И пока Роберт думал, что делать, и сердился сам на себя и на бесчувственных зевак, явилась «пожарная команда» в лице молодого человека в твидовом пиджаке нелепой раскраски.

— Невиль, — радостно объявила Марион, глядя в окно.

Невиль окинул зевак взглядом, выражавшим беспредельное превосходство, и они несколько сникли, но, видимо, не собирались сдавать позиции. Более того, мужчина в спортивной куртке и полосатых брюках явно собирался защищать свое право на хлеб и зрелища.

Невиль еще несколько секунд смотрел на них молча, потом сунул руку в карман. Это движение произвело на зевак странное действие. Те, которые стояли позади, потихоньку вышли за ворота; стоявшие впереди утратили воинственный вид, и на их лицах появилось выражение готовности пойти на уступки. Наконец, мужчина в спортивной куртке махнул рукой и пошел вслед за остальными за ворота.

Невиль с грохотом захлопнул створки ворот, положил на место деревянный брус и пошел к дому, с брезгливым видом вытирая руки клетчатым платком. Марион кинулась открывать ему дверь.

— Невиль! — услышал Роберт. — Как вам это удалось?

— Что?

— Выставить эту публику?

— Я просто сказал, что хочу записать их фамилии и адреса, — ответил Невиль. — Вы же знаете, стоит только у места происшествия вынуть записную книжку и спросить у кого-нибудь фамилию и адрес, как все свидетели моментально испаряются. Это современный эквивалент знаменитой фразы: «Беги, нас застукали!» Им и в голову не приходит спросить, по какому праву вы требуете их фамилии — а вдруг у вас и в самом деле есть такое право. Привет, Роберт. Доброе утро, миссис Шарп. Вообще-то я ехал в Ларборо, но увидел, что у вас открыты ворота и перед ними стоят два чужих автомобиля, и решил посмотреть, в чем дело. Я не знал, что Роберт здесь.

Эта невинно произнесенная фраза, подразумевающая, что Роберт и без него справился бы с нашествием, была самым болезненным уколом по самолюбию Роберта. С каким удовольствием он свернул бы Невилю шею.

— Ну, раз уж вы здесь и так мастерски выставили эту публику, выпейте с нами рюмочку хереса, — сказала миссис Шарп.

— А можно я заеду к вам на обратном пути и тогда ее выпью? — спросил Невиль. — Я приглашен на обед моим будущим тестем, а у них воскресный обед — ритуал. Опаздывать нельзя ни на минуту.

— Конечно, заезжайте на обратном пути, — сказала Марион. — Мы будем очень рады. А как мы узнаем, что это вы там за воротами?

Марион разлила херес и подала Роберту рюмку.

— Вы знаете азбуку Морзе?

— Знаю. А вы-то откуда ее знаете?

— А почему бы мне ее не знать?

— Вы как-то непохожи на человека, который интересуется азбукой Морзе.

— Когда мне было четырнадцать лет, я решил, что стану моряком, и выучил массу ненужных вещей. В частности, азбуку Морзе. Я просигналю ваши инициалы. Два длинных гудка и три коротких. Ну, мне надо бежать. Мысль, что вечером я буду беседовать с вами, скрасит мне обед во дворце.

— А Розмари разве его не скрасит? — спросил Роберт, не справившись с низменным желанием отомстить.

— Нет. По воскресеньям Розмари — послушная дочь. Не скажу, чтобы ей очень шла эта роль. Аревуар, миссис Шарп. Не давайте Роберту выпить весь херес.

— А когда вы раздумали идти в моряки? — спросила Марион, провожая Невиля к дверям.

— В пятнадцать лет. Я увлекся воздухоплаванием.

— Неужели действительно летали на воздушном шаре?

— Да нет, дальше разговоров дело не пошло.

Роберт слушал их и мучительно завидовал легкости и естественности их болтовни. Можно было подумать, что они знают друг друга много лет. И что ее привлекает в этом пустозвоне?

— А когда вам стукнуло шестнадцать, тогда чем вы увлеклись?

Если бы она знала, как много у Невиля было увлечений, и как быстро они ему надоедали, то поняла бы, что не такая уж большая честь — быть последним из них.

— Как вам нравится херес? Не слишком терпкий? — спросила Роберта миссис Шарп.

— Нет-нет, спасибо, замечательный херес.

Почему наблюдательная старуха задала этот вопрос? Неужели он скривился, слушая разговор Марион с Невилем? Вот не хватало!

Роберт бросил на миссис Шарп осторожный взгляд: у нее в глазах таилась улыбка. Оставалось только показаться ей смешным!

— Я, пожалуй, тоже пойду, пока мисс Шарп не закрыла ворота за Невилем, — сказал он. — А то ей придется закрывать их за мной еще раз.

— А разве вы не останетесь у нас обедать? Во Франчесе обед — не такой уж строгий ритуал.

Но Роберт отказался. Он был недоволен собой. Откуда эта мелочность, детские обиды, чувство неполноценности? Нет уж, лучше поехать домой и съесть нормальный воскресный обед вместе с тетей Лин и стать опять тем Робертом Блэром, который возглавляет фирму «Блэр, Хэйвард и Беннет», спокойным терпимым умиротворенным человеком.

К тому времени, когда Роберт подошел к воротам, Невиль уже уехал, взорвав ревом мотора воскресную тишину полей, и Марион уже собиралась закрывать ворота.

— Боюсь, что его будущий тесть не одобряет это транспортное средство, — сказала она, глядя вслед удаляющейся в сизом облаке выхлопа машине.

— Тут недолго и отставку схлопотать, — заметил Роберт.

Марион улыбнулась каламбуру.

— Я надеялась, что вы останетесь у нас обедать, но, с другой стороны, хорошо, что вы уезжаете.

— Почему же?

— Я приготовила на сладкое бланманже, но оно как-то расплылось. Я совсем не умею готовить. Я точно следую указаниям кулинарной книги, но у меня почти никогда не получается задуманное. Я просто диву даюсь, если получается. Так что яблочный пирог вашей тети Лин будет куда вкуснее.

Роберту вдруг стало ужасно жалко, что он отказался остаться к обеду и не попробует расплывшееся бланманже и не будет слушать, как Марион посмеивается над своими кулинарными способностями, а заодно и над ним, Робертом.

— Я вам завтра сообщу, что мне удалось узнать в Ларборо, — деловито сказал он. Поскольку с ним она не снисходит до «обсуждения Мопассана и выражения куриных лиц», то и он ограничится обсуждением вопросов, относящихся к делу. — И позвоню инспектору Хэллему и попрошу его, чтобы полицейский наведывался к вашему дому, — просто, чтобы отвадить досужих зевак.

— Большое вам спасибо, мистер Блэр, — сказала Марион. — Я просто не представляю, что бы мы без вас делали. Нам совсем не на кого было бы опереться.

Ну что ж, если он не молод и не поэт, по крайней мере он годится на роль костыля. Конечно, костыль — вещь прозаическая, нужная только тогда, когда с вами случилась беда, но, тем не менее, весьма полезная.

На следующий день в половине одиннадцатого Роберт сидел в «Карине» перед чашкой дымящегося кофе. Он начал с «Карины», потому что «Карина» была знаменита своим кофе, и запах жареного кофе из магазина на первом этаже разносился на пол-улицы, а наверху, в кафе, уставленном маленькими столиками, посетителя дожидался жидкий вариант того же продукта. И если уж ему предстояло сегодня выпить огромное количество кофе, имело смысл начать с хорошего, пока он еще в состоянии его оценить.

Он держал в руке номер «Ак-Эммы» с фотографией Бетти Кейн на первой странице, смутно надеясь, что какая-нибудь из бегающих мимо него официанток, увидев, что его интересует эта история, вдруг скажет: «Эта девочка часто заходила к нам выпить кофе». К его удивлению, он вдруг почувствовал, что кто-то мягко берет у него из рук газету. Подняв голову, он увидел улыбающуюся официантку.

— Это номер за прошлую пятницу, — сказала она. — Вот вам свежий.

И она протянула ему утренний выпуск «Ак-Эммы».

Роберт поблагодарил ее и сказал, что, хотя он с удовольствием почитает свежий номер, он хочет сохранить «пятничный». И спросил официантку, не видела ли она в кафе девочку, изображенную на первой странице.

— Нет, мы бы ее запомнили, — ответила официантка. — Мы в пятницу обсуждали эту историю. Надо же — избить девочку до полусмерти!