— Хозяина отеля в Копенгагене, ваша честь. Они останавливались в его отеле в интересующий нас период.

Судья вопросительно посмотрел на старшину присяжных.

Старшина посовещался с присяжными.

— Нет, ваша честь, мы считаем, что выслушивать этого свидетеля нет необходимости, но решение остается за вами.

— Если вы считаете, что выслушали достаточно показаний и вопрос о виновности обвиняемых для вас ясен, — я полагаю, дальнейшие показания не смогут существенно повлиять на ход дела — да будет так. Вы хотите выслушать адвоката защиты?

— Нет, ваша честь, спасибо. Мы уже приняли решение.

— В таком случае, мне нет необходимости выступать с заключительной речью? Вы хотите удалиться для совещания?

— Нет, ваша честь. Мы единогласны в своем решении.

— Давайте подождем, пока разойдется толпа, — сказал Роберт. — Тогда нас выпустят через задний ход.

Интересно, почему Марион такая грустная, почему не радуется? Такое впечатление, что она в шоке. Неужели все на нее так сильно подействовало?

Словно почувствовав это недоумение, она сказала:

— Я все думаю об этой женщине. Несчастная женщина!

— Кто? — глухо спросил Роберт.

— Мать девушки. Представляете, каково ей сейчас? Конечно, лишиться крыши над головой — это плохо… Да, милый Роберт, мы уже знаем. — Она протянула ему последний номер «Ларборо Таймс» с экстренным сообщением: «Прошлой ночью в Милфорде сгорел дотла печально известный Франчес». — Еще вчера это было бы для меня трагедией. Но по сравнению с муками этой женщины — просто пустяк. Узнать, что человек, с которым ты столько лет жила и которого любила, не только не существует, но его никогда и не было — что может быть ужаснее?! Человек, которого ты так любила, не только не любит тебя, но и знать тебя не хочет! Что ей теперь делать? Она же разуверится во всех и во всем. Чем ей жить?

— Да, — сказал Кевин. — Я даже не мог на нее смотреть. Быть свидетелем таких мук — просто неприлично.

— Но у нее замечательный сын, — сказала миссис Шарп. — Надеюсь, он будет ей утешением.

— Ну как ты не понимаешь, — сказала Марион, — у нее теперь нет сына. У нее ничего теперь нет. Она думала, у нее есть Бетти. Она ее любила и была в ней уверена так же, как любила и верила сыну. А теперь все рухнуло. Во что теперь ей верить, если внешность так обманчива? Нет, у нее ничего не осталось. Только пустота. У меня просто сердце разрывается от жалости.

Кевин взял ее под руку.

— Мало вам своих бед, вы еще переживаете из-за чужих. Послушайте, по-моему, нам уже можно идти. А вам понравилось, как полиция со свойственной ей обходительностью и непринужденностью взяла под стражу лжесвидетелей?

— Нет, я не могу ни о чем другом думать — бедная женщина, как же она мучается!

Значит, ей тоже это пришло в голову. Но Кевин не обращал на нее внимания.

— А вы заметили, как газетчики рванули к телефонам, едва красная мантия судьи скрылась за дверью? Вот увидите, абсолютно все газеты в Англии отмоют вас добела. Это будет самое громкое публичное оправдание после дела Дрейфуса. Подождите, пожалуйста, пока я переоденусь. Я быстро.

— Ну что, день-два поживем в гостинице? — сказала миссис Шарп. — У нас хоть что-нибудь осталось?

— Некоторые вещи, к счастью, уцелели. — И Роберт перечислил, что удалось спасти. — Что же касается гостиницы, то есть другой вариант. — И он рассказал о предложении Стэнли.

Итак, Марион с матерью поехали в маленький дом мисс Сим на окраине «нового» Милфорда; там они и отпраздновали победу в тесной компании: Марион, ее мать, Роберт и Стэнли. (Кевину надо было срочно возвращаться в Лондон). На столе стоял большой букет цветов от тети Лин с открыткой с поздравлениями и пожеланиями.

Теплые и изящные открытки тети Лин несли в себе мало смысла, как и ее вопрос: «Ну как прошел день, Роберт?», но жизнь от них становилась приятнее. Стэнли принес вечерний выпуск «Ларборо Ивнинг Ньюз», где на первой странице был отчет о заседании суда. Заголовок гласил: «В тихом омуте…»

— Сыграем завтра партию в гольф? — спросил Роберт Марион. — Вы слишком долго сидели в четырех стенах. Давайте начнем пораньше, пока завсегдатаи еще обедают, и все поле будет в нашем распоряжении.

— С удовольствием. Надеюсь, завтра жизнь начнется сначала, и в ней опять будет, как и всегда, и хорошее, и плохое.

Однако, когда он зашел за ней утром, у нее было отличное настроение.

— Вы даже себе представить не можете, какое это наслаждение — жить в таком доме. Повернешь кран — и льется горячая вода.

— К тому же, можно обогатиться знаниями, — вставила миссис Шарп.

— Знаниями?

— Здесь слышно каждое слово, которое говорят за стеной.

— Не преувеличивай, мама! Вовсе не каждое!

— Ну, каждое третье слово, — исправилась миссис Шарп.

Они в отличном настроении отправились играть в гольф, и Роберт решил, что сделает ей предложение, когда они будут пить чай в клубе. А может, все будут к ним подходить со своими поздравлениями и теплыми словами и ему помешают? Может, лучше по пути домой?

Роберт решил, будет лучше всего, если он оставит старый дом тете Лин — она так сжилась с ним, что сама мысль о возможности ее переезда казалась абсурдной — а для себя и Марион он найдет в Милфорде небольшой дом. Теперь, правда, это не так уж и просто, но на худой конец они поселятся на верхнем этаже конторы «Блэр, Хэйвард и Беннет». Придется убрать оттуда архивы двухвековой давности, но ведь они годятся разве что для музея, и их в любом случае нужно оттуда убирать.

Да, решено — он сделает ей предложение по дороге домой.

Однако очень скоро он понял, что эта мысль не дает ему спокойно играть. Поэтому возле девятой лунки он вдруг прекратил размахивать клюшкой и сказал:

— Марион, я хочу, чтобы вы стали моей женой.

— Правда, Роберт? — Она достала из сумки свою клюшку и бросила сумку у края лужайки.

— Ведь вы согласны?

— Нет, дорогой Роберт, нет.

— Марион! Почему? Почему нет?

— Потому — как говорят дети.

— Почему потому?

— По целому ряду причин, каждая из которых достаточно серьезна сама по себе. Во-первых, если мужчина не женился до сорока лет, брак ему вообще не нужен — это как болезнь, что-то вроде гриппа, ревматизма или осложнений с налоговой инспекцией. Я не хочу быть приступом ревматизма.

— Но это не…

— Во-вторых, я считаю, что не принесу пользы конторе «Блэр, Хэйвард и Беннет». Даже…

— Разве я прошу вас выйти замуж за контору «Блэр, Хэйвард и Беннет»?

— Даже теперь, когда доказано, что я не избивала Бетти Кейн, все равно я «женщина, которая проходила по делу Кейн», — и, значит, неподходящая жена для старшего компаньона фирмы. Поверьте мне, Роберт, это не принесет вам ничего хорошего.

— Марион, ради Бога, перестаньте…

— В-третьих, у вас есть тетя Лин, а у меня мама. Мы не можем просто так взять и переставить их как мебель. Я не просто люблю маму, она нравится мне как человек. Я ей восхищаюсь, и нам хорошо вместе. А вы привыкли к тому, что вас балует тетя Лин — да-да, вы ужасно избалованы! — и вам будет страшно не хватать всех земных благ и пестований, к которым вы так привыкли и которые я не смогу вам дать — и не дала бы, даже если и могла, — добавила она с улыбкой.

— Марион, я хочу жениться на вас именно потому, что вы меня не будете баловать. Потому что у вас зрелый ум и…

— Зрелый ум — это прекрасно, особенно если пригласить его на ужин раз в неделю, но после целой жизни с тетей Лин — едва ли достойная замена домашнему печенью и атмосфере обожания.

— Вы кое-что забыли.

— Что же?

— Я вам совсем не нравлюсь?

— Нравитесь, и даже очень. Пожалуй, больше всех, кто мне встречался в жизни. Может, отчасти и по этой причине я не выйду за вас замуж. Есть еще одна причина, но она относится только ко мне.

— К вам?

— Понимаете, я не расположена к замужеству. Я не хочу мириться с чужими причудами, желаниями и насморками. Мы с мамой отлично ладим, потому что ничего не требуем друг от друга. Если у кого-то из нас насморк, она тихо-спокойно идет в свою комнату и сидит там до тех пор, пока не приведет себя в нормальное состояние для жизни с другими людьми. С мужем, даже самым хорошим, так не получится. Он будет ждать сочувствия — даже если простудился по собственной глупости: выскочит разгоряченный на сквозняк — сочувствия, внимания и еды. Нет, Роберт. На свете сотни тысяч женщин, которые спят и видят, как бы заполучить мужа с насморком. Почему вы выбрали меня?