга, начиненная статистикой и прочно опирающаяся на большой массив данных, «Долговременное обследование молодежи страны», содержала два утверждения, вызвавших невероятный протест. Первое — что интеллектуальные способности во многом наследуются. Мюррей и Хернштейн утверждали на языке статистики, что от 60 до 70 % дисперсии интеллекта вызвано генами, а остальные связаны с внешними факторами, такими как питание, образование, состав семьи и тому подобное. Второе — что гены сыграли свою роль в том, что афро-американцы показывают результаты тестов ниже белых примерно на одно стандартное отклонение.[28]

Мюррей и Хернштейн утверждают, что в мире, где рушатся социальные барьеры для мобильности и растет вознаграждение для интеллекта, общество будет все сильнее стратифицироваться по когнитивным линиям. Ключом к успеху станут гены и среда воспитания. Самые умные получат наибольшие выгоды; и действительно, благодаря «ассортативному спариванию» (склонности людей выбирать себе похожих супругов) когнитивная элита будет в общем и целом увеличивать со временем свое относительное преимущество. Люди с более низким интеллектом получат резко ограниченные шансы, а возможности компенсаторных программ исправить это положение далеко не беспредельны^[29]. Эти аргументы повторяют более ранние, изложенные психологом Артуром Дженсеном в статье 1969 года в «Harvard Educational Review», заключение которой было столь же пессимистично^[30].

Неудивительно, что «Гауссова кривая» вызвала такую волну протестов. Мюррея и Дженсена обзывали расистами и узколобыми фанатиками^[31]. Говоря словами одного отзыва: «При всем своем воинствующем алармизме „Гауссова кривая“… есть просто очередная глава в продолжающей свое развитие политэкономии расизма»^[32]. Общий смысл атаки состоял в том, чтобы разоблачить авторов книги как лжеученых, результаты которых столь ненадежны и пристрастны, что их даже не стоит серьезно оспаривать; а также связать авторов с различными ассоциациями скинхедов и неонацистов^[33].

Но книга эта была лишь последним по времени залпом в продолжающейся войне между теми, кто утверждает, будто интеллект обладает высокой степенью наследуемости, и теми, кто говорит, что интеллект в основном формируется средой. Консерваторы часто симпатизируют аргументам в пользу природных различий, поскольку желают оправдать существующую социальную иерархию и противостоять попыткам правительства ее устранить. Левые же, наоборот, не могут смириться с мыслью, что природа ставит границы поискам социальной справедливости, в частности, что существуют естественные различия между группами людей. Заинтересованность этих групп в таких вопросах, как интеллект, настолько высока, что немедленно выливается в методологические диспуты, в которых правые утверждают, что когнитивная способность проста и легко измерима, а левые возражают, что это понятие определено очень нечетко и при его измерении допускаются грубейшие ошибки^[34].

Очень неудобен, оказывается, тот факт, что развитие современной статистики (и вследствие этого современной социологии в целом) тесно переплетено с психометрией и работами многочисленных блестящих методологов, которые одновременно являются расистами и евгениками. Первым из них был двоюродный брат Чарльза Дарвина Фрэнсис Гальтон, создатель термина «евгеника», который в своей книге «Наследственный гений» утверждал, что исключительные способности до некоторой степени приурочены к семьям^[35]. Гальтон был одним из первых в конце девятнадцатого столетия, кто создал тест для измерения интеллекта, который сам считал объективным. Он систематически собирал данные и пробовал применять для их анализа новые математические методы.

Учеником Гальтона был Карл Пирсон, Гальтоновский профессор евгеники в университетском колледже в Лондоне, твердо веровавший в социал-дарвинизм. Однажды он написал: «История указывает мне один и только один способ, которым была порождена высокая цивилизация, а именно — борьба расы с расой и выживание расы, наиболее приспособленной физически и умственно»^[36]. Кроме того, он еще оказался превосходным методологом и одним из основателей современной статистики. Каждый первокурсник, изучающий статистику, знает коэффициент Пирсона, базовый коэффициент корреляции, и знакомится с методом хи-квадрат для статистической значимости — тоже изобретение Пирсона. А вывел Пирсон коэффициент корреляции отчасти потому, что хотел найти способ более точно оценивать родственные измеряемые явления — например, сопоставлять тест интеллекта с лежащими в его основе биологическими характеристиками, в частности, с самим интеллектом. (Веб-страница факультета статистики университетского колледжа гордится его достижениями в прикладной математике, но скромно умалчивает о его писаниях по вопросу расы и наследственности.)

Третий серьезный методолог был Чарльз Спирмен, который изобрел основную технику факторного анализа и коэффициент ранговой корреляции Спирмена — незаменимые средства статистики. Спирмен — психометрист — заметил, что тесты на умственные способности сильно коррелированы друг с другом: если человек хорошо отвечает, например, на вербальный тест, то у него больше шансов хорошо пройти тест по математике. И он постулировал, что есть общий коэффициент интеллекта (general intelligence), который он обозначил через g, и этот коэффициент определяет успехи индивидуума в различных тестах. Факторный анализ родился из его попыток строго выделить коэффициент g, и этот метод остается центральным в современных дискуссиях о наследуемом интеллекте.

Связи психометрии с политически неприятными взглядами на расу и евгенику вполне могло быть достаточно, чтобы дискредитировать всю эту дисциплину в глазах многих, но на самом деле этот факт показывает, что не существует неизбежной корреляции между политически некорректными открытиями и плохой наукой. Отрицание методологической правильности у людей, чьи взгляды оппоненту не нравятся, и списывание их работы по ведомству «лженауки» — очень удобный уход от спора по существу. Этот уход практиковался левыми почти всю вторую половину двадцатого века и высшей своей точки достиг с публикацией в 1981 году книги Стивена Джея Гулда «Лжеизмерения человека»^[37]. Гулд, палеонтолог, отличающийся сильными левыми симпатиями, начал с таких легких мишеней, как Сэмюэл Джордж Мортон и Пол Брока — ученые девятнадцатого века, которые верили, что об интеллекте можно судить по размерам головы, и чьи фальсифицированные данные использовались для поддержки расистской и антииммиграционной политики на рубеже двадцатого столетия. Затем он переходит к нападкам на более заслуживающих доверия сторонников генетических теорий разума, таких как Спирмен и сэр Сирил Берт, на которого весьма полагается Артур Дженсен.

Последнее особенно примечательно, поскольку Берт, один из гигантов современной психологии, был в 1976 году обвинен в намеренной фальсификации данных по исследованию однояйцовых близнецов, из которых вывел оценку, что интеллект более чем на 70 % есть вопрос наследственности. Британский журналист Оливер Гилли в «Санди тайме» за тот же год заявил, что Берт подделал данные и обманул соавторов и что его результаты — фальшивка. Это дало колоссальное оружие в руки других критиков, таких как психолог Леон Камин, который утверждал, что «не существует данных, которые заставят здравомыслящего человека принять гипотезу, будто результаты тестов IQ хоть в какой-то степени передаются по наследству»^[38], Он же вместе с Ричардом Левонтином и Стивеном Роузом продолжил атаку широким фронтом на всю генетику поведения вообще, которую они считали лженаукой^[39].