— Это не имеет никакого значения, — откликнулась Соига, выходя из воды и начиная одеваться. — Ты уже поймал хитроумную быструю дичь, за которой многие охотились, но она никому не далась в руки. — Соига подошла к Конану и прижалась к нему всем телом. — Тебе и так многие завидуют.

Конан любовно и нежно обнял ее. Ему очень не хотелось уходить из этой мирной долины, но пора было отправляться в стойбище, чтобы не пришлось потом спотыкаться в темноте.

— Никто не сомневается в том, что ты замечательная охотница, — сказал Конан, — но вот мне лучше бы поскорее как-то проявить себя, пока атупаны не решили, что я даром ем хлеб.

— Случай представится, — уверила его Сонга, привязывая к ногам сандалии. — Я тоже хочу поохотиться на крупную дичь, поточу что собираюсь стать такой же великой охотницей, как и моя мать.

— Не сомневаюсь, что ты на это способна, Рыбачка. — Прозвище "Рыбачка" прямо-таки прилепилось к Сонге, после того как она нашла киммерийца у реки. — Но ведь Нуна завоевала славу великой охотницы уже после гибели твоего отца, когда вы с Аклаком уже подросли.

— Да, потому я так хорошо и помню это, — подтвердила Сонга.

— Но как же ты собираешься охотиться, когда у тебя будет большой живот, а потом маленькие дети, которых надо все время кормить грудью? — в недоумении спросил Конан.

— Какой ты глупый, Конан, — рассмеялась Сонга. — Из какой страны ты пришел, что не имеешь понятия даже о самых простых вещах? Неужели никто никогда не объяснял тебе, что маленькие дети рождаются от Луны — духа Совы? Если женщина не ляжет с мужчиной под полной Луной, никаких детей у нее не будет. — Она мягко погладила его по плечу. — Ты только подумай, что было бы, если бы женщины этого не знали. Они все время ходили бы с толстыми животами, а в лесу детей стало бы больше, чем деревьев.

— Ты уверена, что это правило действует? — недоверчиво спросил Конан.

— Ну, разумеется, действует! — снисходительно усмехнулась Сонга. — Это известно всем атупанам. — Она подняла голову и посмотрела на поднявшийся над горизонтом огромный диск луны в ее третьей четверти. — Вот почему в стойбище есть специальная хижина для замужних женщин, где в конце каждого месяца ночуют те, кто не хочет сейчас иметь детей. — Ты знаешь, Конан, — она еще раз взглянула на луну, — через несколько дней и мне придется туда отправиться. — Она робко подняла на него глаза. — Давай пока не будем заводить детей. Сначала я хочу вдоволь поохотиться и вместе с тобой добиться славы.

— Как скажешь, Сонга. Если ты этого хочешь, значит и я хочу. А сейчас пошли-ка поскорее домой, пока ночь не настала.

Следующий месяц в племени атупанов почти не отличался от предыдущего. Дичи в лесах и лугах было много, и нужды менять место стоянки не возникало. Охотники из соседнего племени похитили трех атупанских девиц, когда те совершали ритуальные омовения в небольшом озерце, довольно далеко от стойбища. "Несчастные кричали, сопротивлялись и звали на помощь" — так, во всяком случае, с негодованием говорили друг другу охотники, обсуждая у вечернего костра это событие. (Ночью Сонга по секрету рассказала Конану, что одна из девушек находилась в тайном сговоре с юношей из другого племени и уговорила своих подруг отправиться к озерцу вместе с ней.)

Как бы то ни было, пять молодых охотников, пылая праведным гневом, решили незамедлительно отомстить за честь племени и уже на следующее утро, разукрасив соответствующим образом щеки и грудь красной глиной, отправились в поход. Через несколько дней они вернулись, с торжеством ведя за собой четырех девиц, самый молодой юноша прогулялся напрасно, на этот раз ему жены не досталось. По виду девиц из чужого племени трудно было предположить, что они огорчены своей судьбой, каждая принесла какие-то свои вещички, связанные в узелок. Вскоре девицы уже весело щебетали у костра, ничем не отличаясь от других женщин племени.

Как это ни странно, но теперь Конан чувствовал себя у атупанов еще лучше, чем раньше. По-видимому, оттого, что теперь, когда все становище дышало молодой любовью, его собственная страсть уже не так бросалась в глаза. После того как в племени появились четыре новые женатые пары, они с Сонгой уже гораздо реже удалялись в лес, чтобы вдали от всех насладиться близостью друг друга, а намного больше времени проводили вместе с молодежью. Это были тихие прекрасные вечера, когда они все вместе лежали у костра на мягких пушистых шкурах, смеялись и дурачились, предвкушая интимные радости грядущей ночи.

Однажды все стойбище пришло в волнение: на холмах приметили некое существо, которое называли югвубва. Сначала Конан даже не понял, обрадовались атупаны этому сообщению или испугались. Сонга объяснила ему, что грядет великая охота, и если она будет удачной, то им удастся сделать большой запас мяса на зиму. Ну, а кроме того, каждый принявший участие в этой охоте имеет шанс покрыть себя на веки вечные неувядаемой славой. Однако Сонга так и не сумела растолковать ему, как этот самый югвубва выглядит.

Идти собрались не только все взрослые охотники, но и молодые ребята, которые должны были помогать выслеживать зверя. Как всегда, Аклака назначили главным. Охотники несли с собой по два копья. К одному из них была привязана небольшая шкура, этим копьем подавали друг другу сигналы, а также отвлекали зверя.

Отряд, состоящий из двух десятков мужчин и нескольких женщин, вышел из становища на рассвете. Впереди налегке бежали юноши, которые разведывали дорогу. Двигаясь быстрым темпом, охотники шли и шли. Остановились лишь тогда, когда солнце поднялось уже высоко. Именно где-то здесь и видели югвубву. Местность представляла собой плоскую возвышенность, изрезанную глубокими оврагами и ущельями.

Аклак отвел в сторону старших по возрасту охотников, чтобы посоветоваться. Вернувшись, он разделил отряд на две части, отобрав себе нескольких юнцов (включая Джада и Глубала), желавших прославиться во что бы то ни стало, двух молодых женщин, похищенных у чужого племени, и Конана с Сонгой. Велев всем молчать и смотреть в оба, он повел их напрямик через плато, забирая немного влево. Вскорек ним подбежал один из юношей-развед-чиков и повел их за собой. На опушке молодого леска он показал им свежий и помет — большую плоскую лепешку, примявшую высокую траву.

— Что же это за чудище такое? — воскликнул Конан, подойдя поближе. — Клянусь Кромом, ваш югвубва, должно быть, сам размером с гору, раз способен наложить этакую кучу!

— С виду — югвубва, — серьезно проговорил разведчик, который привел отряд на это место. Он сел на корточки и приложил ладонь к лепешке. Потом отковырнул кусочек коричневатой массы и, растирая ее между пальцами, глубокомысленно понюхал. — По запаху — югвубва.

— Да, да, — согласились с ним присутствующие, морща носы и отворачиваясь.

Разведчик лизнул пальцы и, подняв глаза к небу, задумчиво почмокал языком.

— На вкус — югвубва. Значит, югвубва, — объявил он наконец.

— Ты уверен? — не удержался от шутки Конан, но осекся, потому что разведчик, не поднимаясь с колен, зачерпнул полную горсть полужидкого помета и бросил прямо в грудь Конана. — Ты… да ты что это… — рванулся вперед Конан, вне себя от ярости, но почему-то все бросились туда же, к куче, еще далее чуть раньше его, принялись черпать из нее пригоршнями и кидаться друг в друга. И тут Конан сообразил, в чем тут дело: охотники отбивали свой собственный запах этим старым, испытанным способом, заодно превратив малоприятное занятие в веселую забаву.

Конан позволил Сонге натереть себя пометом и великодушно оказал ей ту же любезность. Когда он кончил, все уже начали выстраиваться в цепочку, для того чтобы двигаться дальше. Разведчик тронулся первым. Вскоре, однако, его острые глаза и быстрые ноги уже не были нужны. Из небольшого леска, лежащего у них на пути, послышался хруст и треск, что ошибиться было невозможно — они нашли-таки югвубву. Конану показалось что зверюга не просто обламывает ветки, а валит и рушит сами деревья.