– Школа! – воскликнула Мэгги, когда он пустил лошадь в галоп и свернул в направлении фермы Белденов. – Она намного ближе!

На небе сверкала молния, деревья дрожали и пригибались к земле от ливня и ветра. Гром гремел не переставая, оглушая все вокруг. Мэгги промокла до нитки. Ведь всего час назад стояла жара, иссушая землю и все сущее на ней, а теперь кругом царила вода, стекая серебристыми каплями с листьев, превращая землю под копытами коня в глиняное месиво, бурным потоком низвергаясь на землю.

Мэгги задыхалась и дрожала, прижимаясь к спине Колина. Но когда показалось здание школы, она с облегчением засмеялась и ощутила странное волнение. Неожиданная гроза, холодный дождь и неистовый ветер, перспектива остаться наедине с Колином в пустом здании школы – все это заставило ее сердце биться в бешеном ритме.

Пока Колин привязывал коня под навесом у школы, она вбежала внутрь, оставляя после себя мокрые следы. В школе было темно и сухо, пахло мокрой землей и травой. Мэгги знала, где хранятся одеяла и фонарь, поэтому не раздумывая скинула с себя промокшее платье и завернулась в одеяло. Когда вошел Колин, она как раз пыталась разжечь печку.

– Никогда в жизни не видел ничего подобного. На улице темно, как…

Он остановился, увидев Мэгги.

– Я вся промокла, – торопливо сказала она, покраснев. – Ты, наверное, тоже. Вот, возьми одеяло. Я сейчас разожгу печь.

Колин медленно пошел к ней. Его мокрые волосы прилипли ко лбу. Дорогая рубашка и брюки облепили тело, но глаза сияли счастьем.

– Мэгги, если бы ты видела себя сейчас… Дрожащими пальцами она убрала прядь мокрых волос со лба и плотнее закуталась в одеяло. В бледном мигающем свете фонаря блестело ее округлое плечо. Колин наклонился и поцеловал его.

Ее кожу обожгло там, где он прикоснулся к ней трепещущими губами. Неясные мысли роем пронеслись у нее в голове, и, испуганная новыми ощущениями, Мэгги пробормотала:

– А зачем ты искал меня? Я, конечно, рада, что нашел – жутко оказаться одной в этом кошмаре, – но откуда ты знал?..

– Я не знал, что ты попадешь в грозу. Я искал тебя совсем по другой причине. Твоя тетя сказала, что ты часто навещаешь эту старушку, и вот… Мэгги, – Колин сжал ей плечи так, что ей стало больно, – я искал тебя, чтобы сказать, что мне нужно уехать. Срочно. – Он тоскливо посмотрел на закрытые ставни, которые не могли заглушить шум разыгравшейся грозы. – Как только гроза стихнет, мне нужно будет ехать в Абилин и попасть на первый же поезд, идущий на восток.

– Но зачем?

– У дедушки случился удар. У него очень плохое сердце. Похоже, прогноз для него не очень обещающий. Мне… нужно успеть…

Мэгги почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Его голос звучал словно издалека.

– Прости, мне самому не хочется уезжать. Но придется.

– Да, конечно, я понимаю, – прошептала она. – Надеюсь, с дедушкой все обойдется.

– Никто не знает, выживет ли он. Но я должен быть там.

– Ну конечно. – Она чувствовала на себе его взгляд и изо всех сил старалась сдержать слезы. Распрямив плечи, она немного отстранилась. – Мне будет очень недоставать тебя. И я всегда буду помнить время, которое мы провели вместе. – «Вернется ли он? Он должен вернуться!»

Колин вглядывался в ее лицо, не обращая внимания на то, что промок до нитки. Она делала отчаянные усилия, чтобы не заплакать; она отвернулась, гордо подняв подбородок, и только дрожание губ выдавало ее чувства.

– Черт возьми, как бы мне хотелось взять тебя с собой! – воскликнул он и обнял ее, только чтобы успокоить, как-то утешить.

Мэгги вся дрожала и непроизвольно прижалась к Колину, ища тепла и поддержки. Одеяло соскользнуло с ее плеч.

– О Боже, Мэгги! – то ли засмеялся, то ли застонал Колин и вдруг притянул ее к себе – сильным и властным жестом. Желание вспыхнуло в Мэгги, как начинающийся пожар в прерии. Одеяло упало, и, совершенно мокрые и безрассудные, они опустились на пол.

Колин, глядя в ее ищущие глаза и пылающие щеки, запустил пальцы в ее шелковистые волосы. Затем осторожно опрокинул на упавшее на пол одеяло.

– Колин, пожалуйста, держи меня, – прошептала Мэгги. – Никогда не отпускай меня от себя.

Она не могла ни о чем думать; сквозь окутавший ее туман, жар и боль надвигавшейся утраты она только шептала слова мольбы. Она прижималась к нему всем телом, раскрыв навстречу губы и объятия… В мире царила гроза, а в тесной маленькой школе, где горел всего один фонарь, тускло мерцала печь, освещая парты, прислоненные к стене, они погрузились в сладкое и одурманивающее забвение.

– Ты не первая на свете молодая жена, которая собирается сшить себе новое платье, Энн, и не последняя! – воскликнула тетя Виллона, и женщины в магазине Шелби засмеялись. – Кэл не увидит никакой разницы. Бери любой отрез – голубой муслин или розовый атлас, – и покончим с этим.

– Я беру оба, – вдруг сказала Энн, и мать удивленно посмотрела на нее. – Кэл собрал очень хороший урожай и велел мне купить все, что нужно, пока не началась зима. Если я надеваю одно и то же платье в церковь и на вечеринку, то почему же я не могу иметь два!

Сидевшая на скамейке рядом с заполненными мукой, яблоками и уксусом бочками и кучей мешков с репой, картофелем и тыквами Мэгги сердито сцепила пальцы. Она устала от хвастовства Энн, от внимания, которое все уделяли новой невесте в городе. Ей очень хотелось бы, чтобы в магазине было пусто и она могла прямо сейчас подойти к Молли Браун, почтальонше, сидевшей за высокой конторкой в углу, и спросить, есть ли для нее письмо. Но все в магазине Шелби тотчас увидят, куда она направилась, услышат, о чем она спрашивает, и узнают, что она ждет письмо от Колина Вентворта.

С трудом подавив волнение, Мэгги сделала вид, что рассматривает стеклянные банки с полосатыми леденцами, стоявшие на полке рядом с крекерами и медом. Мистер Тейт отмерял и отрезал куски тканей для платьев Энн, а молодой Гораций Шелби выполнял заказы тети Виллоны. В магазине пахло самыми разнообразными товарами, которыми были заполнены бесчисленные полки и прилавки, – начиная от мыла и кончая картошкой и капустой. Мэгги всегда нравились поездки в город, нравилось все, даже запахи и суета, составляющая яркий контраст со скучной монотонной жизнью на ферме. Но сегодня все было по-другому – она чувствовала себя взвинченной, беспокойной и нервной, и людный магазин вызывал у нее странное ощущение, как будто сосало под ложечкой. Она была так поглощена своими мыслями, что общение со сплетничающими женщинами, вокруг которых гонялись друг за другом детишки и которые приехали сюда за много миль, чтобы скупить товары, пока не наступила зима, не занимали ее, как обычно. Прошло два месяца с той ночи, когда Колин любил ее, а потом уехал из Эштона. Все это время от него не было ни слуху ни духу.

– Я напишу тебе. Я вернусь, – обещал Колин, целуя ее в дверях школы после грозы за несколько минут до того, как они пошли разными дорогами. – Я обязательно сообщу тебе, когда… как только дедушке станет лучше.

«Он напишет! Он вернется!» – твердила про себя Мэгги, но зерно сомнения, посеянное его долгим молчанием, было не так-то просто заглушить.

– Ах, как замечательно иметь собственный дом и собственного мужа, – заявила Энн тоном, которым, как она думала, и положено говорить женщине, недавно вышедшей замуж. Она выглядела самодовольной и важной, как сытая кошка, со своим круглым лицом, румяными щеками и пышными бедрами, обтянутыми ярко-голубой холщовой юбкой. Марта Вэлтон и Агнес Бабб, которые со дня на день ждали, что им тоже сделают предложение, с завистью слушали ее речи и просили поделиться подробностями: как она обустроила дом и каково ей готовить для такого большого и добродушного парня, как Кэл.

– Да, к вашему сведению, он ест, как конь, но говорит, что это только потому, что я очень вкусно готовлю. Но самое главное, Кэл – самый добрый мужчина, о котором только может мечтать женщина. Он поклялся, что, как только я рожу ребенка – на этой фразе щеки тети Виллоны стали пунцовыми, – он наймет служанку. Найдет кого-нибудь, кому можно будет поручить тяжелую работу: взбивать масло, доить коров, носить воду – ну, вы сами понимаете. – Тут она неожиданно повернулась в сторону сидевшей на скамье Мэгги, на колени которой как раз карабкался Эван. – Может быть, я найму тебя, Мэгги, – сказала она, растягивая каждое слово, будто собиралась облагодетельствовать кузину. – А почему бы и нет? Мама могла бы отпускать тебя несколько дней в неделю, а уж я позаботилась бы о том, чтобы Кэл платил тебе как следует. Ты могла бы скопить себе что-нибудь на приданое, ведь я знаю, что у тебя его нет. Впрочем, не похоже, что оно тебе скоро понадобится! – Она поцокала языком, словно сочувствуя, а Марта и Агнес захихикали.