— Всех.

— Всех?

— Всех, кто пожелает остаться с отрядом, а это по меньшей мере двунадесять.

Акимос, похоже, производил в уме какие-то вычисления.

Конан усмехнулся и хлопнул купца по плечу, с достаточной силой, чтобы заставить его пошатнуться:

— Брось, приятель. Твой хозяин расщедрился на сотню драхм. Еще сто не опустошат его сундуков. Сто — наш залог. Однако неплохо бы облачиться в приличную одежду и обуть приличные сапоги. Госпожа Ливия никого из нас не поблагодарит, если мы заявимся к ней на порог, выглядя словно заправские нищие Аграпура!

— Да, — протянул Акимос. Торг пошел быстро, но вернул улыбку на лицо Акимоса. Наконец купец вернулся к своему коню и отсчитал еще денег.

Конан сел на подвернувшееся бревно и трижды стукнул по нему кулаком. Из выемки в земле под бревном вылез Талуф, стряхивая с одежды щепки и землю.

— Ну, Талуф?

— Ну, капитан. Если б я увидел это на базаре, то мне захотелось бы узнать, где он украл то, что пытается продать.

— Я думаю о том же. Но притвориться колдуном для какой-нибудь богатой старой карги — неплохой способ выбраться отсюда. По крайней мере это оплатит нам залог и заберет нас в Мессантию. А потом — ну, служба кондотьером научит быстро соображать и развивать ловкость рук.

— Это почти так же хорошо, как быть вором, а?

Конан решил, что Талуф поминает собственную прежнюю карьеру, а не карьеру своего капитана. Своей склонностью тащить чужие кошельки и спать с чужими женами Талуф заслужил немало смертных приговоров, и не только в своем родном Шеме, но и в других странах.

— Нам надо послать гонца к ребятам в деревню, — вспомнил Конан. — Кто лучше всего подходят?

— Вандар.

— Джаренз в нем не нуждается?

— Он хром, но не искалечен. А Вандар теперь готов ради тебя пройти огонь и воду. Лучше нагрузить его работой, пока не пройдет этот приступ.

— Когда ты в последний раз кому-либо доверял, Талуф?

— Это было на пятый — нет, на четвертый день моего наречения.

Конан издал негодующий звук и поднялся:

— Позаботься о людях, сержант. А я собираюсь посмотреть, не знает ли наш друг-купец приличной винной лавки в дне езды отсюда!

Ливия Дамаос покоилась на ложе в ванной, в то время как ее горничные втирали ей в кожу масло, надушенное вендийским ладаном. Воздух в ванной был пахучим от этого масла и теплым и влажным от ванны. Если б она могла просто заснуть, убаюканная теплом и массажем, а проснувшись, обнаружить, что все трудности, с которыми столкнулся ее дом, остались в прошлом! Раздался знакомый стук в дверь.

— Реза?

— Сударыня, срочные новости.

— Минутку.

Она уселась и взяла протянутый ей горничной халат лимонного цвета; поспешно натянув на волосы шапочку, она позвала: "Заходи".

Реза вошел кошачьей поступью. Эта походка довольно примечательна для такого человека, как он, учитывая его размеры. Тело обтягивала рабочая туника, а лицо омрачала не иначе как грозовая туча.

Одного взгляда на это лицо было достаточно. Горничные собрали кувшинчики с маслами и сбежали, словно в ванной начался пожар. Ливия пожалела, что ее достоинство не позволяло ей сделать то же самое. Даже если выслушать плохие новости чуть позже, они от этого лучше не станут, когда все-таки дойдут до нее.

— Господин Акимос оказывает нам услугу, — тяжело проговорил Реза. — Так во всяком случае гласит его письмо.

— Нельзя ли мне?.. — Ливия протянула руку, и Реза вложил в нее пергамент.

— Это писал совсем не писец, — определила она. — Это накарябано его собственной рукой. — Она быстро прочла и почувствовала, как брови у нее поднимаются, а волосы на голове так и шевелятся. — Как он прослышал о нападении?

— Желаете, чтобы я спросил?

— Думаешь, он узнал от госпожи Дорис?

— Скорее всего.

— Если мы спросим, она поймет, что мы обеспокоены и что это она заставила нас беспокоиться. Ни за что не доставлю ей такого удовольствия. Кроме того, возможно, это Арфос трепал языком, а не она.

Лицо Резы ясно говорило, что, по его мнению, следовало сделать с языком молодого человека. Ливия покачала головой:

— Сделать что-либо — значит опозорить его перед матерью. Разве он сделал что-то заслуживающее такого?

— Он возомнил себя достаточно неплохим для вас! — выпалил Реза. — Скорее Атлантида вновь поднимется из вод, прежде чем это станет правдой!

— Если в Аргосе действует магия, то кто знает, что может случиться? — возразила Ливия, но невольно улыбнулась вспышке Резы. У мажордома не было детей, и после того как умерли ее отец и опекун, он начал по-отечески присматривать за ней.

— Чего уж точно не случится, так это того, что Арфос станет подходящим мужем для вас, — упрямо стоял на своем Реза. — Возможно, предоставленный самому себе, он и мог бы исправиться, но разве мать позволит ему выйти из детской, пока жива?

— Возможно, ты говоришь разумно, — признала Ливия. — Но давай вернемся к господину Акимосу. Он говорит, что присылает нам колдуна, который к тому же является капитаном кондотьеров, или капитана, который к тому же еще и колдун. Вместе с двунадесятью молодчиками из его отряда. И вдобавок это не какой-нибудь бродячий кудесник. Он тот самый человек, который убил речного дракона у Великого Моста.

— В Мессантии ему не найдется никаких речных драконов на убой, — сказал Реза. — И мне не нравится принимать у нас шайку чужаков, какой бы там магией ни владел их капитан.

— Если на нас нападет колдун, то колдун же может и защитить нас, — решила Ливия. — Да и колдуны не столь обычны в Аргосе, чтобы мы могли позволить себе выбросить такого, как гнилую капусту. Если же нам придется посылать за ним в Шем или Коф, то это займет больше времени. К тому же о грозящей нам опасности узнает еще большее число чужаков.

— Верно, — признал Реза. — Значит этого — капитана Конана — впустить в дом?

— Да, и даже некоторых из его людей.

— Не всех?

— Лишь столько, со сколькими, по-твоему, ты и другие слуги сможете справиться, если понадобится. И они долго не узнают у нас никаких тайн.

— А, — произнес Реза, лицо у него, казалось, запылало, и Ливия могла бы поклясться, что у него раздулись ноздри, как у старого боевого коня, заслышавшего вдали пение труб.

— Да, я положусь на твое умение изобрести способы выведать эти тайны. — Она улыбнулась: — Если ты не сможешь, я буду гадать, а правда ли ты был сержантом в Туране или всего лишь убирал навоз!

Драхмы господина Акимоса не потянули снабдить лошадьми весь отряд Конана. И их ждал пятидневный поход, прежде чем впереди у залива перед ними выросли белые стены Мессантии.

Поход этот не относился к числу самых легких на памяти Конана. Дороги-то были великолепные, погода ничуть не хуже, а местность выглядела богатой и привлекательной. Но между горным лагерем и Мессантией располагалась не одна винная лавка. Фактически на каждый дневной переход попадалась не одна винная лавка.

Удержание своих людей в строю — или по крайней мере на ногах — до предела истощило силы и терпение Конана. К середине пути он с радостью оставил бы их упиваться до бесчувствия, а сам отправился бы дальше к Мессантии. А уж заняв свое место в доме госпожи Ливии, он мог бы созвать тех, кто достаточно протрезвеет, чтобы прочесть послание, когда оно доберется до них.

Единственный изъян в этом плане заключался в аргосийцах. У Конана было мало причин и еще меньше побуждения доверять им. Они наверняка сочтут, что его люди нарушили один или несколько их запутанных законов. И тогда отряд Конана снова окажется там же, где был, и теперь на них вдобавок ополчится и господин Акимос за то, что они испортили его широкий жест.

Последнюю милю до Мессантии дорога шла под уклон, и даже те, у кого болела голова и пересохло во рту, двигались довольно резво. Конан ехал в арьергарде верхом на приманке для воронов, едва выдерживавшей его вес, в то время как Талуф шагал в авангарде, ведя в поводу отрядного мула. На спине мула лежали растянувшись двое бойцов, которых этим утром не удалось поставить на ноги.