Один очевидный ответ — экстази наносит вред организму, которого, как утверждают, не наносят прозак и риталин. Посвященная экстази веб-страница института по борьбе со злоупотреблением наркотиками утверждает, что это средство порождает такие психологические проблемы, как "путаницу мыслей, депрессию, расстройства сна, тягу к лекарствам, тяжелую тревожность и паранойю", и соматические расстройства, такие как "напряженность мышц, непроизвольное сжатие зубов, тошнота, размытость зрения, беспорядочные движения глаз, слабость, приступы озноба или потливости". Опыты на обезьянах показали также возникновение необратимых поражений мозга.

На самом деле литература, посвященная риталину и прозаку, полна занимательных свидетельств об аналогичных побочных эффектах (помимо необратимого повреждения мозга у обезьян) именно этих законом разрешенных лекарств. Выдвигалось возражение, что это в огромной степени вопрос дозировки: риталин при злоупотреблении тоже может давать серьезные побочные эффекты; вот почему его можно принимать только под врачебным наблюдением. Но тогда возникает вопрос: а почему не легализовать экстази как препарат Схемы II? Или не поискать фармакологически аналогичный препарат, но с меньшими побочными эффектами?

Ответ на этот вопрос попадает прямо в средоточие нашей неразберихи по поводу криминализации лекарств. У нас очень неоднозначное чувство по поводу тех веществ, которые четкого терапевтического назначения не имеют, а единственный их эффект — это что людям от них хорошо. И особенно неоднозначным становится наше отношение, если это лекарство серьезно снижает способность потребителя нормально функционировать, как в случае с героином и кокаином. Но эту неоднозначность нам оказывается трудно оправдать, поскольку при этом приходится выносить суждение, что такое "нормальное функционирование" личности. Как тут оправдать запрет на марихуану, если алкоголь и никотин, два средства, от которых человеку хорошо, разрешены законом?[107]

Третий путь, на котором современная биотехнология оказывает свое влияние на политику, — это продление жизни и связанные с ним социальные и демографические изменения. Одно из величайших достижений медицины двадцатого века в Соединенных Штатах — повышение ожидаемой средней продолжительности жизни с 48,3 года у мужчин и 46,3 у женщин в 1900 году до 74,2 у мужчин и 79,9 у женщин в 2000 году.[108] Это повышение — вместе с резким снижением рождаемости почти во всех развитых странах — резко переменило глобальный демографический фон мировой политики, и можно полагать, что результаты этого уже заметны. Если судить по существующим цифрам рождаемости и смертности, то мир в 2050 году будет выглядеть существенно иначе, чем сегодня, даже если биомедицина не сможет за это время еще поднять ожидаемую продолжительность жизни хоть на год. Но вероятность того, что за этот период не произойдет существенного прогресса в продлении жизни, мала, и есть потому некоторый шанс, что биотехнология приведет к еще более значительным изменениям.

Одной из наиболее сильно затронутых прогрессом молекулярной биологии областей оказалась геронтология, наука о старении. Сейчас есть несколько конкурирующих теорий того, почему люди стареют и в конце концов умирают, и нет общего согласия о фундаментальных причинах этого явления или его механизме^[109]. Одно теоретическое направление исходит из эволюционной биологии и утверждает, грубо говоря, что организмы стареют и умирают, поскольку мало есть сил естественного отбора, благоприятных для продолжения жизни особей после выхода из репродуктивного возраста^[110]. Некоторые гены могут способствовать размножению индивидуума, но в более поздний период жизни становятся дисфункциональными. Для эволюционных биологов загадка состоит не в том, почему особи умирают, но почему, например, женские человеческие особи так долго живут после менопаузы. Каково бы ни было объяснение, эволюционные биологи склонны считать, что старение есть результат взаимодействия большого числа генов, а потому не существует генетического пути к отодвиганию смерти^[111].

Другое направление теории старения исходит из молекулярной биологии и касается конкретных клеточных механизмов, приводящих к потере функций и смерти организма. Есть два типа человеческих клеток: половые, то есть женская яйцеклетка и сперма мужчин, и соматические, включающие порядка сотни триллионов других клеток, составляющих остальное тело. Все клетки размножаются делением, В 1961 году Леонард Хейфлик открыл, что у соматических клеток есть верхний предел общего числа делений, и число возможных делений уменьшается с возрастом клетки.

Существует не одна теория, объясняющая, почему существует этот так называемый предел Хейфлика. В основе главной из них лежит накопление случайных повреждений гена при репликации клетки^[112]. При каждом клеточном делении действуют факторы среды, например, дым, радиация, химикаты, известные под названием свободных гидроксильных радикалов, и продукты распада клеток, которые мешают точному воспроизведению ДНК в следующем поколении клетки. В организме существует много ферментов восстановления ДНК, которые следят за процессом копирования и устраняют неполадки транскрипции по мере их возникновения, но все ошибки они отловить не в состоянии. При неоднократной репликации клетки повреждения ДНК накапливаются, приводя к неверному синтезу белков и неправильному функционированию. Эти ошибки функционирования являются, в свою очередь, причиной болезней, характерных для старения, например, артериосклероза, заболеваний сердца и злокачественных опухолей.

Еще одна теория утверждает, что барьер Хейфлика связан с теломерами, то есть некодирующими участками ДНК, присоединенными к концу каждой хромосомы^[113]. Теломеры действуют как лидеры кинопленки, обеспечивая точную репликацию ДНК. В процессе деления клетки происходит расплетание двух нитей ДНК и создание новых полных копий этой молекулы в дочерних клетках. Но при каждом делении клетки теломеры становятся чуть короче, и в итоге они уже не в состоянии защитить концы нитей ДНК; тогда клетка, сочтя короткие теломеры за поврежденные ДНК, прекращает рост. У овечки Долли, клонированной из соматической клетки взрослого животного, оказались укороченные теломеры взрослого организма, а не теломеры новорожденного ягненка, и, возможно, она не проживет столь же долго, сколь ее нормально рожденные братья и сестры.

Есть три основных типа клеток, для которых не существует лимита Хейфлика: половые клетки, раковые клетки и некоторые типы стволовых клеток. Причина, из-за которой эти клетки способны к бесконечному размножению, связана с наличием фермента теломеразы, впервые выделенного в 1989 году— этот фермент препятствует укорочению теломер. Вот что позволяет клеткам зародышевого пути продолжаться через поколения, и вот что лежит в основе взрывного роста раковых опухолей,

Леонард Гверент из Массачусетского технологического института сообщил о таком результате; ограничение калорийности питания дрожжей увеличивает время жизни, воздействуя на единственный ген, известный как SIR2. Ген SIR2 подавляет гены, продуцирующие рибосомные отходы, которые накапливаются в дрожжевых клетках и ведут в конце концов к их смерти; низкокалорийная диета замедляет размножение, но способствует работе гена SIR2. Это может дать на молекулярном уровне объяснение, почему лабораторные крысы на низкокалорийной диете иногда живут на 40 % дольше других крыс^[114].