— Но если бы я не должна была выйти замуж, он все равно оставил бы меня… — сколько мне будет причитаться? — с пятьюдесятью фунтами в год. Ну конечно, ведь это был такой добрый человек, он так хорошо обеспечил все эти филантропические общества. Ничего удивительного, что он не мог беспокоиться еще и о дочери своей жены.

У мистера Чевиота был огорченный вид.

— Боюсь, мисс Трессидор, — сказал он, — что упреками делу не поможешь. Ну что ж, я должен был выполнить свой долг, и я его выполнил.

— Понимаю, мистер Чевиот. Я… я никогда раньше о деньгах не думала. — Он промолчал, а я продолжала: — Знаете вы, где живет моя мать?

Он поколебался, потом ответил:

— Да. Мне случалось, занимаясь делами мистера Трессидора, писать ей. Он назначил ей небольшое содержание, считая это своим долгом. Ведь, несмотря на свою неверность, она оставалась его женой.

— Вы дадите мне ее адрес?

— Не вижу причины для отказа в настоящее время.

— Мне хотелось бы встретиться с ней. Я не видела ее со дня юбилея. Она ни разу не написала ни мне, ни сестре.

— Это было одним из условий, поставленных мистером Трессидором. Чтобы получать от него содержание, она не должна была пытаться установить с вами связь.

— Понимаю.

— Я пришлю вам ее адрес. Она живет на юге Франции.

— Благодарю вас, мистер Чевиот.

Расставшись с ним, я направилась прямо к себе. Вошла Оливия. Она была страшно расстроена.

— Это ужасно, Кэролайн! — воскликнула она. — Он оставил мне так много… а тебе ничего.

Я рассказала ей о своем разговоре с поверенным. Она слушала, широко раскрыв глаза.

— Это неправда. Это невозможно.

— А помнишь, как мы были в гостях у капитана Кармайкла на площади Ватерлоо? Все случилось по моей вине, Оливия. Я сболтнула отцу, что мы туда поехали. Потом он увидел медальон. Ах, ты ведь не знаешь о медальоне. Его подарил мне капитан Кармайкл. Внутри находилась миниатюра с его изображением. Понимаешь, он хотел таким образом дать мне понять, что он мой отец.

— Теперь между нами все изменилось? Мы уже не такие сестры?

— Я думаю, теперь мы сводные.

— О, Кэролайн. — Ее прекрасные глаза наполнились слезами. — Я не могу этого вынести. Такая несправедливость по отношению к тебе.

— Не имеет значения, — с вызовом заявила я. — Я рада, что не он мой отец. Пусть лучше им будет капитан Кармайкл, а не Роберт Эллис Трессидор.

— С его стороны это было жестоко, — Оливия тут же оборвала себя, вспомнив, что говорит об умершем.

— Я выйду замуж… скоро, — сказала я.

— Нельзя будет, пока мы носим траур.

— Я сниму его. В конце концов, ведь он не был моим отцом.

— Все так… ужасно.

Я рассмеялась, но мой смех звучал несколько истерично.

— До сих пор у нас было все общее… гувернантка… уроки… все. А теперь ты наследница, а я нищая… Впрочем, не совсем нищая. Насколько я понимаю, моих денег хватит, чтобы не умереть голодной смертью. А ты, Оливия, неожиданно стала очень богатой женщиной.

— О, Кэролайн! — воскликнула она. — Я поделюсь с тобой всем, что имею. Здесь твой дом. А я всегда буду твоей сестрой.

Плача и смеясь, мы прижались друг к другу.

Я предложила Джереми снова посмотреть кукольный домик, в котором мы собирались обосноваться. Случившееся не должно нам помешать, решила я.

Джереми был странно подавлен, — может быть, под впечатлением похорон. Мне не хотелось вспоминать о них. Я сказала Джереми:

— Рассмотрим получше дом и будем думать о будущем.

Как только мы открыли дверь и вошли, мрачное настроение, казалось, покинуло его. Взявшись за руки, мы обошли все комнаты.

— Это, в самом деле, настоящая жемчужина, — сказал Джереми. — Я мог бы быть очень счастлив, живя здесь с тобой.

— Но мы и будем здесь жить, — заметила я.

— А как мы сумеем его оплатить, Кэролайн?

Оплатить! Я и не подумала об этом.

— Когда что-нибудь покупаешь, за это, как правило, приходится платить.

— Но… — я удивленно посмотрела на него. С видимым замешательством он сказал:

— Ведь вы всегда знали, что я не обладаю большим состоянием. Содержания, которое я получаю от отца, мне хватает… но для покупки дома понадобилась бы крупная сумма.

— Понимаю, вы думали, как и все остальные, что у меня будут деньги.

— Я думал, что ваш отец поможет нам приобрести дом. Скажем, в качестве свадебного подарка. Моя семья тоже постаралась бы кое-что для нас сделать, но я знаю, что купить дом ей не по средствам.

— Ясно. Нам придется поискать что-нибудь менее дорогое. — Он кивнул с серьезным видом. — Однако оставим это. Приобретение дома — не самое главное в жизни. С вами я была бы счастлива везде, Джереми.

Он крепко сжал меня в своих объятиях и стал целовать со все возрастающей страстью. Я засмеялась.

— Зачем нам смотреть этот дом, если мы не можем его купить?

— Приятно представлять себе, что могло бы быть. Я хочу на один день сделать вид, что мы будем здесь жить.

— А я хочу немедленно уйти из этого дома и забыть о нем. Он довольно старый и, вероятно, сырой. А этот садик… Взгляните на него! Единственное грушевое дерево, да и то без плодов. А если они и появятся, то, конечно, будут кислыми. Мы снимем комнаты. Так ведь это называется? Где-нибудь на крыше… на крыше мира.

— О, — выдохнул он. — Я в самом деле люблю вас, Кэролайн.

Я не обратила внимания на прозвучавшее в его голосе сожаление.

А через два дня я получила от него письмо. Видно, ему пришлось немало потрудиться, чтобы найти нужные слова.

«Дорогая моя Кэролайн!

Вы всегда останетесь для меня дорогой. Как мне ни трудно это сказать, но я думаю, мы поступили бы неразумно, если бы решились вступить в брак. Любовь на крыше звучит очень привлекательно, и так оно и было бы… некоторое время. Вы всегда жили в роскоши, у меня тоже всего было довольно. Поженившись, мы были бы так бедны. Если сложить мое и ваше содержание вместе… Два человека не могли бы жить на это.

Дело в том, Кэролайн, что, принимая во внимание обстоятельства, я не имею возможности жениться…

Мое сердце разбито. Я люблю вас и всегда буду любить. Вы навеки останетесь моей мечтой, но я уверен, вы поймете, что вступить сейчас в брак было бы для нас настоящим безумием.

С разбитым сердцем Ваш Джереми, который будет любить Вас до самой смерти».

Это был конец. Он отказался от меня. Считая меня дочерью очень богатого человека, он думал, что женится на наследнице большого состояния. Но он заблуждался.

Счастливый мир, созданный моим воображением, рушился вокруг меня.

Его любовь ко мне была самой нелепой из моих фантазий. Я не плакала. Я просто онемела от горя.

Оливия старалась меня утешить. Она твердила, что мы всегда будем вместе, что я должна забыть все эти глупые разговоры о деньгах. Она поделится со мной своим богатством, и я смогу выйти замуж за Джереми.

Это заставило меня рассмеяться. Я сказала, что никогда за него не выйду и вообще не выйду замуж.

— О, Оливия, я думала, что он меня любит… а в действительности ему были нужны деньги твоего отца.

— Это не совсем так, — настаивала Оливия.

— А как? Я готова была выйти за него при любых обстоятельствах, жить с ним в бедности… Это он не захотел мириться с потерей моего предполагаемого состояния. Не хочу его больше видеть. Я была глупа, но чувствую, что внезапно прозрела. Никому теперь не буду верить.

— Ты не должна так говорить. Это пройдет. Увидишь, увидишь.

Я посмотрела на нее и подумала: наверное, она была влюблена в него. Она не говорила мне об этом и позволила принимать ухаживания Джереми, пока я сама не поняла, чего он стоит.

— О, Оливия, — воскликнула я. — Дорогая, милая сестра, что бы я делала без тебя?

Потом, наконец, пришли слезы, и я почувствовала себя лучше, выплакавшись у нее на груди. Но мое сердце переполняла горечь.

Я изменилась и даже выглядеть стала по-другому, более взрослой. Зеленый цвет моих глаз углубился, в них появился какой-то особый блеск. Я теперь укладывала волосы в высокую прическу, что увеличивало мой рост. Я начала думать о деньгах, чего со мной раньше никогда не случалось. Очевидно, мне придется жить очень экономно, чтобы хватало моего дохода.