Политик не тот, кто зычно командует ротой,

Не тот, кто усвоил маневренное мастерство, —

Ленин, как врач,

Слушал сердце народа

И, как поэт,

Слышал дыханье его.

Россия… Родина моя, Россия…

Я с каждым днем люблю тебя сильней,

Любая неказистая осина,

Звенящая среди болотных пней.

Ветла какая-нибудь у дороги,

Да и сама дорога впереди

Мне так близки, что только сердце вздрогнет

И разольется нежностью в груди.

Но ведь любить гнездо свое до дрожи

Дано и птице у родимых стрех.

Нет. Есть в России то, что родины дороже,

Что делает ее святынею для всех.

Сторонка всякая по-своему красива,

А дедов край везде и всюду мил…

Мы не страну в тебе боготворим, Россия,

Ты больше, чем страна:

Ты — мир!

В тебе судьба всего земного шара,

Твоя дорога, словно Млечный Путь,

Прислушаться

к гулу

твоего шага -

Будто в грядущее заглянуть.

Есть ли на свете подвиг прекрасней,

Чем тот, который задуман тобой?

Мир без голода, гнета и казней

Виденьем Грядущего всплыл над толпой:

Сметая гнездышки да мирки,

К мечте потянулись материки.

И вскоре с низин нарастающий рокот

Громами пройдет по кодексам прав!

Страдания ошибаться не могут:

Народ

всегда

прав.

И вот когда от Чон-Чу до Алжира,

От Заполярья до южных широт

Где-то в столетьях народы мира

Сольются в один всемирный народ,

Когда разноречья араба и чеха

Срастутся в единый язык Человека.

И только к пейзажу

великий итог

Сведет проблему Запад — Восток,

Тогда-то будущие поколенья

Спросят, подняв летописный груз:

Что же это было за дивное племя -

Русь?

Татарщина, боярщина, крепостное право,

Горб недоимок, падеж, недород…

Но как ухитрился в сермяжке дырявой

Душу сберечь этот странный народ?

Совести как сохранил постоянство,

Хоть одолели тюрьма да сума?

С горя впадая в дремучее пьянство,

Как он в туманах не пропил ума?

Как он, поникнув лихой головою,

Тише воды и ниже травы,

Вдруг свою долю

метал трын-травою.

В грозный час не щадя головы?

Как он на смену бунтам этим ярым

Выпростал знамя из марксовых книг

И белорусам, зырянам, татарам

Песню вернул и надежду воздвиг?

В чем же загадка? Что тут за тайна?

Не отупеть от пудовых оков,

Но, одолевши ужас отчаяния,

Дать

породу

большевиков

И выйти с ней на большие просторы,

Из подземелий рвануться наверх,

Чтобы безмолвным законам истории

Зрячесть привить навек!

Как разрешит потомство эту тайну,

Сказать сегодня не берусь,

Но знаю: в парках будущего встанет

Среди цветов

эмблема счастья:

Русь…

Так будет. Будет! Зябнущим — согреться!

Забытым — встать! Запуганным — вздохнуть!

На площадь

всепланетного конгресса

Ведет народы большевистский путь.

Вот потому-то русская дорога

Для всех племен особо дорога:

Не клячу быта им впрягать бы в дроги,

А рыжий буйногривый ураган!

Вот потому-то каждая осина,

Ветла любая машет им, как друг,

И оттого

при имени

Р о с с и я

Мне слезы перехватывают дух.

Не прорицатель я,

не пророк -

я только поэт

и только поэтому

осмеливаюсь

говорить

от имени земного шара.

Когда окончилась Вторая мировая

казалось,

повторения не будет;

казалось,

эта страшная война -

последняя в истории народов.

Особенно ужасно было в ней

перерождение и озверелость

людей, воспитанных на Гете.

Как это все могло произойти?

Немыслимо! Невероятно!

Все же

страна философов, поэтов, музыкантов

защелкала бирючьими клыками:

здесь гений отступил пред генералом.

Как жутко думать, что в XX веке

культура держится на паутинке.

Но вот проходят годы,

и опять,

как будто все давным-давно забыто,

одна великолепная держава

под ангельскою маской

вдруг

защелкала бирючьими клыками.

Бесцеремонно, по-американски,

влезая с джипами в края чужие,

она бомбит Вьетнам,

воюет бешено в Доминиканской

Республике,

в Анголе, в Мозамбике, в Конго,

швыряя с маху в братские могилы

десятки, сотни, тысячи людей.

А впрочем — люди… Что такое люди?

Статистика — не больше. Но

статистика, которая живет,

и дышит, и волнуется,

и грозно

сквозь цифры восклицает:

«Мы!

Мы не хотим,

чтобы из милых юношей,

наивно влюбленных в космос,

воспитывали палачей;

мы не хотим военной травмы,

новых увечий, новых калек;

мы не хотим, не хотим наблюдать,

как образованные джентльмены,

приютившие мир Эйнштейна,

решили

перерезать

паутинку».

Слушайте, вы,

если еще способны расслышать

что-нибудь человеческое:

не прорицатель я,

не пророк -

я только поэт

и только поэтому

вам говорю

от имени земного шара:

Требуем! Мирной! Жизни!

Мы,

миллиарды людей,

больше того: человеков.