Вскоре стало смеркаться, и нужно было посветить керосиновой лампой подпрапорщику, не успевшему окончить работу до захода солнца. Мальчику следовало помочь, тем более что перспектива провести нынешнюю ночь в надежно запертом доме, все ключи от которого будут в распоряжении владелицы имения и никого более, казалась мне весьма радужной. Как приятно будет оставить с носом пронырливых призраков!

Анна и Салтыков, увлеченные беседой, вышли из темной аллеи парка как раз тогда, когда работа была завершена и я собиралась, приняв на себя обязанности хозяйки, напоить чаем юного подпрапорщика, оставленного на мое попечение.

Надо сказать, появление этой пары было обставлено с неподражаемым вкусом – ни дать ни взять сцена из чеховской пьесы. Ах сад мой, ах бедный сад мой!

Валентин очень хвалил красоту старого парка. Накануне, появившись в Привольном вместе с поисковой командой, когда все внимание было приковано к найденному в лесу мертвому телу несчастной сестрички, он не успел как следует рассмотреть все своеобразие этого поэтического уголка. (Интересно, неужели сейчас, в сумерках, парк предстал перед пытливым штабс-капитаном во всем великолепии или Валентин просто дофантазировал то, чего не увидел?)

– О да, парк очень красивый и своеобразный, – светским тоном прожурчала я в ответ, чопорно отпивая глоточек чая, словно эта тема была вполне естественной и весьма важной. – Если бы еще пригласить садовника, чтобы разбил клумбы, подрезал кусты и выкосил газоны… Впрочем, и в запущенных уголках есть своя прелесть.

В гостях офицеры не засиделись – время было уже позднее. Выкушав по стакану чая и перекинувшись с нами парой фраз, они откланялись – им ведь еще нужно было пройти лесом версты две с гаком до Гиреево… Ночных прогулок они в отличие от нас не боялись – напасть в лесу на вооруженных военных, рискуя получить пулю из нагана, наверняка ни один душегуб не решится.

Мы, попрощавшись с гостями, тоже разбрелись по комнатам – сегодняшний день, как и все предыдущие, был слишком плотно наполнен событиями, а ведь усталому человеку нужен хоть изредка полноценный отдых. Я лично чувствовала определенный дискомфорт от хронического недосыпания и постоянного нервного напряжения.

Господи, когда я вернусь из этого тихого лесного уголка в военную Москву, я прежде всего улягусь спать и просплю сутки напролет, не вставая.

Недолго предаваясь столь сладким мечтам, я тут же стала обдумывать два очень важных, хотя и менее приятных вопроса – завтрашнюю беседу с прибывшим из Москвы сыскным агентом, которому я собиралась рассказать во всех подробностях о происходящих в имении событиях, дабы он сам мог отобрать факты, важные для расследования, и загадочный план дедушки-славянофила (поди-ка догадайся, что там изображено?).

Поскольку эти вопросы никак не соприкасались между собой, мне приходилось прыгать мыслями туда-сюда – от следователя к дедушкиному плану и обратно, и мыслительный процесс шел не так гладко, как могло бы показаться со стороны.

Кто знает, какие чудеса проницательности я бы продемонстрировала и до каких высот логики добралась на этом непростом пути, но меня сморил сон – усталость взяла свое.

Господи, только оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, когда полноценный сон становится для тебя недоступной роскошью, начинаешь его по-настоящему ценить. И сколь же горьким было мое пробуждение, когда среди ночи я услышала возню, крики и треск сучьев под окнами! Похоже, там кого-то били.

Увы, если я и питала надежду как следует отдохнуть, то надежда эта оказалась беспочвенной… Я понимаю, что в каждом уголке необъятной матушки России существуют свои собственные традиции, но привольнинскую традицию регулярно не давать людям выспаться, одобрить никак не возможно. Более того, со всей ответственностью заявляю, что я категорически против подобных обычаев!

Что ж, придется вмешаться в непонятную потасовку, происходившую возле дома, тем более на встречу с духами я уже не очень-то и рассчитывала. Драка явно носила совершенно обычный материальный характер.

Моя рука сама собой потянулась было к забытому на тумбочке увесистому тому Шекспира – при умелом использовании он мог превратиться в страшное оружие. Но, пожалуй, всем видам оружия я сейчас предпочту огнестрельное. Схватив браунинг, с которым мне редко удавалось расстаться в этих милых местах, и морально готовясь к тому, что наконец-таки можно с чистой совестью перестрелять всех подряд, я побежала во двор.

Выскочить из дома мне удалось не сразу – спросонья я забыла, что дверь теперь заперта на новый замок. Чтобы ее открыть, пришлось еще раз подняться наверх за ключом.

«Нет, все же в спрятанных возле каждой притолоки запасных ключиках был большой практический смысл, – размышляла я, топая обратно вверх по ступеням. – Жаль только, что воспользоваться ими мог кто угодно, кроме хозяев».

События под окнами дома продолжали тем временем развиваться своим чередом без меня. Бегая по лестнице взад-вперед, я пропустила самое интересное.

Схватка, шум которой меня разбудил, была уже завершена, тяжелые звуки ударов и злые отрывистые междометия стихли, зато со стороны парка доносился шум погони и резкий мужской голос, выкрикивавший нечленораздельные проклятья.

Кто-то во тьме убегал по аллеям прочь, а кто-то его преследовал, требуя немедленно остановиться, причем лексика этих требований была весьма далека от литературных норм.

Мне, вероятно, следовало бы присоединиться к погоне, но за последнее время у меня накопилась такая усталость… Недосыпание и вечная нервотрепка убили у меня волю к борьбе.

Я решила присесть на ступени крыльца и отсюда посмотреть, что будет дальше и как развернутся события без моего непосредственного участия! Даже томика Шекспира, которым можно было дать кому-нибудь по голове, чтобы вложить в эту голову уважение к красотам литературного языка, у меня под рукой не оказалось.

Однако шум схватки разбудил не только меня…

– Что случилось? Леля, это ты? Что там происходит? – кричала Аня, появившаяся на балконе своей спальни. – Почему под окном так кричали? Была драка, да? Неужели опять кого-нибудь убили?

– Типун тебе на язык! – не слишком вежливо ответила я, но обстоятельства отчасти извиняли мою грубость. – Кажется, пока еще никого не убили, во всяком случае выстрелов не было и кто-то вполне живой и здоровый улепетывает отсюда со всех ног, словно за ним гонится полдюжины взбешенных привидений. Аня, пожалуйста, прислушайся к моей просьбе – не изображай из себя Джульетту на балконе, не облокачивайся на перила. Они совсем ветхие, проржавели до основания и могут проломиться. И вообще, лучше уйди с балкона, мне будет спокойнее!

– Подожди, я сейчас спущусь к тебе, – ответила Аня, покидая свой наблюдательный пункт.

Но прежде, чем она успела появиться во дворе, на крыльцо выползла, охая и причитая, няня. Надо сказать, что вынужденная бессонница особенно остро сказалась на характере старушки, и без того склонной к брюзгливой воркотне…

Столь изощренных проклятий неизвестному ворогу, позволившему себе бесчинство под окнами дома, мне слышать еще не доводилось. Особенно колоритной получилась фраза: «Чтоб ему, проклятому, на том свете в сковородке с кипящим маслом сидеть!»

Попытавшись представить себе проклятого ворога, приготовленного чертями во фритюре, я смогла вызвать только зрительный образ блинчиков, подаваемых здесь на завтрак…

Эти утешительные размышления слегка примирили меня с жизнью – ведь если все в ней воспринимать серьезно, можно сойти с ума. Уж очень однообразно я провожу здесь время. Нет, вариации, конечно, есть – по ночам то крики, то драки, то призраки; то в погребе меня запрут, а то на чердаке; то я кого-то преследую, дико ругаясь, а то не я, а другие; убийства опять же не каждый день бывают…

Однако некая однотипность в этих приключениях наблюдается и уже начинает мне надоедать. Если у этой драмы есть автор, то его творческая манера не выдерживает никакой критики.