Эмми потупилась.
– Ты взяла вещь без спросу – это плохо, – продолжил Питер. – Надеюсь, это ты поняла?
Девочка кивнула.
– Дальше. Зачем ты устроила бардак в спальне Камилы? И кто теперь этот бедлам будет убирать?
– Я правда не хотела разбрасывать вещи! – принялась оправдываться Эмми. – Просто у Камилы столько всего интересного…
– И косметика у нее настолько интересная, что ты перемазала ею все стены! – возмутился Питер. – Наверное, теперь придется делать ремонт. А пока будет идти ремонт, мне придется уступить свою комнату Камиле, а самому спать на диване в гостиной. Спасибо тебе, Эмилия! Конечно, мне там будет гораздо удобнее, чем в своей кровати.
Ярко накрашенные губы Эмми задрожали, по щеке, размазывая грим, потекла слезинка. Она не предполагала, что, сделав плохо Камиле, сделает плохо и отцу. Эмми наивно надеялась показать будущей мачехе, что ее здесь не любят. Сделать все, чтобы Камиле захотелось уехать. А все обернулось по-другому.
– Папочка, я не хотела, – пролепетала Эмми.
– Я не знаю, чего ты хотела, – сказал Питер, устало садясь на кровать дочери. – В последнее время я все меньше понимаю тебя, Эмми. И мне это очень не нравится. Я никогда не думал, что моя дочь способна на такие низкие поступки.
Эмми всхлипывала и глотала слезы, непрерывным потоком льющиеся по щекам.
– Я не понимаю, что плохого тебе сделала Камила? Да, ты привязалась к Андреа, к Тиму. Но если бы все получилось так, как мы хотим, мама была бы с нами.
– Мама всегда с нами, – заикаясь от слез, пробормотала Эмми.
Питер тяжело вздохнул и притянул девочку к себе.
– Да, мама с нами, и, я уверен, сейчас она очень недовольна тобой. Мама ни за что не поступила бы так, как ты. Она бы постаралась сделать все, чтобы Камиле было удобно в нашем доме, чтобы ребенок чувствовал, что его здесь любят и ждут. Разве я не прав?
Эмми прижалась к отцу, стараясь не запачкать его косметикой, и задумалась. Как ни крути, отец прав. Эмми просто не могла представить мать нарочно проливающей вишневый сок на чью-то белую блузку или портящей чужую косметику.
– Ты прав, – пробормотала она.
– Ты уже знаешь, что нужно сделать? – спросил Питер.
Эмми обреченно вздохнула и кивнула головой.
– Умыться и убрать в спальне Камилы.
– А еще?
Этого девочке совсем не хотелось, но выбора не было.
– Извиниться перед ней, – с каменным лицом сказала она.
– Еще!
– Пообещать, что больше не буду так делать.
Питер покачал головой.
– Нет, ты пообещаешь, что больше не будешь портить ей жизнь и постараешься стать ее другом. Я знаю, Камила очень хочет этого.
– Папа, нельзя обещать кому-то стать его другом! – возмутилась Эмми. – А вдруг у меня не получится?
– Но ты пообещаешь, что больше с Камилой не будет происходить недоразумений и неприятностей?
– Обещаю, – вздохнув, ответила Эмми.
– Хорошо. Теперь ты попросишь прощения у Камилы и умоешься.
Эмми кивнула. Питер встал и за руку вывел ее в коридор. Камила сидела в спальне и как-то странно дышала, словно быстро бежала, но, едва увидев Эмми, перестала дышать вовсе.
– Моя шелковая блуза от Валентино!.. – простонала она.
– Камила, Эмми хочет тебе что-то сказать, – сообщил Питер.
– Извини, я больше так не буду, – глядя куда-то в сторону, скороговоркой выпалила Эмми.
– Больше не буду! – взвизгнула Камила и подскочила к Питеру. – Эта мерзавка испортила множество дорогих вещей! Я уж молчу про косметику. Неужели ты на самом деле думаешь, что мне достаточно ее извинений?
Эмми сделала шаг назад и оказалась за спиной отца. Лицо Камилы перекосило.
– А что еще ты хочешь от ребенка? – поинтересовался Питер. – Возмещения урона?
– Я хочу, чтобы ты ее наказал! – заявила Камила. – Она заслужила наказание.
– Я отец Эмми, и я буду решать, заслужила моя дочь наказание или нет! – Питер чувствовал, что начинает сердиться. – Эмми попросила прощения, дала слово, что впредь будет вести себя хорошо. Что еще нужно? Порка?
– А хоть бы и порка! Ей это пойдет на пользу.
Камила поняла, что перегнула палку. Питер покраснел, и было понятно, что он сдерживается лишь потому, что помнит о положении Камилы. Ей стало почти так же страшно, как и Эмми, вот только спрятаться Камиле было не за кого, и она решила сбавить обороты. С тяжелым вздохом Камила потерла пальцами виски и сказала:
– Прости, я просто перенервничала. Конечно, детей нельзя бить. Мне так жаль, что мы с Эмми не понимаем друг друга. Я из-за этого сильно переживаю, да еще и мое положение… – Камила смущенно отвела взгляд, как будто беременность могла объяснить любую выходку.
Она обошла Питера и присела перед Эмми.
– Я принимаю твои извинения, – сказала Камила. – И раз уж так получилось, что мы живем под одной крышей, давай попробуем подружиться. Ты ведь любишь папу?
Эмми кивнула, настороженно смотря на Камилу. Ей очень не понравилась эта внезапная смена настроения.
– Я тоже люблю твоего папу. А раз мы обе любим его, мы должны сделать так, чтобы ему было хорошо.
Питер понял, куда клонит Камила, и согласно кивнул.
– Для начала попытайтесь помириться, – предложил он. – Я уверен, со временем вы станете близкими подругами и по-настоящему родными людьми.
Питер не кривил душой. Он на самом деле надеялся на это. Постоянно быть примиряющей стороной было выше его сил. Раз уж Камила останется в этом доме рядом с ними…
Самой Камиле мир с Эмми был не слишком по душе. Но продолжать ссору с семилетней девчонкой было глупо. Впрочем, Камила уже знала, что будет делать дальше.
– Мир? – спросила она, протягивая Эмми руку.
– Мир, – ответила девочка и пожала протянутую ладонь.
Ее лицо было очень серьезным и сосредоточенным. Питер был уверен, что больше Камиле в их доме ничего не грозит. Эмми умела держать слово.
– Хочешь, я помогу тебе умыться? – спросила Камила.
Эмми кивнула и сказала:
– А я помогу тебе убрать.
Питер с умилением смотрел на дочь и невесту, не понимая, что им обеим были до ужаса противны собственные слова.
– Алло? Кто это?
– Привет, Андреа, это Питер.
Долгая пауза, борьба с голосом. Боже, прошел почти месяц, а если точнее – три недели, пять дней и двенадцать часов!
– Привет. Что-то случилось?
– Я достал билеты на футбол. Ты не отпустишь Тима с нами? Эмми очень хочет с ним увидеться, да и Тиму нравится футбол…
Быть спокойной. Быть спокойной! Ему сейчас тоже плохо. Лучше было бы им никогда больше не слышать голос друг друга. Но есть дети, и у детей есть свои интересы.
– Конечно, отпущу.
– Спасибо.
Вновь долгая пауза, в которой сказано так много!
– А сама не хочешь с нами сходить?
Он не знает, зачем это сказал. Им не нужно видеться, не нужно встречаться. Даже случайно. Слишком больно. И легче не станет. Никогда.
Она это понимает.
– Нет. У меня дела.
– Жаль.
Ему жаль вовсе не пропавшего билета. Ему жаль, что все так получилось.
– Да, жаль.
Никто не понимает его так, как она. Им не нужны слова, иногда молчание красноречивее.
– Тогда я заеду за Тимом в субботу в пять?
– Да.
– Пока?
– Как она?
Она не знает, зачем задала этот вопрос. Иногда человеку нравится расчесывать заживающие раны. Или эта рана никогда не заживет?
– Нормально.
Что еще он может ответить? Рассказать, как ему сложно рядом с другой? Рассказать, кто ему снится ночами? Рассказать, что уже не осталось сил растить в себе любовь к нерожденному ребенку? Лучше промолчать.
– До субботы, – говорит она и кладет трубку.
Прошел почти месяц. А если точнее – три недели, пять дней, двенадцать часов и десять минут после счастья.
День свадьбы приближался неумолимо. Питер все чаще вспоминал парадокс времени: когда чего-то ждешь с нетерпением, время тянется медленно, а когда чего-то боишься – летит как птица.