Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

ТЯЖЕЛАЯ СЛУЖБА

Всем хочется счастья порою вешней…

А я одного прогнал.

Красные белки живут в скворешне

У моего окна.

Как весел их короткий полет

По шишкам непочатым!

А черный кот по стволу ползет,

Карабкается к бельчатам.

— Прочь! — я кричу ему. — Ах ты, палач!

Вон отсюда! Сейчас же!

Он спрыгнет, юркнет — и жалобный плач

Несется ко мне из чащи.

Хищный, страшный, с ежом на горбу,

Разбойник жалуется на судьбу.

Он плачет таким голоском убогим,

Что только молитве сродни…

Да, не хотел бы я в наши дни

Служить в этом мире богом.

МОЛИТВА

Народ!

Возьми хоть строчку на память.

Ни к чему мне тосты да спичи,

Не прошу я меня обрамить -

Я хочу быть всегда при тебе.

Как спички.

НАША ПАМЯТЬ — КИНЕМАТОГРАФ

Наша память — кинематограф,

Где стопудовая лента.

Тут, что ни пядь, иероглиф,

В котором таится легенда.

В этом кино не только

Видения в звуке и краске:

Здесь репье действительно колко,

Здесь пахнет болото ряской,

Здесь вкус тютюна, который

Смешан с медом в немалой доле,

А главное — все мы актеры,

Играющие главные роли:

Плачем собственными слезами,

Доходя в страданьях до края;

Мы целуем любимую сами,

Чарли Чаплину не доверяя;

А любимая, будь ей полвека,

Молода на нашем экране:

Седина совсем не помеха,

Годы прелесть ее не украли -

Снова девушке восемнадцать,

Чарованье в ее походке,

Мы опять начинаем слоняться

По Арбату, Тверской, Охотке…

Оттого-то не скучно, если

Вы один в предвечернем тумане.

Где бишь трубка? Садитесь в кресло.

Включите экран. Вниманье!

Вот вы маленький-маленький. Вот

Школяр, голова ежова;

Вот вытягиваетесь в большого,

И усы оттеняют рот.

Вы меняли морские карты,

Вы любили «козла забивать»…

Но надо уметь кое-что забывать,

Вырезать из памяти кадры:

Этот оттиск зубов на губах

От житья среди вихрей буйных,

Когда были мы храбры в боях

И трусливы в тылу на трибунах.

И такая брала тоска,

Такое к себе отвращенье…

Как же в памяти это таскать,

Чему нет и не будет прощенья?

Оно, как сверчок, в мозгу

Все сверлит, и сверлит, и гложет.

Ах, забудьте об этом, кто может!

А я…

Я не могу.

«Ни прошлого, ни будущего нет…»

Ни прошлого, ни будущего нет?

Есть только настоящее? И все же,

Пройдя немало буйных лет,

Прошедшее ты ощущаешь кожей.

Оно с тобой. Оно всегда с тобой.

Здесь даже детство не погасло.

Ты окружен невидимой толпой.

Оно и в нищете — твое богатство.

Все вымершие живы. Даже дед,

Которому давно за полтораста…

На этажерке тигр-людоед,

Буфет, протертый вяжущею пастой.

К тебе вернется первая любовь

Все в том же белом платье из фланели.

(Вы оба от дискуссий пламенели,

Но уж теперь ты ей не прекословь!)

Под старость сужено житье-бытье:

Планета — от Казани до Рязани,

Но трепетность твоих воспоминаний

Спасает одиночество твое.

И есть, представьте, у седовика

Грядущее! Оно в его идеях:

Когда весь быт не в звяканье копеек,

Он будущее видит сквозь века.

«Милый! Если тебе не можется…»

Милый! Если тебе неможется

И почему-то счастье не снится -

Возьми мою душу с терпкой кожицей,

Раскрой на любой странице.

Ты услышишь голос, которому неможется,

Словно видишь свое отраженье с моста:

Он всеми твоими богами божится

И горько над ними, как ты, смеется.

«УЖ НЕБО ОСЕНЬЮ ДЫШАЛО…»

Как швырялся я в молодости счастьем!

Мне радости давались без труда.

И это не случайно: был я мастер

По добыванью солнца изо льда.

Но не ценил я этого тогда.

Пустяк! Мне было море по колено.

Года неслись. Проносятся года -

Передо мною третье поколенье.

Еще во мне шаманствует колдун,

Но каждый выдох для меня — канун…

Уж я ценю душевный свой уют,

Поэмы не бросаю в переплавки.

Я, как домашняя хозяйка в лавке,

Беру от жизни все, что выдают.

1966

«Был у меня гвоздевый быт…»

Был у меня гвоздевый быт:

Бывал по шляпку я забит,

А то еще и так бывало:

Меня клещами отрывало.

Но, сокрушаясь о гвозде,

Я не был винтиком нигде.

ХУДОЖНИЦА

Тате С.

Твой вкус, вероятно, излишне тонок:

Попроще хотят. Поярче хотят.

И ты работаешь, гадкий утенок,

Среди вполне уютных утят.

Ты вся в изысках туманных теорий,

Лишь тот для тебя учитель, кто нов.

Как ищут в породе уран или торий,

В душе твоей поиск редчайших тонов.

Поиск редчайшего… Что ж. Хорошо.

Простят раритетам и муть и кривинку.

А я через это, дочка, прошел,

Ищу я в искусстве живую кровинку…

Но есть в тебе все-таки «искра божья»,

Она не позволит искать наобум:

Величие

эпохальных дум

Вплывает в черты твоего бездорожья.

И вот, горюя или грозя,

Видавшие подвиг и ужас смерти,

Совсем человеческие глаза

Глядят на твоем мольберте.

Теории остаются с тобой

(Тебя, дорогая, не переспоришь),

Но мир в ателье вступает толпой:

Натурщики — физик, шахтерка, сторож.

Те, что с виду обычны вполне,

Те, что на фото живут без эффекта,

Вспыхивают на твоем полотне

Призраком века.

И, глядя на пальцы твои любимые,

В силу твою поверя,

Угадываю уже лебединые

Перья.

1964

3
{"b":"121935","o":1}