«Ох, Маня! Тяжело мне жить на свете, не к кому и голову склонить, а если и есть, то такие лица от меня всегда далеко и их очень-очень мало, или, можно сказать, одно или два.
…Зачем тебе было, Маня, любить меня, вызывать и возобновлять в душе надежды на жизнь. Я благодарен тебе и люблю тебя, Маня, — как и ты меня… Прощай, дорогая Маня; нам, верно, больше не увидеться. Роковая судьба так всегда шутит надо мною. Тяжело, Маня, мне! А вот почему?»
В одном из писем Марии Бальзамовой конца 1912 года впервые возникает мотив самоубийства — тема, которая черной нитью прошьет всю жизнь Есенина вплоть до его трагического конца.
" Я выпил, хотя и не очень много, эссенции. У меня схватило дух и почему-то пошла пена; я был в сознании, но передо мною немного все застилалось какою-то мутною дымкой. Потом — я сам не знаю, почему, — вдруг начал пить молоко и все прошло, хотя не без боли. Во рту у меня обожгло сильно, кожа отстала, но потом опять все прошло».
И в этом же письме он признается, что ему прохода не дают бойкие девицы. Надо думать, это не бравада, Есенин уехал в Москву не затем, чтобы коллекционировать разбитые сердца.
«Живу я в конторе Книготоргового т-ва «Культура», но живется плохо. Я не могу примириться с конторой и с ее пустыми людьми. Очень много барышень, и очень наивных. В первое время они совершенно меня замучили. Одна из них, — черт ее бы взял, — приставала, сволочь, поцеловать ее и только отвязалась тогда, когда я назвал ее дурой и послал к дьяволу».
И как продолжение темы появляется длинный и красноречивый пассаж:
«Жизнь — это глупая шутка. Все в ней пошло и ничтожно. Ничего в ней нет святого, один сплошной и сгущенный хаос разврата. Все люди живут ради чувственных наслаждений… Лучи солнышка влюбились в зеленую ткань земли и во все ее существо, — и бесстыдно, незаметно прелюбодействуют с ней. Люди нашли идеалом красоту — и нагло стоят перед оголенной женщиной, и щупают ее жирное тело, и разражаются похотью. И это-то, — игра чувств, чувств постыдных, мерзких, гадких, — названо у них любовью. Так вот она, любовь! Вот чего ждут люди с замиранием сердца! «Наслаждения, наслаждения!» — кричит их бесстыдный, зараженный одуряющим запахом тела, в бессмысленном и слепом заблуждении, дух. Люди все — эгоисты. Все и каждый любит только себя и желает, чтобы все перед ним преклонялось и доставляло ему то животное чувство — наслаждение.
…Я не могу так жить, рассудок мой туманится, мозг мой горит, и мысли путаются, разбиваясь об острые скалы жизни, как чистые, хрустальные волны моря.
Я не могу придумать, что со мной, но если так продолжится еще, — я убью себя, брошусь из своего окна и разобьюсь вдребезги об эту мертвую, пеструю и холодную мостовую».
Так какие же чувства питал Есенин к Марии Бальзамовой? Какие отношения их связывали? Была ли она для него человеком, перед которым можно открыть душу, или он надеялся на нечто большее?
«Зачем ты мне задаешь все тот же вопрос? Ах, тебе приятно слышать его? Ну, конечно, конечно, — люблю безмерно тебя, моя дорогая Маня! Я тоже готов бы к тебе улететь, да жаль, что все крылья в настоящее время подломаны. Наступит же когда-нибудь время, когда я заключу тебя в свои горячие объятия и разделю с тобой всю свою душу. Ох, как мне будет хорошо забыть свои волнения у твоей груди! А может быть, все это мне не суждено! И я должен плавить те же силовые цепи земли, как и другие поэты. Наверное, — прощай, сладкие надежды утешения, моя суровая жизнь не должна испытать этого».
Из письма 1913 года:
«Маня, милая Маня, слишком мало мы видели друг друга. Почему ты не открылась мне тогда, когда плакала? Ведь я был такой чистый тогда, что и не подозревал в тебе этого чувства. Я думал, так ты ко мне относилась из жалости, потому что хорошо поняла меня. И опять, опять: между нами не было даже, — как символа любви, — поцелуя, не говоря уже о далеких, глубоких и близких отношениях, которые нарушают заветы целомудрия и от чего любовь обоих сердец чувствуется больше и сильнее».
Однако уже осенью 1914 года между Есениным и Марией Бальзамовой что-то произошло. Он пишет ей странное письмо:
«Милостивая государыня, Мария Парменовна!
Когда-то, на заре моих глупых дней, были написаны мною к Вам письма маленького пажа или влюбленного мальчика.
Теперь иронически скажу, что я уже не мальчик, и условия, — любовные и будничные, — у меня другие. В силу этого я прошу Вас или даже требую (так как я логически прав) прислать мне мои письма обратно».
Возможно, в письмах Есенина к Марии Бальзамовой был некий налет игры, и игра ему надоела. Но вряд ли. Скорее всего, в его жизни произошло нечто для него очень важное.
Не исключено, что причиной разрыва с Марией Бальзамовой стало увлечение Есенина другой девушкой. На подобные мысли наводит письмо Есенина к некоей Лидии Мицкевич, которое не датировано, но, судя по всему, относится к периоду между 1912 и 1914 годами:
«Лида! Я так давно не видел тебя. Я хотел бы встретиться с тобой хотя бы в последний раз… Я сейчас совершенно одинок, и мне хочется поговорить с тобой. Может, только для того, чтобы повздыхать о прошлом… Я чувствую себя ужасно подавленным — вероятно, это результат моей болезни. Если ты не можешь встретиться со мной, не бойся отказать мне. В конце концов ты ничего не теряешь. С. А. Е.»
Однако здесь необходимо со всей отчетливостью подчеркнуть, что отнюдь не только любовные отношения с девушками занимали мысли юного Есенина. У него была одна главная любовь, владевшая его сердцем с детства и до его последнего трагического дня, — любовь к поэзии. Эта всепоглощающая страсть, неразрывно связанная с жаждой завоевать славу, управляла всеми его поступками.
Сардановский вспоминал, что Есенин впервые показал ему свои стихи в 1910 году. «К моему полному удивлению у него набралось уже множество стихов». Но это отнюдь не вызвало у Сардановского чувство благоговения. «Его стремление добиться славы и его способность сочинять стихи ни в коей мере не возвышали его в наших глазах, а его заносчивость и стремление выставлять напоказ свой талант и бесконечные разговоры о его стихах порядком надоели нам… Все это было результатом его острой потребности получить как можно скорее и как можно больше информации о литературе вообще и о его стихах в частности».
Дома на его занятия поэзией смотрели без восторга и восхищения. Когда он приезжал на каникулы домой и по ночам читал и писал при свете керосиновой лампы, его мать, женщина неграмотная и суеверная, выговаривала ему, что так недолго и рассудка лишиться.
Поддерживал и поощрял Сережу Есенина в его поэтических исканиях только учитель литературы школы в Спас-Клепиках Евгений Михайлович Хитров. По просьбе Хитрова Есенин переписал десять лучших, на его взгляд, стихотворений в двух маленьких блокнотах и подарил их своему учителю.
Каковы были главные темы ранних стихотворений Есенина?
Николай Сардановский вспоминал:
«Я думаю, что Есенин не очень любил крестьянский труд… Однажды летом мы косили сено на выделенном его деду участке общинного луга. Для крестьянского паренька он косил плоховато, и мы больше лакомились дикой клубникой, чем косили. Характерно, что в период уборки урожая Сережа особенно поддавался очарованию сельского пейзажа. Красота закатов на лугах, величие и мечтательность ночей в полях и особенно напряженный труд крестьян — все это привлекало его с такой силой, что в эти периоды он проводил все свое время в шалашах вместе с крестьянами, хотя ему не было нужды работать вместе с ними».
В 1910 году Сергей показал свои стихи Сардановскому, который потом вспоминал: «Его стихи были описательными и отчасти лирическими. Главное место в этих стихах занимали описания сельской природы».
Примечательно признание Сергея Есенина о том, какая книга из множества прочитанных им только в детстве и отрочестве оказала на него самое сильное влияние. «Знаете ли вы, — рассказывал он впоследствии, — какое произведение произвело на меня необычайное впечатление?! — «Слово о полку Игореве». Я познакомился с ним очень рано и был совершенно ошеломлен им, ходил как помешанный. Какая образность! Вот откуда, может быть, начало моего имажинизма. Из поэтов я рано узнал Пушкина и Фета».
