– Знай теперь. «Вот приедет к нам Попик – будет где выступить ему»… Библиотеку-то поселковую сожгли…

– Господи! Библиотеку-то за что?

Она пожала плечами.

– Зато теперь вот! – подвела к окну. За окном (из щелей торчит вата… да, особо аккуратной хозяйкой она не была никогда) простирался бескрайний темный двор – как я понимаю, до Северного полюса… Прямо под окнами был детский городок, качели, карусель… тоже слегка обожженные, и рядом с ними поднималась избушка в четыре окна… и ее тоже сперва воспринял как часть детского городка. А это, гляди, центр культуры!

– Вот тут ты сегодня и будешь выступать.

«Да, – подумал я, – зал исключительный. В таком я еще не выступал». Но откликнулся, как всегда, с энтузиазмом:

– Молодец!

Это явно она все затеяла. Идея явно ее. Мне бы такую… в смысле – не идею, а жену! Проехали. Выбрал другую судьбу. Уступил, как я и все уступаю в жизни. Это я только в литературе лют!

– Ты, надо понимать, это придумала?

– Ну, не совсем я. Она всегда тут стояла… точнее, остов ее. Считается, что якобы декабрист один, довольно сомнительный, в сущности, для диссертаций сочиненный, отбывал тут. Ну я и уцепилась: мне много ли надо? Через свои связи в Министерстве культуры отбила ее. Кому что! – горько усмехнулась. – Некоторые дворцы хапают. А нам – это…

– Но мне изба эта дороже дворца!

– Пека тоже душой вложился. Какую-то особую бак-фанеру достал. Все мечтал: «Вот приедет Попик… Такой бак-фанеры он не видал!»

И вряд ли уже увижу где-то.

– Спасибо вам!

– Тебе спасибо, – проговорила она.

– Но хотелось бы заранее побывать там. Освоиться.

– Не волнуйся. Теплую атмосферу я обещаю тебе.

Я растаял. Но в некотором смысле – замерз. Особенно когда стоял у окна, любуясь местом своего будущего триумфа.

Я зябко поежился… и в комнате колотун.

– Да, кстати о тепле, – вскользь заметил. – Я тут сдуру, – повел плечами, – по-московски к вам прилетел, налегке. Нет ли чего накинуть… потеплей?

– Сделаем, – кратко сказала она, вновь уже погруженная в какие-то мысли.

– А Митька неужели ж не сможет прийти? – высказал я свое, но, как часто мне «везет», угодил в самую больную точку.

– Нечего ему делать тут! Папа звонил: похоже – последний шанс устроить Митьку в нормальную школу!

– Что, в Москве? – пролепетал я.

Вот тебе и изба-читальня!

– Ты с Луны? Что сейчас творится в Москве!.. В Англии!

– Конечно, конечно, – растерянно забормотал я. – В Англии – о чем речь!

Для этих слов, видимо, и был вызван.

– Так заставь этого хрена ж..у поднять! Что он расселся тут… навеки, что ли?

Вот и моя роль! А изба – это так… декорация первого акта.

Расстроился я. Ну ничего! Выступлю нормально. И после посещения больницы я выступал… и непосредственно после посещения морга… и никто не заметил абсолютно ничего. Публика хохотала. Выдюжим.

– Папа говорит: еще что-нибудь он отмочит, и любая страна мира будет закрыта для нас!

– А наша? – вырвалось у меня.

– А что здесь делать?

– А что мы все здесь делаем? Зря?

– Сутулишься ты у меня. – Она смотрела на меня с жалостью… и с любовью!

– Я у всех сутулюсь.

Инна лишь махнула рукой. Из маленькой спаленки доносился храп. Пошла будить.

– Вставай, морда! Может, помнишь хоть, у друга твоего выступление сегодня.

– Когда? – прохрипел Пека.

– В восемь.

Пека тупо молчал.

– Могу и не выступать! – вырвалось у меня.

Пека стал одеваться…

– Рано еще, – подвиг его я оценил.

– У меня совещание, – заносчиво Пека сказал.

– Знаю я эти ваши совещания! – рявкнула Инна. – С прошлого принесли тебя!

– Так мы это… делаем бизнес-план, – пробормотал Пека. – Рудник им закрыть я не дам!

Да. За Англию с ним трудно будет пропаганду вести!

– Кому ты не дашь? Ты знаешь хоть, с кем борешься?

– Получше тебя! А если не врубятся – снова заляжем в рудник.

– Да кого это трогает! Павлунько убили – мало тебе? Ты-то хоть останешься со мной? – вдруг повернулась ко мне.

– Нет, к сожалению.

Куда он – туда и я. Пусть и не думает никто, что я сюжет этот бросил. Самый разгар!

– Пойду прогуляюсь перед выступлением, – мягко пояснил я. – Голова что-то побаливает…

После прогулки она несколько сильнее побаливала… но я забегаю вперед.

– Ну иди. – Взгляд ее окончательно угас: и этот безнадежен.

Но и тут не сломалась она, продолжала командовать:

– Ну ты, друг! – к Пеке обратилась. – Может, дашь шубу свою драную, которую уже на помойку пора, своему другу? Внимания не обратил? Он в костюмчике появился.

– Шубу не дам! – мрачно Пека отвечал. Конечно, такой «прикид». Пека и шуба неразделимы! – Климкостюм могу дать.

Не хватало еще мне какого-то непонятного «климкостюма».

– В климкостюме пусть полярники ходят. Тогда я ему дубленку твою дам.

Пека сопел обиженно. Видимо, и дубленку жалко. Предпочел бы, наверное, чтобы я замерз. Но все же к дубленке спокойно отнесся – видимо, не так прикипел.

Вышли вместе.

Мимо бывшего магазина прошли. И он выжжен! Да, кончились тут молочные реки. Выжженная земля! Я, конечно, понимал, что совещание будет не в Доме правительства, но горячо надеялся – в «Шайбе». Однако Пека и «Шайбу» миновал.

– Уйгуры ненадежны, – сказал кратко, как настоящий вождь.

К гаражу подошли… Конспиративно. На ржавой боковой стенке было мелом написано: «Секс-вагон».

– Как это понимать? – надписью заинтересовался.

– Да молодежь сбивает замок, оргии тут устраивает. Потом шприцы выгребать. Машину угоняли три раза!

Да, Мите не надо тут. Отомкнули. Посередине темноты сереет его «Москвич», по стенам скамьи. Видимо, для членов правительства. Пека булькнул канистрой.

– Надеюсь, тут не бензин? – я предположил.

Он мрачно, но утвердительно кивнул.

– А где ж участники совещания? – Я потер руки.

– Подойдут. Но пока… не хотел при ней… пиши! – властно скомандовал.

– Слушаюсь! – Я выхватил блокнотик.

– За два года в рудник ни копейки не вложено. Проржавело все. По фигу им!

– Ну а как же… руда?

– У них тут свои дела – деньги перебрасывать. «Компьютерное обеспечение рудничной логистики» – это тебе как?

– Неплохо.

– Кому-то да. Гуня по этой части большой специалист. Главное мастерство тут – вернуть девяносто процентов тому, кто дает. Поэтому и назначают бессмысленное… на что тратиться не надо.

– Так чего же ты не берешь?! – вырвалось у меня.

– Так мне не дают. Знают – работать начну. Для них это страшней чумы!.. Так что готовим сопротивление!

Он разлил в алюминиевые стаканчики. Бр-р!

– Значит, так вот и готовятся государственные катаклизмы? – Я оглядел гараж.

– Катаклизму нам всем вставили уже! Но не все согласны!

Несогласные стали подходить. Опилкин! Прежнего щеголя не узнать! Другие усаживались… Да, в «Шайбе» пошикарней гляделись они.

– А ты сдал что-то, – Пека мои комплименты опередил.

– Ну, что делаем, шеф? – Опилкин довольно нагло проговорил. Видимо, делегат от народа к вождю. – Снова на заглубление?

Пека, как настоящий вождь, зову народа поспешно не внимал, больше внимания обращал на высокого гостя… хотя я в этой роли чесался и потел.

– Кладбище тут планируют, – сообщил он мне главный секрет.

– Так есть уже, вроде, оно?

– Глобальное, для всей цивилизации! На тысячелетия рассчитано, – культурный Опилкин сказал, потирая руки.

– А где оно?

– Да там, где мы с тобой были, – мрачно Пека произнес. – Конец света помнишь?

А, вместо радиолокационной станции и зверобойного промысла. Умно! Хотя пить еще крупно не начали, но уже похоже на пьяный бред. Почему безумцы эти решили, что их богом забытый угол станет вдруг центром цивилизации, пусть даже могильной? Я все же приехал сюда писать реалистический роман.

– Объясните.

– Не понял? – Пека снисходительно произнес. – Так во всем мире на кладбищах гниют… а у нас в мерзлоте все свеженькие будут лежать, как огурчики!