Стало быть, так или иначе, а источником греха во всех случаях оказывается все-таки сам же бог; он соблазнил Люцифера еще до сотворения мира, чтобы он в свою очередь подверг искушению человека и оказался виновным в погибели всего человеческого рода. Можно подумать, что бог только затем и сотворил ангелов и человека, чтобы дать им возможность грешить.
Смехотворность такой системы очевидна; поэтому богословы сочли своим долгом изобрести другую, не менее абсурдную, догму, служащую всем религиям откровения основой, которая будто бы полностью оправдывает божественный промысл. Эта догма предполагает свободу воли человека, то есть свободу человека по собственному выбору делать добро или зло и соответственно руководить своей волей. Я предвижу, сударыня, что слова "свобода воли" приведут вас в трепет; вы, конечно, опасаетесь целой метафизической диссертации по этому вопросу. Успокойтесь, я горжусь тем, что сумел упростить этот вопрос и сделать его вполне понятным не только для вас, но и для гораздо менее просвещенных людей.
Сказать, что человек свободен, значит освободить его от власти высшего существа, признать, что бог не руководит его волей, значит - утверждать, что слабое создание может по собственному желанию восставать на своего создателя, расстраивать его планы, нарушать установленный им порядок, уничтожать плоды его трудов, огорчать и печалить бога, влиять на него, давать волю своим страстям и злобе. Легко понять, какая бездна бессмыслиц вытекает из этого принципа. Если бог - друг и блюститель порядка, все его творения должны поддерживать этот порядок; иначе пришлось бы признать, что божественная воля не в состоянии достичь поставленной ею цели. Если бог имеет какие-либо планы, они необходимо должны выполняться; если же человек в состоянии оскорбить бога, значит блаженство бога может зависеть от человека, и союз человека с сатаной - это сила, способная расстроить божественные замыслы. Одним словом, если человек свободен грешить или не грешить, бог перестает быть всемогущим.
Нам ответят, что бог может предоставить человеку свободу, не нанося никакого ущерба своей власти, что эта свобода - благодеяние, при помощи которого бог хочет дать человеку возможность заслужить его милости; но, с другой стороны, эта свобода дает человеку и возможность навлечь на себя гнев, оскорбить бога и тем самым обречь себя на бесконечные муки; отсюда я заключаю, что такая свобода - совсем не благодеяние и что она со всей очевидностью подрывает представление о божественной благости. Эта благость была бы более реальной, если бы люди были вынуждены всегда делать только угодное богу,- только то, что сообразно общему порядку и ведет к счастью. Если же люди, обладая свободой, творят нечто противное божеским намерениям, бог, могущий все предвидеть, должен был бы заранее знать, что люди будут злоупотреблять своей свободой; если же он знал, что они будут грешить, он должен был бы воспрепятствовать этому; если же он не помешал их дурным делам, значит он примирился со злом, которое люди в состоянии причинить; а если примирился - он не должен и не может оскорбляться; если же бог оскорбляется и наказывает людей за содеянное ими зло, значит он несправедливый и жестокий бог; если он допускает, чтобы люди устремлялись к своей погибели, он должен винить в этом самого себя, и он не вправе карать людей за злоупотребление свободой,- за то, что они поддались обману и соблазну, которые оказались на их пути по воле того же бога, пожелавшего их искусить, соблазнить и направить к злодеянию.
Что скажете вы об отце, который предоставил бы своим малолетним неопытным детям свободу удовлетворять их капризы, не считаясь с последствиями? Вправе ли такой отец сердиться на детей за то, что они злоупотребляют данной им свободой? Не заслужил ли бы такой отец обвинения в коварстве, раз он предвидел все, что могло произойти из факта предоставления детям свободы вредить самим себе? И разве не верхом безумия было бы наказывать детей за вред, который они себе причинили, и за то, что они тем самым огорчили отца? Разве не себя самого должен винить отец за глупости и шалости своих детей?
Именно так выглядит божество с точки зрения догмата о свободе воли. Эта свобода - чрезвычайно опасный дар, дающий человеку возможность причинить себе самые страшные муки. Отсюда мы можем заключить, что и этот догмат не только не оправдывает бога, но навлекает на него обвинение в коварстве, в неосторожности, несправедливости и безумии. Утверждать, что бесконечно мудрое и благое существо согласилось покарать свои создания за склонности, которыми оно само же их наделило, или за то, что оно допустило их впасть в дьявольское искушение, значит опрокинуть все наши представления о боге. Все ухищрения богословия только разрушают им же создаваемый образ божества. Это богословие, очевидно, не что иное, как бочка Данаид (1).
Между тем богословы изобрели еще одно подкрепление своих шатких и вредоносных доктрин. Вы, конечно, не раз слышали о предопределении и милости; страшные слова! - они даже и среди нас иной раз вызывают споры, которые были бы недостойны разумных существ, если бы христиане не сочли своим прямым долгом отречься от разума; и, тем не менее, эти споры и столкновения имеют весьма плачевные последствия для общества. Удивляться этому нечего: ложные или темные доктрины, из которых исходят богословы, должны неизбежно приводить к раздорам; мы могли бы оставаться совершенно равнодушными к этим богословским спорам, если бы им не придавалось значение, которого они не заслуживают.
Учение о предопределении предполагает, что бог в своих вечных решениях предусмотрел особые милости для некоторых своих избранников и любимцев,милости, благодаря которым эти фавориты имеют возможность" угождать богу и достичь вечного блаженства, в то время как основная масса человечества приговаривается к погибели и не пользуется никакой особой благодатью, чтобы заслужить царство небесное. Достаточно хотя бы вкратце изложить эту доктрину, чтобы понять всю ее абсурдность. Она делает из бога - существа совершенного и всеблагого - пристрастного тирана, который сотворил большую часть людей лишь для того, чтобы превратить ее в игрушку, в жертву своих капризов; эта система предполагает, что бог карает свои творения за то, что они не восприняли его благодати, которою он сам же не пожелал их одарить; эта доктрина наделяет бога такими отвратительными чертами, что богословам приходится признать все, что они наболтали по этому вопросу, глубочайшей тайной, которую не в состоянии постичь человеческий ум. Однако, если человек не создан для того, чтобы попытаться приподнять покров с этой ужасной тайны, то есть разоблачить вопиющую бессмыслицу, выдуманную богословами ради того, чтобы объяснить пути божьи, либо попытаться скрыть чудовищную несправедливость божества и примирить ее с бесконечной божественной благодатью, то по какому же праву требуют они от нас преклонения перед этой тайной, по какому праву заставляют верить в нее, вынуждают подписываться под мнением, подрывающим самые основы божественной благости? И как могут они рассуждать о догме и с ожесточением оспаривать положения, в которых они, по собственному признанию, ничего не понимают?
Чем больше будете вы исследовать религию, тем больше найдете поводов убедиться в том, что так называемые тайны богословов - не что иное, как камни преткновения, о которые сами же они спотыкаются, не будучи в состоянии связать концы с концами и разобраться в бессмыслице, к которой неизбежно приводят их ложные положения. Само слово "тайна" ничего нам не говорит; глубокомысленные же богословы сами ничего не смыслят в вещах, о которых они нам непрестанно толкуют; они придумывают слова, так как не в состоянии объяснить вещи, и именуют тайнами все, что понимают не лучше нас.
Все религии мира основываются на предопределении; все откровения, как вы уже могли заметить, основываются на том возмутительном положении, по которому провидение оказывается жестокой и несправедливой мачехой, пристрастной к собственным детям в ущерб чужим.