Карл, бывало, смотрел на нее с этой его ироничной и будто бы вялой улыбкой и говорил:

— Значит, вы советуете это сделать, толстушка? А, да, ну конечно, я понимаю.

Она часто слышала раскаты его хохота после некоторых реплик Нелл Гвин, а ведь многие из этих реплик имели целью привести ее в замешательство. А теперь вот еще эта весьма встревожившая ее новость: Гортензия Манчини прибыла в Лондон.

В Англии не было ни одного человека, которому она могла бы довериться полностью. Бекингем, ее враг, потерял былое положение, но надолго ли? Шафтсбери ее ненавидел и хотел бы помешать ее влиянию на короля, потому что он был против католичества и собирался, как доверительно сообщил ей Куртэн, ликвидировать папизм в стране. Очень может быть, что Шафтсбери знал о том секретном положении Дуврского договора относительно намерений короля о вероотступничестве; если это так, то он понимает, что она получила от Людовика инструкции как можно активнее способствовать обращению короля в последователя католицизма, причем обращение полное и общеизвестное.

Она сильно волновалась, так как за время болезни частично утратила свойственное ей самообладание.

Она решила, что в Англии есть лишь один человек, способный ей теперь помочь, и для нее настало время выполнить те уклончивые обещания, которые она ему давала. Она тщательно оделась. Несмотря на ее раздавшееся тело, она умела одеться к лицу, она обладала таким вкусом и умением держаться, какие редко встречались при английском королевском дворе.

Она послала одну из своих приближенных служанок в апартаменты лорда Данби с посланием, которое следовало передать тайно и в котором говорилось, что она вскоре навестит его и надеется, что он сможет принять ее наедине.

Служанка быстро вернулась с известием, что лорд Данби с нетерпением ждет ее прихода.

Он встретил ее с преувеличенным выражением уважения.

— Для меня большая честь принять вашу милость.

— Надеюсь, что, навестив вас для дружеской беседы, я не слишком посягаю на ваше время.

— Всегда приятно провести время в вашем обществе, — ответил Данби. Он угадал причину ее тревоги:

— Я слышал, что к нам прибыла герцогиня-иностранка.

— Это мадам Мазарини… пользующаяся дурной славой при всех королевских дворах Европы.

— Она, вероятно, и к нашему двору прибыла за дурной славой, — лукаво заметил Данби. Луиза вздрогнула.

— Не сомневаюсь в этом. Если вы знаете что-либо… — начала она.

Данби смотрел на свои ногти.

— Думаю, — сказал он, — что она не хочет жить во дворце, как ваша милость.

— Она приехала, потому что бедна, — продолжала Луиза. — Я слышала, что ее сумасшедший муж быстро промотал все состояние, которое досталось ей от ее дяди.

— Это так. Она дала понять его величеству, что нуждается в соответствующих средствах, чтобы поселиться на Уайтхолле.

Луиза подошла к нему ближе. Она ничего не сказала, но ему было понятно, что она хотела сказать: «Посоветуйте королю не предоставлять ей эти средства. Вы, чей финансовый гений дает вам возможность обогащаться и сокращать расходы других людей, вы, кто смог сбалансировать королевский бюджет, сделаете все от вас зависящее, чтобы эта женщина не получила того, что просит. Вы станете на сторону герцогини Портсмутской, а это означает, что вы будете врагом герцогини Мазарини».

«Почему бы нет? — думал возбужденно Данби. — Интрига стимулирует. Разоблачение? Карл никогда не обвинял других за то, что они поддаются искушению, которому он сам не делает попытки сопротивляться…»

Он взял ее руку и поцеловал. Когда она позволила задержать свою руку в его руках, он решился.

— Ваша милость, после болезни вы стали еще красивее, — сказал он; он внутренне ликовал, осознав, что она, считавшаяся самой бесстрастной придворной дамой, предлагала себя в обмен на его протекцию.

Он целовал ее грубо, без нежности и уважения. Он привык получать взятки.

Гортензия приняла короля в доме леди Елизаветы Харви.

Она догадывалась, что, как только он услышит о ее приезде в столицу, сразу же пожелает навестить ее. Это было как раз то, чего хотела Гортензия.

Она устроилась на софе, поджидая его. Она была соблазнительно красива, и, хотя ей было уже тридцать лет и она вела необузданную, полную приключений жизнь, красота ее от этого нисколько не пострадала. Ее безупречно классические черты лица останутся безупречными и классическими до конца ее жизни. Ее густые, цвета воронова крыла волосы локонами ниспадали на ее голые плечи; но больше всего ее красили удивительные фиалковые глаза.

Гортензия была невозмутимо добродушна и ленива, ее темперамент был под стать королевскому, очень чувственная, она приобрела большой опыт любовных приключений. Ей часто говорили, что ей стоило бы посетить Англию, и она много раз собиралась возобновить свое знакомство с Карлом, но всякий раз случалось что-нибудь, что мешало ей это сделать; какой-нибудь новый любовник обманывал ее и заставлял забыть о человеке, который хотел стать ее возлюбленным в дни ее юности. Теперь в Англию ее заставила приехать абсолютная нищета. Абсолютная нищета и тот факт, что в Савойе она затеяла такой скандал, что ее попросили уехать. Последние три скандальных года она провела в обществе Сезара Викара, удалого, осанистого молодого человека, который выдавал себя за настоятеля аббатства Сен-Реал. Когда были обнаружены письма, которыми обменивались герцогиня и мнимый аббат, то они, совершенно лишенные какой бы то ни было сдержанности, так потрясли тех, в чьи руки попали, что герцогиню попросили покинуть Савойю.

Поэтому, обнаружив, что она бедна и нуждается в пристанище, Гортензия прибыла в Англию. Она была бесстрашна. Ей пришлось в разгар зимы с риском для жизни переправиться через пролив и прибыть с несколькими слугами в совершенно чужую страну, ни минуты не сомневаясь, что ее захватывающая красота обеспечит ей положение при королевском дворе.

Карл быстро вошел в комнату, взял ее руку и поцеловал, не спуская глаз с ее лица.

— Гортензия! — воскликнул он. — Но вы та же самая Гортензия, которую я любил много лет тому назад. Нет, не та же самая. Черт побери, я тогда не поверил бы, что кто-то может быть красивее, чем самая молодая из сестер Мазарини. Но теперь я вижу, что есть особа более прелестная — герцогиня Мазарини — выросшая Гортензия.

Она рассмеялась на эти его слова и непринужденным жестом руки пригласила сесть, как будто она была королева, а он ее подданный. Карл принял это как должное. Он чувствовал, что на самом деле должен забыть о своем королевском достоинстве перед такой красавицей.

Длинные ресницы оттеняли смуглую кожу лица. Карл не спускал глаз с красивых волос цвета воронова крыла, рассыпавшихся по голым плечам. Эта томная красавица возбудила в нем такое желание, какое он редко испытывал в последнее время. Он знал, что перенесенная болезнь изменила его, он стал не тем мужчиной, каким был прежде. Но он решил, что Гортензия должна стать его любовницей.

— Вы не должны оставаться здесь, — сказал он. — Вам следует тотчас переехать на Уайтхолл.

— Нет, — ответила она, улыбаясь своей томной улыбкой. — Может быть, позже. Если это можно будет устроить.

— Но это будет устроено!

Она рассмеялась, не считая нужным притворяться. Выросла она при французском королевском дворе. Она обладала всеми привлекательными качествами придворных этого двора и научилась быть практичной.

— Я очень бедна, — сказала она.

— Я слышал, что вы унаследовали все состояние своего дяди.

— Это так и было, — ответила Гортензия. — Арман, мой муж, быстро добрался до него и промотал.

— Как! Все?

— Все. Но какое это имеет значение? Я удрала.

— Мы наслышаны о ваших приключениях, Гортензия. Я удивляюсь, что вы не навестили меня раньше.

— Довольно и того, что я теперь приехала. Карл быстро соображал. Она будет просить пенсию, и, если получит достаточно большую, то переедет в Уайтхоллский дворец. Ему надо быстро увидеться с Данби и устроить все это. Но сейчас все эти дела он с ней обсуждать не будет. Она итальянка по происхождению, воспитывалась во Франции, и поэтому, какой бы томной она ни казалась, она знает, как соблюсти свою выгоду.