— Это может нам кое-что сообщить, — продолжал Конан. — Или я могу взять с собой нескольких самых подходящих из моих ребят и нанести ему менее официальный визит. А это может подсказать нам и того больше.

— Конан, то, что ты предлагаешь — глупость, — покачал головой Реза. — Вторжение во дворец Акимоса нарушит больше законов, чем я смогу насчитать пальцев у меня на руках. Во-первых, у тебя нет никакого права командовать твоими бойцами за пределами дворца Дамаос. Во всяком случае, если тебя не примут в ряды Воителей.

Кулак Конана грохнул по столу, так что чаши с вином подскочили.

— Чтоб их Митра утопил в навозе! Сколько времени потребуется, чтобы стать Воителем?

— Это не имеет значения, Конан, — возразил Реза.

— Капитан Конан, — ворчливо поправил киммериец. — Я задал вопрос.

— На который я могу ответить, — вмешалась Ливия. — Для поступления надо быть гражданином Аргоса или получить гражданство. Кандидат должен быть свободен от всяких пятнающих его имя преступлений и в состоянии внести залог в пятнадцать драхм.

На какой-то миг Конан истощил свой запас ругательств. Но отнюдь не истощил своей изобретательности. Он осушил половину чаши с вином, видя, что Реза хмурится, а Ливия сдерживает улыбку. А затем вытер тряпкой рот и усмехнулся:

— Отлично! Правители, архонты, стражники или боги, или еще кто-нибудь сказали, что нам делать с пленниками?

— Пока нет.

— Хорошо. Тогда почему бы не отправить их на лесоповал, где некий торговый магнат нашел меня? Уверен, купцы с лесозаготовок не станут возражать против новых рабочих рук для таскания бревен. После месяца такой работы у наших пленников, возможно, будет меньше сил для лазанья на чужие стены.

— Акимос наверняка выкупит их, — указал Реза.

— Пускай, — пожал плечами Конан. — Тогда у него будет поменьше драхм для найма новых, или для подкупа архонтов, или для любых других фокусов.

— Киммериец, ты заходишь слишком далеко, подвергая сомнению честность архонтов, — резко бросил Реза.

— Не так далеко, как заходят архонты, выбрасывая в ночной горшок честь нашей госпожи! — ответил Конан не повышая голоса. — Я еще никогда не встречал человека, которого нельзя подкупить, и не слыхал о таком!

— Успокойтесь, — вмешалась Ливия. — Реза, я хочу, чтобы ты командовал нашими людьми, препровождая пленников в горы. Возьми ребят потолковей, но убедись, что все оставшиеся будут подчиняться Конану.

Киммериец решил, что единственным, кто не подчинится ему, если дела и дальше пойдут в том же духе, может быть сам дворецкий. Если этот рослый иранистанец не ревновал к влиянию нового капитана на его хозяйку, то Конан никогда не видел ревности.

И это была не ревность из-за любовницы. Реза знал свой "чин" — Аргос сделал его хорошим слугой. Даже самый лучший слуга может ревновать, если кто-то помимо него приобретет влияние на его госпожу, как это сделал Конан.

Такого рода ревность могла привести к кинжалам в темноте столь же верно, как любая ссора из-за какой-нибудь кабацкой шлюхи. И к тому же при ссорах из-за кабацких курв обычно не бывает поблизости какого-нибудь Акимоса, только и ждущего, чтобы сыграть роль шакала.

— Сударыня, — сказал Конан, — отправить пленников в горы — это была всего лишь мысль. И если это означает, что придется разделить наши силы, когда мы не знаем, с чем столкнулись, то, наверно, это была не самая лучшая моя мысль.

— Это так же верно, как… — начал Реза. Ливия снова прервала недовольное ворчание дворецкого:

— У этого торговца лесом наверняка ведь должен быть в Мессантии какой-то торговый агент? И тот представитель наверняка ведь должен иметь право нанимать им рабочих и охранников, если те понадобятся?

Реза умел понимать, когда его обошли с обоих флангов.

— Вне всяких сомнений, госпожа. Я узнаю. С вашего разрешения?..

— Пожалуйста, пожалуйста. Чем раньше, тем лучше, прежде чем тот, кто подослал этих угодивших в плен, решит попробовать выручить их.

— Посланные на выручку всего лишь присоединятся к своим друзьям, — сказал Реза. Он улыбался Конану, когда откланивался, но улыбались у него только губы, а не глаза. Повинуясь знаку госпожи Ливии, Конан сел и налил себе еще вина. Сомнений нет — ради выдержанных вин Аргоса почти стоило потерпеть аргосийские законы!

Плодородные равнины с возделанными полями давно уже остались позади. Дорога круто поднималась вверх и уводила в предгорья.

Лигу назад тракт был еще достаточно широк для проезда отряда конных Воителей, двигавшихся колонной по четыре в ряд. Теперь же ширины едва хватало для проезда двух лошадей. По обе стороны тянулись то бурые, заросшие жесткой травой болота, то небольшие фруктовые сады, то заросли густого кустарника.

Места идеально подходили для засады шайки головорезов. Тем более что час уже был поздний, с западной половины неба исчезали последние остатки дневного света.

— Нам всю ночь предстоит ехать? — пробурчал Акимос. — Если да, то нам лучше позаботиться о фонарях, пока мы еще в состоянии найти кремень и кресало!

Поскольку свет убывал, Акимос не мог быть уверен, что именно выражало лицо господина Скирона. На нем, кажется, появилась улыбка, но, наверно, не столь насыщенная презрением к осторожности Акимоса.

— Нам осталось меньше четверти лиги пути, — уведомил его Скирон. — Я не забываю ориентиров.

— Ты способен разглядеть их в темноте?

— Тех, что нам нужны, да. Так что не зажигайте фонарей. Возможно, они и покажут нам дорогу. Но они могут и показать, где мы, любому бандиту в лиге от нас.

По хмыканью окружающих Акимос понял, что Воители разделяли мнение Скирона. Никому из них не улыбалось пробираться так вот, на ощупь, в темноте. Но никому из них также не улыбалось и драться с разбойниками, во всяком случае имея всего дюжину бойцов.

На западе в небе растаял малиновый цвет, за ним последовал и золотой. Небо над головой уже сделалось темнопурпурным, и на нем замерцали ранние звезды.

Акимосу показалось, что они, возможно, насмехаются над ним: мол, потащил их в такую даль от Мессантии на поиски неведомо чего, неведомо где, за чем мог отправиться, как известно, только дурак. Или по крайней мере человек, который предпочел бы показаться скорее дураком, чем трусом.

Он никогда не подаст вида, что слишком сильно доверяет своему ручному колдуну. Скирон походил на леопарда на цепи. Цепь могла порваться. Но даже если и выдержит, все равно дает зверю слишком много свободы для прыжка к горлу хозяина.

Акимосу требовалось посмотреть то, что приготовил Скирон здесь, в горах, и тут и делу конец. Он мог лишь молиться Митре, чтобы путешествие оказалось стоящим потраченного времени и чтобы ни боги, ни люди не ввергли в хаос его дела в Мессантии, пока он отсутствует.

К этому времени ехавшие впереди Воители спешивались и вели коней в поводу. Сержант Воителей обнажил меч и нащупывал им перед собой дорогу, словно слепой нищий своей палкой.

Акимос подумывал спешиться. Сидя верхом на коне, он чувствовал себя незащищенной мишенью, при всем том, что под шелковой курткой для верховой езды он носил кольчугу. Он также знал, что никак не мог наделяться развернуть коня и ускакать, оторвавшись от любой засады. Во всяком случае, не на дороге, которая теперь казалась такой же узкой, как любой глухой закоулок в Аграпуре, и такой же густо насыщенной отвратительной вонью.

Предупреждением Акимосу послужил только слабый шорох чего-то ползущего. Он выхватил меч, готовый рубануть по змее, когда дорогу перегородила упавшая сверху утяжеленная гирями сеть. Одна из гирь ударила сержанта по башке. Череп разлетелся, словно сброшенная с крыши дыня.

Когда меч сержанта с лязгом упал на дорогу, Акимос открыл рот, собираясь выкрикнуть приказ. Его язык, казалось, стал таким же негнущимся, как мертвая ветка, а в рот словно насыпали пригоршню песка. Слова подступили к горлу, но отказывались слететь с его уст.