Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Салтыков снова рассмеялся, но уже вполне сочувственно, а я добавила:

– Разве ты пришел бы в восторг, если бы ночью получил от меня с посыльным записку о бесчинствах привидений в Привольном? Не стоит торопиться с жалобами на назойливых призраков, ведь неизвестно, как другие люди воспримут твои слова. Вдруг такие заявления покажутся параноидальным бредом? Большинство людей, особенно мужчин, не верят в подобную чертовщину. А мне не хотелось бы прослыть неврастеничкой, страдающей манией преследования и готовой любую тень принять за привидение… Ты, наверное, в душе тоже надо мной смеешься. Прежде такие истории и меня веселили, но теперь чувство юмора начинает мне изменять.

– Могу тебя успокоить, Леночка, – люди, которые близко тебя знают, никогда не примут за особу, страдающую неврастенией. И свое бесподобное чувство юмора ты, пожалуйста, сохрани – нужно же вносить в эту проклятую жизнь хоть что-нибудь животворное. Я тоже не верю в призраков, вернее, в то, что люди по невежеству называют «призраками», но зато твердо верю, что на свете гораздо больше зла, чем нам хотелось бы. Не исключаю, что кто-то по злой воле решил запугивать слабых женщин, живущих в столь уединенном месте. Если ты позволишь, я перееду к вам в Привольное и разберусь с этой тенью отца Гамлета.

– Валентин, пожалуйста, не поминай всуе Шекспира, в пьесах которого к финалу практически все персонажи становятся покойниками. Мне не хотелось бы принимать непосредственное участие в воплощении подобной истории. Если же кто-то и задумал разыграть здесь представление в шекспировском духе, то я постараюсь заставить его попридержать свои творческие порывы. А потом, прости, друг дорогой, но от твоих слов так и веет возмутительным мужским шовинизмом! Неужели ты считаешь, что женщины так уж слабы, что не в силах за себя постоять? Разреши тебе напомнить, что я имею честь принадлежать к руководству Московского отделения Лиги борьбы за женское равноправие и подобные высказывания нахожу оскорбительными. Я слишком много сил отдала борьбе за права и свободы женщин, чтобы принять твою позицию. Женщина отнюдь не всегда слабое и беззащитное создание. Я лично не склонна терять голову в минуты опасности, да к тому же неплохо вооружилась…

– Рогаткой? – ехидно осведомился Салтыков, сделав невинные глаза. – Это страшное оружие, особенно в женских руках. Все привидения уже трепещут в своих темных закоулках.

– Неуместная ирония, – окончательно обиделась я. – Кроме рогатки у меня найдется еще и браунинг. И если уж звать тебя на помощь, то только, чтобы обеспечить перевес над противником в живой силе и огневой мощи. Все-таки в критической ситуации два браунинга лучше, чем один. Или у тебя казенный офицерский наган? Ну ничего, и наган сойдет. Я буду всегда рада тебя здесь видеть, но только прежде, чем ты получишь приглашение переселиться в Привольное, нужно спросить на это позволения у хозяйки усадьбы. Призраки призраками, а о приличиях забывать не стоит.

– Ты только не подумай, Леночка, что я навязываю вам свое общество, – забеспокоился Валентин.

– Ну что ты, об этом не может быть и речи. Я ведь сама постаралась заманить тебя в гости в усадьбу Анны в надежде на твою помощь. К тому же ты наверняка владеешь приемами рукопашного боя, а я дорого дала бы, чтобы это мнимое привидение в случае разоблачения схлопотало от тебя по зубам. Я, как только смогу, переговорю с Анной Афанасьевной о твоем переезде в Привольное. Полагаю, она будет рада, если ты окажешь нам подобную услугу.

– Аня стала так похожа на сестру, – сказал вдруг ни к селу ни к городу Валентин, и его лицо подернулось совершенно, на мой взгляд, неуместной мечтательной задумчивостью.

ГЛАВА 13

Анна

Оставшись одна, без Лели, в чужом, незнакомом доме, Анна чувствовала себя неуютно, несмотря на все попытки поручика Степанчикова как-то развлечь гостью.

Курносый поручик был единственным из гиреевских офицеров, кто, сославшись на боль в ноге, не пошел вместе с другими на поиски пропавшей сестры милосердия. Тем не менее пригласить Анну на прогулку в окрестности усадьбы раненая нога поручику нисколько не помешала, а что до любезности, то она просто сочилась из Степанчикова, как липкая патока.

Однако Анне было совершенно не до любезностей и не до прогулок – она предпочитала пребывать в гостиной гиреевского дома и в душе очень жалела, что не может оказаться здесь в одиночестве. Смятенные чувства требуют уединения.

Присутствие поручика вызывало страшную досаду – и звук его голоса, и какое-то грешное выражение глаз, и даже кусочек пластыря, скрывавший, вероятно, бритвенный порез на щеке, – все в Степанчикове было крайне неприятным… И вообще, лицо его, поначалу казавшееся даже симпатичным, при ближайшем рассмотрении таковым уже не выглядело. Совсем несимпатичное и даже неприятное лицо, даром что молодое… Скорее, наглое.

Ни Елена Сергеевна, ни штабс-капитан Салтыков, ни другие офицеры и нижние чины не вернулись в Гиреево к обеду, да и после обеда тянулся час за часом, а поискового отряда все не было. Стало ясно, что случилось нечто плохое, может быть, даже самое плохое, о чем и думать-то было страшно.

На столике у окна были разложены журналы, в основном «Нива», «Будильник» и еще какие-то разрозненные номера «Всемирной иллюстрации».

Пролистав пару журналов, Аня рассеянно заметила:

– Какие старые журналы! Даже позапрошлогодние попадаются. А новости мирного времени мало что безнадежно устарели, так теперь еще и кажутся такими малозначительными…

– Да, нас тут усиленно оберегают от свежих новостей, – согласился Степанчиков. – Вероятно, медики полагают, что нынешние сводки с фронта приводят к душевному унынию, что не способствует ускоренному заживлению ран. Но я, знаете ли, всегда игнорирую советы эскулапов. Пришлось договориться с кучером, чтобы он, выезжая на станцию, привозил лично для меня все газеты, какие только сможет найти в этом диком, богом забытом местечке. Я, например, уже знаю, что после недавнего совещания Ставки с командованием Северо-Западного фронта наши войска опять значительно отступили, пропустив противника вглубь российской территории. У них это называется «спрямить фронт»… Проклятье! Для того ли мы в окопах дрались за каждую сажень земли, чтобы генералы просто так отвели армии, уступив наши позиции немчуре и австриякам?

– И где же теперь проходит линия фронта? – заинтересовалась наконец его рассказами Анна. – Немцы сильно продвинулись?

– А вот изволите ли видеть, – поручик открыл атлас с подробной картой Европы и провел карандашом черту через Ломжу, Верхний Нарев, Брест-Литовск и Ковель. – Может быть, на карте это смотрится и красивее, чем старая линия фронта, ровнее во всяком случае, но других оснований, чтобы оставить прежние позиции, я, ей-богу, не вижу! По мне, так держаться надо было до последнего!

– Господи, какой большой кусок наших земель мы потеряли! – удивилась Анна, впервые получив наглядное представление, насколько за последние месяцы изменилась обстановка на фронтах. – Это граница? А сюда ушла линия фронта? Как далеко! То-то говорят, что вся Москва заполнена беженцами из западных губерний…

– Да, – согласился Степанчиков. – Уже скоро год как воюем, и вот они, наши результаты. Хотите, я распоряжусь, чтобы вам приготовили чай? Вечереет, а нашего отряда с доблестным штабс-капитаном все нет и нет…

Усталая команда военных, а с ней и Елена Сергеевна вернулись затемно. Шли они пешком по лесной дороге – экипаж Елена Сергеевна уступила уряднику, который отправился на станцию, чтобы вызвать по телеграфу судебного следователя. Пропавшая девушка была обнаружена в лесу мертвой и предстояло должным порядком начинать уголовное дознание.

– Анюта, это какой-то кошмар, – говорила Елена Сергеевна. – Сестра милосердия лежала в орешнике с перерезанным горлом. Те страшные крики, что разбудили нас вчера ночью, были предсмертными воплями несчастной. Ее убивали прошлой ночью там, в лесу, недалеко от Привольного. А мы были рядом и не смогли ей помочь! Меня мучает чувство вины. Не знаю, что я буду объяснять Варваре Филипповне и что напишу матери погибшей девушки. Да к тому же, я поняла, что от местных полицейских властей не дождешься никакой помощи в этом деле, – урядника искали часа два, чтобы сообщить ему о трагедии. А когда он прибыл на место, устроил бестолковую суету, замучил нас всех расспросами, долго таскал раненых под дождем туда-сюда и в конце концов заявил, что, согласно параграфу инструкции, урядники самостоятельно заниматься уголовным сыском не имеют права и он, дескать, при получении сообщения о преступлении обязан доложить об этом становому приставу, судебному следователю и товарищу прокурора Окружного суда. И только когда прибудут судебные власти, урядник по-настоящему подключится к расследованию… А сколько уже времени потеряно! К тому же чертов дождь наверняка смыл все следы. У меня бывает чувство, что погода всегда встает на сторону наших врагов.

24
{"b":"12196","o":1}