А вот и бар. Красота! Поднимаюсь по ковровым ступенькам, приглядываюсь в полумраке… Жизнь бурлит! Подхожу к освещенной стойке бара – и в ужасе отшатываюсь! Чудовищная провокация! Стоят, поблескивая, банки растворимого кофе. Полгода ищу. Не иначе как к Новому году выкинули. У жены давление пониженное – кофе помогает, особенно этот. На всякий случай спрашиваю у бармена:
– Это что у вас?
– Растворимый кофе.
– И продаете?
– Пожалуйста!
– Две банки, пожалуйста!
Вот и считай. Червонец остался на всю гульбу! В следующий раз, когда вот так соберусь погулять, деньги уж лучше сразу же в урну выброшу – приятнее будет.
Купил пачку сигарет, пять коробков спичек – то и дело дома спичек не оказывается. Элегантно выкурил сигарету, высокомерно глядя по сторонам. И все! Пора, видно, в обратный путь, клады мои расколдовывать. Еле расколдовал!..
Уже на подходе к дому (в руках пачки «Геркулеса», за пазухой холодные банки, червячки во рту – больше некуда!) вижу – у пивного ларька народ гуляет. Пошел мелкими шажками, придерживая пачки подбородком, говорю неразборчиво:
– Не в службу, а в дружбу – в нагрудном кармане у меня деньги должны быть, достань, пожалуйста, купи маленькую пивка и в рот мне влей.
– У тебя рук, что ли, нет? – говорит.
– Есть, да видишь, все заняты.
– Ну хорошо.
Взял маленькую, вылил мне в рот – я хотел червячков с пивом проглотить, но удержал большим усилием воли.
«Спасибо!» – хотел кивнуть, но не получилось: подбородок упирался в пакеты. Подошел к парадной, гляжу – валяется газовая плита, вместе с трубами вырванная. Вот это люди гуляют – не то что я!
Поднялся домой, ссыпал всю эту дребедень на стол, червячков с омерзением выплюнул в аквариум… Все!
– А, это ты, – жена равнодушно зевнула. Не оценила дары! «Нормально» – не более того!
А дочь до полуночи так и не появилась. Не привлек!.. Зато рассказ, кажется, написал. Сидел, кумекал.
Звонок! Схватил трубку.
– Алле!
– Что ты сделал с нашим Митькой?
«С нашим Митькой»? Инна!
– Привет!
Запасная жизнь?
– Что я сделал… с нашим Митькой? – с удовольствием произнес.
– Он сошел с ума!
Даже не знаю – радоваться ли?
– Он сейчас в больнице.
– ?!!
– Вырезали аппендицит.
Слава богу.
– Читает твоих «Горемык» и хохочет на всю палату! Врачи опасаются – разойдется шов. Говорю ему: хоть шов придерживай.
– Лечу!
В аэропорту, распарясь, опрометчиво бросил пальто в багаж – какое пальто, если меня ждет такой жаркий прием! Малость не рассчитал.
К Митьке лечу! Если не сын… то, во всяком случае, сын духовный – а это еще важней!
Да, тут другое. По приземлении все стали вытаскивать из верхних багажников куртки, дубленки… Погорячился! Горячусь всю жизнь. Чем и горжусь. Чем же еще гордиться? Выскочил первый… Снег!
В аэропорту грязный язык багажного конвейера пополз и остановился. Раздался здоровый смех.
Самолетный багажник на высоте замерз – никак не открыть! «Ждите, пока освободится специальная разогревательная машина – она обслуживает другие рейсы»!.. А вертолет на Пьяную Гору уже лопастями шевелит. А, выбежал в пиджаке. Радость не ждет!
Вертолетчик слегка удивленно на меня смотрел. А что такого? Тепло!
Вот и знакомая вертолетная площадка появилась внизу. Сердце прыгало…
– Ну-ну! – Пека мрачно произнес, когда я перед ним появился. Желания накинуть другу знаменитую свою шубу длинного искусственного ворса – не изъявил. Не поделился также и шапкой. Ну-ну!
Сели в его замызганное авто.
– А Митька где?
Почему-то был уверен, что он встретит меня.
– В больнице.
– Так зайдем!
– Карантин, – он вяло ответил.
– Увидимся хоть?
Пека пожал плечами. Еле завелся. Мотор времен недоразвитого социализма… Мрак. В это время года я к ним не приезжал. И правильно, видимо, делал. В шесть вечера уже полная тьма.
– Это у нас еще не настоящая ночь! – мрачно Пека произнес. Похоже, семейное счастье доконало и его. Как-то стало смутно: зачем я прилетел?
Во тьме мелькали лишь белые березки вдоль дороги.
– Комсомольцы посадили еще, – сказал Пека словно с издевкой.
– Ну а что в этом плохого? – вступился я. – Было такое время.
Теперь, видно, другие времена… Комсомолом я никогда не увлекался, но и нельзя все, что было, во мрак погружать.
– Нарисуем! – бодро смотрел по сторонам. Картина довольно странная открывалась. – А чего чуть не на каждой березе венки?
– Так бьются все! В основном бандовня нынче ездит. Им что чужая жизнь, что своя.
– Прям какая-то аллея героев! – вырвалось у меня.
– Угадал. – Пека впервые усмехнулся, хоть и невесело. – Так все и зовут.
Навстречу пер какой-то черный катафалк с темными окнами.
– Аккуратней рули!
Но Пека, видно, не собирался уступать. Судя по состоянию его – не прочь и наш с ним венок тут повесить.
– Ты что делаешь?! – Пришлось мне самому схватиться за руль.
Стояли, отдыхивались… Похоже, поездка сюда не такой уж радостной может получиться. И не такой длинной.
– Разъездились тут! – просипел Пека. Как видно – враги!
Наконец-то дома… и какие-то пьяные толпы. И что особенно жутко – молодежь.
– Выходной, что ли?
– У нас теперь выходные сплошь. Стоит все!
– Скучаешь по работе? – вырвалось у меня.
– Да хер ли по ней скучать? Это я для тебя тут художества рисовал. А на самом деле так… потное однообразие.
– И то кончилось.
– Ну это мы еще будем смотреть. Горизонты глубже восьмисот закрыть хотят. Невыгодно им! Хотят сверху наскрести себе, а остальное все кинуть. Не выйдет у них!
А я боюсь – выйдет. И поселка не узнать. Хотя при первом знакомстве казалось – куда ж хуже? Всегда есть куда. То там, то сям окна вынесены вместе с рамами, внутри следы пожарища, копоть по фасаду. Построил Пека… ранний ренессанс! «Тут будет город-ад!»
«Да, выжигают тут… неугодных», – подумал я. И вряд ли Пека в числе «угодных». Оставшиеся окна, вплоть до верхних этажей, в грубых решетках.
– Это от воров, что ли?
– Нет, от комаров!
– Мне кажется, Пека мне не рад, – высказал я, когда Пека, напившись, рухнул.
Да, и Инна усохла. Усохнешь тут!
– Почему не рад? – усмехнулась она. – Для любимого дружка из могилы вылез!
– Как?
– Так. Сели с дружками в руднике, давно отключенном, и не выходят! Будто кому-то есть дело до них. Тут теперь другие дела.
– Но какие же?
– А какие везде! «Шахты стоят – мерседесы ездят»!
– Встретили тут один…
Инна обмерла.
– Таранить он его не пытался?
– Нет.
– Ну, видимо, пожалел тебя… для первого раза.
Да нет. Не пожалел.
– Ну и сколько он еще пробудет тут? В смысле, на поверхности?
– Спроси у него. Надеюсь, пока ты тут…
Ясно. Затем и позвала! Вытащить мужа из «могилы».
– А Митька что?
– Аппендицит сделали. Теперь карантин у них там… по гепатиту. И слава богу! – вдруг вырвалось у нее.
– Что ты такое говоришь?!
– Здесь нечего Митьке делать! – затряслась. – О сыне он не думает!
Совсем уже ошалела от отчаяния… Конечно, про то, как Митя хохотал над моей книгой, придерживая шов, она уже не скажет. Теперь ни к чему. Да-а, прилетел на праздник! Праздников не напасешься на тебя.
– Так точно Пека не скроется, пока я тут? – тактично тему переменил.
Она пожала плечами.
– Тут мы еще избу-читальню открываем. Все книги, что он копил, отдали туда. И твои, что ты нам дарил, – тоже. Раньше он увлекался книгами. Надеюсь, хоть это вытащит его!
Откуда именно это его «вытащит» – она не уточняла. Но и не надо уточнять. Отовсюду!
– Сколько сил он в нее вложил! Задним числом узнала: свои ртутно-золотые бляшки растапливал, чтобы материалы купить.
То-то он зеленый такой.
– Все говорил: «Вот приедет к нам Попик!» – Она смутилась. – Так он называет тебя. Не знал?
– Нет.
