На этом события на улице Красных Галстуков прекратились. Однако по-настоящему все только начиналось.

Автор уже немного рассказал о Соцгороде. Теперь пришло время поведать об одном из его районов несколько подробнее.

Город, а главное, завод начали строить в степи, прямо у подножия горы. Но степь эта была далеко не везде ровной, как стол. Местами она бугрилась холмами, а перпендикулярно горе с востока на запад протянулся небольшой хребет, именуемый Кара-дыр или, попросту, Карадырка. Хребет обрывался у левого берега реки. Прибывающих расселяли в бараках, поначалу без внутренних перегородок. Внутри приземистого одноэтажного корпуса громадное помещение было сплошь заставлено койками. Койка и была местом обитания строителя в свободное от работы время. На ней он отдыхал после трудовой вахты, спал, ел, любил, мечтал. Быстро приспособились отгораживать койки друг от друга ситцевыми занавесками. Занавески создавали подобие комнаты. Потом некоторые граждане стали отделять места своего обитания друг от друга дощатыми перегородками, часто не доходившими до потолка. Хотя комнатушки и напоминали пеналы, в них уже можно было уединиться. С «самостроем» усиленно боролись пожарные инспектора, но довольно быстро отступились, видимо получив команду свыше. В «пеналах» стали селиться семейные.

Бараки просуществовали довольно долго, и к тому времени, о котором идет речь, их имелось еще много. На Правом берегу постоянно строились новые дома, посему бараки активно расселялись и тут же сносились.

Но помимо бараков имелось еще более неблагоустроенное жилье. Именовалось оно землянками. Вообще-то говоря, считалось, что с землянками покончено, однако последние их них мозолили глаза всему Соцгороду, поскольку были расположены на Карадырке, напротив одной из самых оживленных городских магистралей. Склоны гор были усеяны примитивными жилищами, поднимавшимися одно за другим к вершинам, словно ступени. Землянки представляли собой врытый в грунт деревянный остов, между полыми стенами которого была засыпана земля. Крышей служил слой толя, положенный на обрешетку. Внутри имелась одна комната, в лучшем случае еще и сени, они же – кухня. Окна располагались почти вровень с землей. Обогревалась землянка печью, на ней же готовилась еда. Вот, пожалуй, и все. При землянке обычно находился крошечный огород, обнесенный ржавой жестью, отходами штамповки, старыми кроватными спинками. Имелось и подобие дворика, по которому бегала пара-другая кур. Кое-кто держал коз. Электричества в землянках не имелось, освещались керосиновыми лампами. Некоторые умельцы, на свой страх и риск, цепляли провода к какой-нибудь проходящей поблизости магистрали, благо вокруг их было в достатке, но очень скоро бдительные работники городских электросетей обрезали незаконную подводку.

Некогда внизу вдоль шоссе стояли ряды бараков, а при них имелись и магазин, и столовая, и даже баня, но теперь, когда бараки посносили, жителям землянок пришлось туговато. До культурных центров было порядочно. Одно радовало: у подножия хребта проходила трамвайная линия, и это весьма облегчало передвижение до нужных мест.

В наше время не у многих сыщется охота прозябать в трущобе, без простейших удобств и при этом посередине промышленного района. Скажем, до водозаборной колонки нужно было топать не меньше получаса, столько же приходилось идти до ближайшего магазина за хлебом. Однако и здесь имелись свои прелести. Летним вечерком обитатели землянок выползали посидеть на лавочке перед своей хибаркой, поглядывали вниз, на завод, над которым пылали зарева от сливаемого шлака, а то отправлялись на реку, до которой было рукой подать. И хотя при этом приходилось спускаться с кручи и преодолевать многочисленные железнодорожные пути, рискуя попасть под колеса маневрового тепловоза, однако вода была столь теплой, что старческие кости переставало ломить. По правде говоря, купаться здесь можно и зимой, поскольку в этом месте сбрасывались промышленные стоки. Другое дело, что назвать воду чистой было довольно затруднительно, однако жители Карадырки не особенно обращали внимание на это обстоятельство.

Вообще, жизнь в землянке как нельзя лучше подходила для той категории лиц, у которой возникали сложности при взаимоотношениях с законом или с властями. А таковых здесь оказалось довольно много. Во всяком случае, в свое время проблемы на этой почве имелись почти у всех.

Молодежи в землянках вообще не наблюдалось, люди средних лет попадались не часто, а обитали тут в основном старики. Зато кто тут только не встречался! Скажем, в самой настоящей беленой хатке с камышовой крышей, спрятавшейся в небольшом распадке почти на вершине горы, еще совсем недавно обитал тучный осанистый хохол Марко Ковтун, про которого говорили, что он служил адъютантом у Петлюры. Ковтун разговаривал с окружающими на непривычной местному уху смеси русского и украинского языков, но чаще молчал. Обычно летом он сидел на скамейке возле калитки, покуривал кривую трубку-носогрейку и смотрел в небеса. Другой примечательной личностью был Семенов, бывший белый офицер, воевавший у Колчака. Он отсидел положенный срок, а выйдя на свободу, приехал в Соцгород, где у него жила дочь. Однако с родным дитем он почему-то не ужился и потому построил землянку и обитал в ней вместе с толстой гражданкой неопределенных лет, откликавшейся на имя Соня. Семенов из землянки почти не выходил, день и ночь строча мемуары о своей пестрой жизни. Встречались здесь и иные смутные фигуры, чья жизнь была, может, и не столь примечательна, но тоже весьма причудлива.

А внизу, под горой, день и ночь гудел металлургический гигант, до которого обитателям Карадырки не было никакого дела. Чем они жили, каким ветром питались, ведает один бог. В огородах росла картошка, помидоры и морковь. При землянках имелись погреба, в которых хранились сделанные на зиму запасы. Кто-то попрошайничал, кто-то собирал утиль… У иных имелись еще более экзотические источники дохода, скажем, отпевание усопших или изготовление бумажных венков. (Кстати, Дуся приобрела «розы» именно у одной из жительниц землянок.)

Посторонние здесь почти не появлялись, а если и забредал участковый милиционер из соседнего поселка, то об этом сразу же становилось известно, и жители трущоб затаивались и дверей не открывали. Имели место случаи, когда увесистый булыжник, брошенный невесть кем, пролетал над головой милиционера. Поэтому представители власти старались сюда без особой нужды не соваться.

Однажды, за несколько лет до описываемых событий, на Карадырке будто бы обнаружили золотую жилу. Кем был пущен этот слух, так и осталось неизвестным, однако на жалких подобиях улиц замелькали неведомые личности, вооруженные кирками и лопатами. Но местный народ золотую лихорадку не приветствовал. Шурф, который вырыли старатели в том самом распадке, где стояла хатка Ковтуна, ночью кто-то засыпал, а когда, увидев такое дело, лихие ребята стали толпой ходить среди землянок и орать, что они сожгут этот клоповник к чертовой матери, по ним из кустов ударила автоматная очередь. Хотя пули и никого не задели, но золотоискатели немедленно рванули прочь и на Карадырке больше не показывались. Существовала ли жила или это были всего лишь досужие домыслы, так и осталось неведомым, хотя очень возможно, что золотишко в окрестностях хребта водилось, поскольку издревле в этих местах существовали пусть и небольшие, но вполне доходные прииски.

Кстати, насчет автоматной очереди. Оружие имелось почти в каждой землянке. Объяснялось это довольно просто. Как раз напротив Карадырки, по ту сторону трамвайной линии, располагалась так называемая скрапная площадка – место, на которое со всей страны свозили горы металлолома. Тут железо разделывали, пакетировали и отправляли на переплавку в мартеновские цеха. В конце войны, да и значительно позже, вплоть до шестидесятых годов, сюда поступала масса оружия, начиная от пистолетов и винтовочных штыков и кончая танками. Вначале оно было собрано на полях сражений, потом отбраковано в результате утилизации армейских арсеналов. Одно время скрапная площадка практически не охранялась, и среди железного хлама «любители» копались часами. Здесь можно было отыскать вполне исправный «наган», «ТТ» с немного сплющенным стволом, «парабеллум» в рабочем состоянии, «ППШ» без приклада и «МР 40», именуемый также «шмайссером», причем с полным боекомплектом. Умельцы собирали из трех неисправных «трехлинеек» одну действующую. Встречались находки и более зловещего свойства. Раз в немецком танке ребятишки отыскали засохшую человеческую руку, причем при часах. Словом, для тех, кто желал вооружиться, особых преград не имелось.